Чтение 27–й страницы книги ~Хозяева Острога~

- Да.

- С ними можно связаться?

- Только через несколько дней. Сейчас все они спят мертвецким сном.

- Значит, завтра здесь снова будешь ты?

- Да. Но я буду стоять в другом месте. Пока даже не знаю в каком.

- Думаю, что это несущественно... Если я появлюсь снова, ты сможешь меня узнать?

- Конечно.

- Вот и хорошо. Будешь исполнять все мои распоряжения. Заранее предупреждаю, что жалеть своей и чужой крови не придётся.

- Мог бы и не предупреждать. Меня заранее готовили к этому.

- Вы вооружены?

- Как тебе сказать... - впервые ответ стража утратил четкость. - Есть кое-что. С человеком справиться хватит. А против Хозяев мы куда уязвимее, чем, например, ты.

- Почему?

- Заметил наше облачение?

- Ещё бы!

- Оно служит не только для защиты. С его помощью Хозяева держат под контролем всю нашу жизнь. Могут утроить или даже удесятерить наши силы. А могут заставить наше сердце остановиться.

- Снять облачение нельзя?

- Можно, но какой от этого прок. Наши замыслы сразу станут ясны.

- Это верно... Но, оставаясь игрушками Хозяев, вы нам не нужны

- Я постараюсь испортить систему, регулирующую работу нашего облачения, - сказал страж. - Правда, жить после этого мы сможем недолго...

- Что значит, недолго?

- Полдня, даже меньше...

- Этого времени нам должно хватить. А потом мы постараемся снять с вас облачение.

- Боюсь, что на это способны только Хозяева. Но я согласен умереть, если это пойдет на пользу нашему делу... Смотри, смотри! Твоя Хозяйка что-то затевает!

Темняк, уже упустивший Стервозу из поля зрения, никогда не опознал бы её среди других соплеменников и соплеменниц, но у стража, надо полагать, глаз был наметанный. Речь в данном случае шла о конфликте, возникшем на противоположном конце сада. А Стервоза на такие дела была весьма падкой, особенно когда пребывала в расстроенных чувствах.

Темняк успел, что называется, к шапочному разбору. Сразу двое Хозяев (по-видимому, самец и самка), объединив усилия, трепали третьего (скорее всего, Стервозу). Они то выкручивали её, как мокрую половую тряпку, то буквально размазывали по земле. Бедняга уже почти не сопротивлялась.

Темняк попытался было вмешаться, но получил от стража, находившегося тут же, удар локтем в зубы. Железным локтем, заметьте!

- Ты что? - возмутился Темняк. - Руки не распускай, горшок дырявый! А то укорочу!

- Не лезь куда не следует! - огрызнулся страж. - Когда Хозяева дерутся, людям встревать не положено.

- Так ведь двое на одного! - возразил Темняк. - Несправедливо!

- Кто ты такой, чтобы судить о справедливости? Будешь перечить, пойдешь им на кормежку, - страж левой рукой указал на парящих в небе гарпий, а правую повернул так, что стал виден веер стилетов, торчащих из металлического кулака.

- Довод, безусловно, убедительный, - сказал Темняк. - Но в самое ближайшее время я постараюсь его опровергнуть.

- Ты языком не болтай, а лучше волоки свою Хозяйку домой, - посоветовал страж, грубый, вероятнее всего, не по натуре, а в силу своих обязанностей. - Уже темнеет, а ночью здесь делать нечего.

И действительно, в хлопотах разного рода Темняк даже не заметил, что размер светящегося облака уменьшился почти на четверть, а все посетители, за исключением стражей, поспешно покидают сад.

Пора было уходить. Причем уходить, как говорится, несолоно хлебавши. Хотя в обшем-то это печальное резюме относилось только к Стервозе. Для Темняка поход на крышу оказался весьма и весьма плодотворным.

Обратная дорога оказалась сущим мучением. Первую треть пути - до лифта-гейзера - ему вообще пришлось тащить Стервозу на спине (а весу в ней было как в годовалом подсвинке). Дальше вынужденные остановки происходили через каждые десять-двадцать шагов. Охарактеризовать всё это можно было только одним с чувством сказанным словом: "Погуляли-и-и!"

Дома их дожидалась Зурка, у которой, по её собственному выражению, сердце было не на месте.

- Опять избили! - всплеснула она руками.

- А что, такое уже случалось? - полюбопытствовал Темняк.

- Столько раз!

Пока она охала да ахала, одна из кормушек, следуя воле немного оклемавшейся Стервозы, наполнилась резко пахнувшей жижей. По словам Зурки, это была вовсе не пища, а что-то вроде заживляющей мази. Общими усилиями они запихнули измочаленную Хозяйку в кормушку, где та почти целиком скрылась в жиже.

- Не везет, бедняге, - вздохнула сердобольная Зурка. - При мне пятый раз на крышу ходит, и все без толку. Да и не удивительно! Сотня баб на одного мужика. Тут никакой любви не допросишься.

- У нас всё наоборот, - заметил Темняк. - Сотня мужиков на одну бабу. Тоже, наверное, любви просят... Или уже допросились?

За эти шутейные слова он получил совсем не шутейную оплеуху (что интересно, инстинкт бойца, не раз выручавший Темняка, в подобных ситуациях себя ничем не проявлял и все женские пощечины попадали точно в цель).

- Ты дурак, - сказала Зурка. - Хотя и много о себе мнишь. Если я буду уступать всем подряд, то перестану уважать себя. Хватит и одного такого подлеца, как Цвира. Я ищу совсем не то, что ты думаешь. Мне нужен... - она задумалась, подбирая нужное слово.

- Принц, - охотно подсказал Темняк.

- А кто это?

- Ну как тебе сказать... - теперь пришлось задуматься уже Темняку. - Прекрасный юноша, причем не такой, как все. Добрый, деликатный, щедрый, заботливый, нежный. Ну и, конечно, не бедный.

- Разве такие бывают? - спросила Зурка тоном маленькой девочки, зачарованной только что услышанной сказкой.

- Бывают, - кивнул Темняк. - Но, правда, не в Остроге.

- Ты сам их видел?

- Принцев не видел, врать не буду, а вот с принцессами доводилось встречаться.

- Я в принцессы не гожусь? - Вопрос, разумеется, был наивный, но в устах Зурки он звучал очень и очень трогательно.

- Увы, принцессой нужно родиться, - Темняк постарался выразиться как можно мягче. - Но это касается только наследственных принцесс, причастных к власти. А для какого-то одного человека ты можешь стать принцессой в любое время. Поверь, так даже лучше.

- Подожди, - Зурка, до этого сидевшая так близко к Темняку, что их колени соприкасались, вскочила. - Она меня зовет.

Девушка, сбегав к кормушке, помогла Стервозе перевернуться на другой бок и тут же вернулась обратно.

- Как ты её понимаешь? - поинтересовался Темняк.

- Так и понимаю,- Зурка пожала плечами. - Ты ведь понимаешь, что кожа у меня гладкая, а глаза голубые.

- Это совсем другое дело. На то человеку даны чувства. Ровным счетом пять.

- Значит, у меня есть шестое. Ведь Хозяева берут к себе не всех подряд, а только тех, кто прошел строгий отбор. Им нужны понятливые слуги.

- Меня и непонятливым взяли.

- К тебе у Стервозы особое отношение... - Опять у Зурки не хватило точного слова.

- Только не говори, что она меня любит, - усмехнулся Темняк.

- Да нет... Во-первых, она всегда помнит, что обязана тебе жизнью. Во-вторых, она... как бы это лучше сказать...

- Уважает меня!

- Не мешай! Короче, она понимает, что ты не простой человек. Очень даже не простой... Она даже связывает с тобой какие-то свои надежды.

- Любопытно знать, какие?

- Подожди, я спрошу, - Зурка подошла к кормушке и стала поглаживать Стервозу, бултыхавшуюся там, словно тюлень в бочке.

Продолжалось это довольно долго, причем на все шуточки Темняка Зурка отвечала только резким взмахом руки, - отстань, мол. Затем, не прекращая своего довольно рискованного занятия - такая вольность не каждой Хозяйке могла понравиться - она обернулась к Темняку.

- Ну?

- Что ну? - переспросил он.

- Какой ты непонятливый! Если я сейчас обнажусь, тебе будет приятно?

- Еще бы!

- Вот и тебе сейчас придётся обнажиться. Только это касается не тела, а души. Помнишь, как ты однажды вызывал в своём сознании самые важные моменты прошлого? Попробуй снова.

Темняк ещё чесал голову, размышляя над тем, как бы поскорее отвязаться от этих баб да заняться, наконец, неотложными делами, которых накопилась тьма-тьмущая, а рядом с кормушкой уже начало медленно разгораться тусклое сияние, словно бы включался экран тяжелого на подъем лампового телевизора.

Он думал, что Стервоза ищет зримые образы, как-то связанные с грустными событиями минувшего дня, но в световом окне материализовался портрет загадочного Феникса, на смену которому явился не менее загадочный Незримый.

Изображения чередовались. Феникс - Незримый. Феникс - Незримый. Оба они вместе. Потом опять: Феникс - Незримый.

Зурка, не отходившая от Стервозы, нетерпеливо промолвила:

- Ей хотелось бы как-то пообщаться с этими существами. Неужели ты не понимаешь?

- Теперь понимаю, - буркнул Темняк, сознание которого как бы раздваивалось, то целиком погружаясь в светящийся столб, то возвращаясь обратно.

Так и до шизофрении было недалеко!

После целого ряда неудачных попыток он сумел-таки выразить свои мысли чередой последовательных картинок - человек и Хозяин на крыше Острога, человек и Феникс на фоне сказочного пейзажа, Феникс и Хозяин на крыше Острога.

- Ты обещаешь вызвать это существо сюда? - уточнила Зурка.

- Да.

Изображение Феникса на последней картинке замерцало, как бы собираясь исчезнуть.

- Но ты не совсем уверен, что это получится?

- Да.

Изображение восстановилось.

- Тем не менее, ты постараешься?

- Да!

Теперь, хотя уже и в другом ритме, замерцало изображение Хозяина.

- Ты хочешь знать, зачем это нужно Стервозе?

- Да.

Изображение пропало, и осталось только хаотичное мельтешение световых вспышек.

- В твоих мыслях нет ничего такого, что помогло бы Стервозе ответить, - после некоторой паузы сообщила Зурка. - Но ответ как-то касается того самого места, где прежде жили Хозяева. Они покинули его не по своей воле. Возможно, она хочет туда вернуться... Ты что-нибудь знаешь об этом?

- Был у меня в жизни весьма любопытный момент, когда я увидел гораздо больше, чем сумел воспринять, - сказал Темняк, ощушая, что берется за непосильное дело. - Я постараюсь восстановить его в памяти. Хотя за успех не ручаюсь.

- Это было давно? - с сочувствием поинтересовалась Зурка.

- Не знаю... Может, пять, может, шесть, а может, и все десять жизней тому назад. Не это главное. Наша память - особа привередливая. Не все она принимает с одинаковой охотой. Кое-что и отвергает. Сейчас мы это и проверим... Только не торопи меня.

Темняк закрыл глаза, чтобы сосредоточиться, но это почему-то отвлекало ещё больше, и тогда он уставился на голую стену, сделанную из какого-то странного материала, похожего на свежий снег.

То, что ему предстояло сейчас сделать, было проще пареной репы - сиди да вороши память, тем более что цель поисков заранее известна... Но откуда взялось это волнение? Ведь воспоминания никоим образом не способны повлиять на настоящее. Это всего лишь тусклые блики на текучей воде, это дым давно сгоревших костров, это эхо, отзвучавшее навсегда, это слезы навечно потухших глаз, это заброшенные могилы и полузабытые имена, это свершения, превратившиеся в глухие предания.

Почему же тогда так тяжело на сердце? Или это печаль Стервозы передалась ему...

Нет, так не пойдет. Прежде чем отдаться воспоминаниям, надо отрешиться от действительности. Нет ни Стервозы, ни Зурки, ни Острога. Есть серая, хрупкая, равномерно всхолмленная твердь, уходящая к горизонту и там смыкающаяся с непроницаемо-тусклой полусферой, ничем не напоминающий небеса. Есть ледяной ветер, воющий в переплетении голых веток.

...Это были последние минуты его пребывания на Вершени и первые мгновения знакомства с Тропой.

Вновь он смотрел через пространства глазами Незримого, который, находясь одновременно везде, мог созерцать всё.

Серая дымка, до поры до времени скрывавшая то, что не было предназначено для взора смертных, истаяла, и Темняку открылись удивительные виды. Бесконечная череда миров - мертвых, живых, едва только нарождающихся и уже угасающих. Небеса всех мыслимых цветов и оттенков - лазоревые, фиолетовые, зеленые, багровые, желтые, серебристые. Дневные светила - маленькие, большие, яркие, тусклые, одиночные, двойные и бегущие друг за другом хороводом. Горы, моря, степи, леса, реки, вулканы. И города, города, города, среди которых не было даже парочки одинаковых.

Все эти изображения мелькали с почти неуловимой для человеческого глаза скоростью, и Зурка, добросовестно пытавшаяся их разглядеть, закрыла лицо руками.

Пространства сменяли друг друга, как в калейдоскопе, и им не было ни числа, ни счета. И вдруг - Темняк почувствовал это как резкий окрик - всё замерло. Мельтешение фантастических картин остановилось. Стервоза, превратившаяся в стройную колонну, вознеслась над кормушкой. Волшебное сияние волнами исходило от неё. Одна только Зурка продолжала держать ладони у глаз.

То, что было лишь мимолётным кадром, одним из тысячи тысяч, замерло, а потом развернулось в ясный до мелочей пейзаж, видимый как бы с возвышенности, плавно уходящей вниз. Здесь были и голубые небеса, украшенные светилом, очень похожим на предзакатное земное солнце, но только испещрённым хорошо заметными темными пятнами, и неестественно близкий горизонт, слегка искаженный световой рефракцией, и разбросанные повсюду дома-стаканы с полупрозрачными стенками, на крыше каждого из которых росло могучее Родительское дерево, увешанное созревающими плодами.

Вне всякого сомнения, это была родина Хозяев, недостижимая и желанная, словно для людей - сад Эдема.

Продержавшись с полминуты, изображение потухло, и Стервоза осела обратно в кормушку.

- Ну и как? - поинтересовался Темняк. - Что она говорит?

- Она ничего не говорит, - вздохнула Зурка. - Она молчит. Её душа - сплошная рана.

- Надо как-то внушить ей, что я хочу покинуть Острог и увести с собой единомышленников.

- Давай попробуем, - с оттенком сомнения произнесла Зурка. - Всё будет зависеть от твоей способности шевелить мозгами. Что касается Стервозы, то она готова на многое, очень на многое... Благодаря тебе ей привиделся потерянный рай.

Этой ночью, последней ночью их пребывания в Остроге, никто из заговорщиков не спал, а что касается Темняка и Зурки, то они просто разрывались на части.

Всё должно было решиться до полудня или не решиться никогда. К сожалению, возможность передать весточку на уличное дно отсутствовала, но, наверное, это было и к лучшему. Если мятеж на верхотуре закончится крахом, то зачем зря дергать мирных обывателей. А в случае успеха они и сами обо всем догадаются.

На текущий момент Темняк располагал почти полусотней преданных бойцов, имевших при себе "термалки"; из которых впоследствии предполагалось соорудить "хозяйские кочерёги", да устными заверениями беспредельшиков, затесавшихся в ряды стражей сада. Стервоза, продолжавшая пребывать на грани нервного срыва, придерживалась неясной позиции - не отвергала план Темняка, но и не приветствовала его.

Короче говоря, активы заговорщиков были невелики. В пассиве, кроме всего прочего, находились ещё и лизоблюды, которым сегодня предстояло узнать о вероломстве Темняка. Их карательная вылазка обещала загубить все дело.

Что касается шансов на успех, то исчислить таковые было просто невозможно (слишком много неучтённых факторов оставалось за скобками), хотя Темняк говорил о девяти из десяти. Для себя он загадал другую цифру, более реальную - пять на пять.

Мятеж должен был начаться во время визита Стервозы на крышу, однако, игнорируя замыслы заговорщиков, она продолжала спать. Наверное, сказывались треволнения вчерашнего дня. А возможно, она вообще утратила интерес к саду любви. Как известно, неудачный половой опыт часто ведет к фригидности и импотенции.

- Как же её завести? - ломал голову Темняк. - Как разжечь былую страсть? Думай, Зурка, думай, вы ведь обе женщины.

- Ничего не приходит в голову, - девушка явно находилась в растерянности. - Хотя прежде я замечала, что она проявляет нездоровый интерес к совокуплению людей.

- Ну и что? В детстве я тоже не прочь был понаблюдать за совокуплениями животных, - ответил Темняк. - Однако это отнюдь не побуждало меня к немедленным половым подвигам... Впрочем, если никаких других предложений нет, придётся испробовать это средство. Ты, надеюсь, не возражаешь?

- Нет. Но учти, я соглашаюсь исключительно ради всеобщего блага, - официальным тоном заявила Зурка.

- Самоотверженности острожан можно только позавидовать, - сказал Темняк. - Вчера страж, охраняющий сад, обещал не пожалеть ради общего блага собственной жизни. Ты готова пожертвовать чем-то не менее дорогим. У такого народа, безусловно, должно быть великое будущее.

- Не пора ли от слов перейти к делу? - напомнила Зурка, к этому самому делу уже готовая (девке долго ли собраться - только исподнее скинуть!).

- А где бы нам лучше всего расположиться? - В то время, как Зурка уже сбросила с себя всё, включая оковы условностей, Темняк продолжал пребывать в плену неуместных умствований. - Может, прямо на ней?

- Наоборот, - нетерпеливо возразила девушка. - Мы должны находиться на некотором удалении, дабы она могла полагать, что остаётся незамеченной.

- К чему такие сложности! Она ведь умеет читать человеческие мысли.

- Когда я занимаюсь любовью, у меня нет мыслей! - рассвирепела Зурка. - Да и в Стервозе я собираюсь разжигать похоть, а не раздумья!

Вопреки сомнениям Темняка, замысел Зурки удался, хотя и не с первого и даже не со второго раза. Пришлось попотеть. Так уж устроена наша жизнь: если хочешь чего-то добиться, надо пахать и пахать.

Однако устранение одних проблем привело к возникновению новых.

Стервоза, объятая любовным пылом, выказывала вполне очевидные намерения отправиться в поход на крышу, зато Темняк, поистратившийся физически и морально, внезапно утратил интерес к этому мероприятию.

- Мне, честно сказать, уже не до бранных подвигов, - признался он. - Сейчас бы горшочек киселя да в кроватку...

До тех пор, пока все присущие Темняку волевые и телесные качества не восстановятся в полном объеме, командование взяла на себя Зурка. Истинного главаря она тащила за собой чуть ли не силком. По пятам за этой парочкой следовали заговорщики, просто рвавшиеся в схватку (а куда им ещё было девать свою нерастраченную биологическую энергию?).

Первая задержка возникла возле лифта-гейзера, способного поднять за один раз только двоих пассажиров. Вследствие этого отряд растянулся на многие сотни метров. Когда первые заговорщики, возглавляемые Стервозой, уже ворвались в зал, являвшийся как бы преддверием сада любви, последние ещё дожидались своей очереди на нижнем уровне.

- Куда вас столько? - возмутились обычно молчаливые стражи, вследствие присутствия Стервозы и не помышлявшие о грозящей опасности. - Все вон, кроме одного!

Темняк на всякий случай подал условный знак, но никто на это не отреагировал. Наоборот, один из стражников замахнулся на него кулаком, который, благодаря выдвигавшимся стилетам, являлся оружием прямо-таки смертоносным.

Однако стилеты так и не покинули свои гнезда, а сама рука - вернее, её металлическая оболочка - заскрежетав, замерла в весьма неестественном положении. Беспределыцик, имя которого осталось неизвестным, оказался человеком слова (впрочем, этого качества фанатикам было не занимать). Таким образом, стражи стали пленниками своего собственного боевого облачения, куда более тесного и неудобного, чем гробы.

Этих бедняг даже не стали связывать, а просто отшвырнули в сторону - ну что, спрашивается, взять с обреченных на гибель калек?

В следующее мгновение заговорщики уже высыпали на крышу, где, заранее предупрежденные Темняком, не стали тратить драгоценное время на созерцание красот природы, прежде неведомой им.

В отсутствии эффективного оружия (при всех своих достоинствах "кочерга" была скорее средством устрашения) приходилось полагаться в основном на внезапность и нахрап, тем более что находившиеся здесь Хозяева никаких неприятных сюрпризов, кроме разве что безответной любви, не ожидали.

Темняк, никак не связанный с преступным миром, тем не менее хорошо усвоил одно бандитское правило: жертву лучше всего брать тёпленькой - в увеселительном заведении, в сортире, в постели (желательно чужой).

Однако неведомо кем включённая система тревожного оповещения сработала, и мостик - единственный в своем роде - исчез ещё прежде, чем на него ступила нога первого заговорщика.

Такого не ожидала даже Стервоза, о чём немедленно сообщила Зурка. Мало того, что во рву шастали злобные и неизбалованные обильным питанием твари, сама его глубина делала все попытки форсирования заведомо бессмысленными. Без специальных штурмовых лестниц тут делать было нечего.

Впрочем, кое-какие идеи на сей счет у Темняка имелись. Стоя у самого края рва, под которым уже начали собираться ящеры, воспринимавшие любую суету как обещание скорой поживы, он принялся громко кричать:

- Годзя! Годзя! Сюда, мой малыш!

Обделенный голосом, но отнюдь не слухом, тысячепудовый малыш не замедлил явиться на зов того, кого он полагал родной матерью, и мигом разогнал своих алчных сородичей. По всему выходило, что он пользуется здесь беспрекословным авторитетом.

Темняк ловко спрыгнул на спину Годзи, а за ним, распластавшись в прыжке, словно блин, смело последовала Стервоза. Остальное, как говорится, было делом техники, вернее, психотехники - но, естественно, не человеческой, а хозяйской.