древних зодчих. Они мнили себя хитроумными мудрецами. а мне эти хитрости
- хитрости детей. Я не изучал архитектуру, но я жил в перенасыщенном
информацией мире, чудовищно усложненном в сравнении с этим, но для меня
привычном, и потому сейчас, после первого шока и полного непонимания,
схватываю все, понимаю все, предвижу... ну, не все, но многие действия,
которые местным макиявелли кажутся хитроумными, а мне как дважды два...
никем не замеченный. Камень пришлось заталкивать обратно всем телом,
поворотный механизм от древности ослабел, но все же глыба вошла в дыру,
словно притертая пробка от флакона с духами.
Те вели вниз, иногда настолько круто, что там в глубине свет факела
выхватывал ступеньки, достаточно стертые. Это явно другого назначения:
они и значительно шире, даже мне можно идти прямо, а не по-крабьи боком,
а местные вообще пройдут по двое, ход либо ведет далеко за город, чтобы
незаметно для осаждающего врага вывести народ или же, наоборот, ввести
тайком подкрепление, подвезти продовольствие, запас стрел или смолы.
выплыла, казалось, прямо из камня. Я с трудом различал человеческие
очертания, даже впадины на месте глаз и рта. Фигура колыхалась, какие
силы удерживают, не понимаю, возможно, тоже пленка поверхностного
натяжения, как каплю воды.
дальше я не могу вас пропустить...
именно стражником на воротах, чтобы не допускать посторонних... в
некое... простите, вам это знать не обязательно...
интеллигентное такое привидение, даже голос стал мягче:
постичь...
ладоней, голоса, запахи... Наши незримые стражи отличают своих, а чужим
лучше не подходить даже близко... Поверьте, я предостерегаю не зря...
у вас там наверняка немалые сокровища, если запрятали так глубоко!
страшное сожаление, в котором одновременно звучало и нечеловеческое
презрение к моему ничтожеству:
увы, никто... Все это мертво, все останется мертвым. И все здесь
мертвы... Я сказал осторожно:
мыслим, а если и плотью, то не той, которую всегда имеют в виду в первую
очередь, из-за чего именуют крайней... А вы, уважаемый, чем бы ни
мыслили, но мыслите же?
не ответил, что такое душа. Эрго когито сум, верно?.. Другое хреново,
вам должно быть скучновато... вот так...
мир. Хотя, конечно, там нет живых людей, там нет золота и драгоценных
камней. Но я как-то уже привык... Сперва я страдал... первые пару сотен
лет... или тысяч, не помню. Потом привык, а теперь даже нравится...
что вотвот выроню факел.
когда-нибудь...
стену. Я заторопился наверх, ноги тряслись уже и от усталости, зубы
стучали. Мелькнула мысль, что призрак слишком уж странный... Говорит о
сотнях лет, намекает на тысячи, но где звериная шкура, каменный топор,
волосатые ноги? Да и речь чересчур гладкая... а чего стоит сама система
узнавания по отпечаткам ладоней, тембру голоса, чуть ли не по
молекулярной или атомарной структуре тела?
вылезший из ледяной реки пес. Все запасы жира давно сжег, измученный
организм уже не дает тепла, зато усталость сковывает даже мозг, где
мысли двигаются, как улитки на льду.
грудь и спину, от рубашки остались одни окровавленные ленты, свисающие
до пояса. Чутье или шестое чувство указали на место в стене, где камни
выглядят несколько темнее. Я прислушался, из-за стены донеслись слабые
голоса.
скрипа медленно подались. Щель появилась такая, что и палец не
просунуть, но я уловил тепло, запахи растопленного масла, навалился так,
что жилы под коленями затрещали. Камень подался еще, я с великим трудом
протиснулся, камень тут же, движимый невидимым противовесом, встал на
место.
плотного полотна. Голоса зазвучали громче. Я страшился, что мое
надсадное дыхание услышат, но там говорили на повышенных тонах,
ругались, даже послышался чей-то обиженный вскрик.
трепыхающееся, как у воробья, задергалось еще чаще. Тронный зал, сам
король в своем кресле с высокой спинкой, снова два кресла справа и слева
зияют предательской пустотой, а к выходу идет, явно разгневанная
королем, пятерка мужчин в помятых доспехах и со следами долгой дороги на
одежде и лицах.
вошли оборванные крестьяне, выражение смертельной усталости сменилось
участием и сочувствием. Я даже подумал, не лицемерие ли, слишком
быстро... Хотя, возможно, и лицемерие тоже.
королю сказать просто нечего Перед ним встали группкой усталые мужчины в
потрепанной одежде, простолюдины, с плотницкими топорами за поясами.
Все, как на подбор, крепкие, рослые прошедшие отбор тяжелой работой в
лесу и на поле умеющие рубить лес и рубить нападающего на скот зверя или
демона. Сейчас они измождены, а в лицах безнадежность.
справа и слева, зияют, как бездны. Даже за спинкой его кресла всего лишь
двое стражников.
седой, но все еще крепкий, как дуб, мужчина. - Ваше величество!.. Мы
пришли из деревни Острой Рыбы...
быть городом! Я там бывал...
демоны... Перед вами, ваше величество, все, что осталось от нашей Острой
Рыбы...
влагой его глаза. Он открыл рот, подыскивая слова утешения, в это время
дальняя дверь с грохотом распахнулась. Вошли Истаниэль, сэр Джон и сэр
Гаальц. Гаальц сразу зыркнул на пустые кресла, на лице появилось
выражение злобного удовлетворения. Сэр Джон, напротив, на кресла
внимания не обратил, но очень внимательным взглядом окинул обоих
стражников, тут же быстро осмотрел весь пустынный зал... некогда
заполненный до отказа доблестными рыцарями и красивыми дамами.
расступились. Гаальц поклонился чуть, словно не короля приветствовал, а
своего подчиненного начальника стражи, сказал резко:
защиту наших владений. Вы не послали.