планету, ибо планеты эти были разными: своя - у России, и своя - у Украины.
переговоры и демонстрации, а временами - побоища, как случилось в Симферополе,
Харькове и Донецке: там сражались Русская Дружина и громадяне, украинские
националисты. Потом сфера помех накрыла Землю, и вопрос с космическим
переселением был снят с повестки дня.
было несколько станций Пандуса, а среди них - ряд особо мощных,
укомплектованных интернациональным персоналом и предназначенных для перемещения
городов. И еще он помнил о том, что на одной из них, в Харькове, трудился его
предок, инженер из Далласа, штат Техас, - Питер Гилмор, не русский и не
украинец, а чернокожий американец, безвинная жертва случая и обстоятельств.
Громадяне в борьбе за власть резали всех и каждого, чужих и своих; русские, как
слабейшая сторона, были более терпимы, и потому Питер Гилмор с кучкой
соотечественников прибился к ним. Они не воевали на стороне Русской Дружины, Но
когда война была закончена и проиграна, возвратились в Новый Свет - как
беглецы, лишенные отчизны, вместе с караванами переселенцев, уходивших в море
от крымских и одесских берегов.
Саймона знали намного меньше и, если не считать Марию, не проявляли склонности
к истории и интереса к поучительным беседам. Обычно он уединялся с девушкой и
Гилмором на берегу во время долгих дневных остановок, но случалось им толковать
и на палубе - вполголоса, негромко, хоть Саймон не делал тайны из этих
разговоров. Как-то раз Петр-Педро, доверив руль сыновьям, подошел, присел на
теплые доски, послушал, переводя взгляд с Мигеля на Саймона, затем спросил:
макушку:
произнес:
свой исход случился - когда драпали из Европ в Америки. И чего тогда не
поделили? Что тут, что там - один черт...
велел, чтоб тот держался у берега, а не лез на стрежень, если не хочет
поплавать прибитым к доске.
Земля, без права остановки и пересадки. Триста лет плывем...
только подрагивали пушистые веера ресниц да тонкие пальцы мяли подол цветастого
платья, - Переменится, - повторил он. - Скоро!
устройство на Луне, о котором ты говорил? Но как? Тебе пришлют что-нибудь
подходящее? Оружие или космический корабль? Саймон покачал головой:
искать здесь, на Земле. Искать и надеяться, Мигель. Мир велик!
людей тут, кучка - там, а меж них - океаны и бесплодные континенты, изрытые
кратерами... Что здесь найдешь?
разобрали по винтику. Но в ЦЕРУ ты не отыщешь ничего. Там...
в развалинах, население - в панике, их лидеры не могут договориться друг с
другом...
забормотал. "Мертвые тени на мертвой Земле..." - послышалось Саймону.
глаза, оставив крохотную щелочку. Теперь он мог смотреть на Марию, мог
любоваться девушкой - незаметно, как приникший к земле гепард глядит на яркую
птицу-певуна, алую, с золотистой грудкой. Сейчас этот процесс созерцания
казался Саймону гораздо более важным, значительным, чем разгадка тайн
Майкла-Мигеля или даже вся его миссия; и в этот момент Земля представлялась ему
не огромной западней, а мирным склоном Тисуйю-Амат, где он провожал солнце
вместе с Чией.
утонувший в ее глазах...
проходит бесследно".
городки и деревни, прячась у берегов, пересекая в темноте широкие
озера-кратеры. Саймон заметил, что Кобелино все чаще подсаживается к Марии,
тянет руки к ее коленям, заводит разговоры. Девушка отмалчивалась, пряталась в
трюм, старалась держаться поближе к Саймону и Майклу-Мигелю. Учитель Кобелино
не любил; для него мулат оставался все тем же огибаловским отморозком, которому
случай и прихоть брата Рикардо сохранили жизнь.
Саймон разбил ему челюсть, пояснив, что не стоит зариться на хозяйское добро.
Этот воспитательный акт явился весьма своевременным; теперь мулат обходил Марию
за пять шагов, но временами взирал на нее с откровенной злобой.
- паровое суденышко, которое двигалось против течения порядком быстрее баркаса,
так что уйти от погони не было никакой возможности. Петр-Педро, очевидно, уже
прикидывал, как поплывет на доске вместе со своими сыновьями и пассажирами, но
Саймон велел ему не тревожиться, спустить парус и лечь в дрейф, а когда катер
приблизился, швырнул гранату. На мелководье у берега взрыв был особенно силен:
вода, тина и песок взметнулись к небесам, перемешанные с деревянными и
металлическими обломками, потом водяной столб опал, тяжелое затонуло, легкое
уплыло, а съедобным занялись кайманы. Петр-Педро сплюнул за борт, Пашка
выругался с явным облегчением, Кобелино разразился ликующими воплями. Филин
одобрительно хмыкнул, а Дан и Васко, хозяйские сыновья, глядели теперь на
Саймона точно так же, как смотрит пара щенков на матерого волкодава. В глазах
их читались восхищение и безмерная преданность; они наконец обрели вождя,
великого предводителя краснокожих, мечущего бомбы и убивающего врагов
десятками.
доказать свое превосходство, а в прочих местах - лишь в силу необходимости;
смерть противника рассматривалась им как акт самозащиты, как воздаяние за
совершенный грех или как превентивная мера, способная предохранить невинных от
унижения и гибели. Но в любом случае это не являлось поводом для восторга.
"Нормальной человеческой реакцией скорее должен быть страх. Возможно,
отвращение", - размышлял он, посматривая на Гилмора и Марию.
выказывали, Гилмор, взирая на пиршество кайманов, что-то шептал, молитву,
проклятия или стихи, а девушка казалась печальной; глаза ее были опущены, брови
сведены, у краешков губ залегли страдальческие морщинки. О чем она думала? О
мешке, повисшем над темным озером? Об острых клыках рептилий, терзающих плоть?
О муках расставания с жизнью? Но эта плоть, исходившая кровью в медленных
струях Параны, была, по крайней мере, бесчувственной и мертвой, растерзанной
взрывом, - не люди, а клочья мяса, бесформенные ошметки, кайманья пища.
которым они прибивали пленников.
огненным фонтаном, а в обширном зале, с бойницами у потолка, с высокими окнами
и застекленными дверьми, которые выходили на галерею - она тянулась от башни к
башне вдоль всего второго этажа. Начался ноябрь, последний весенний месяц, и в
полуденные часы на воздухе ; было уже слишком знойно; солнце расплавленным
огненным шаром висело над океанскими водами, и легкий бриз, задувавший с моря,
не умерял жары. Но здесь, в просторном зале, под защитой массивных каменных
стен, царила приятная прохлада.
из черного дерева, с несколькими креслами, обтянутыми крокодильей кожей.
Количество кресел менялось; случались спокойные времена, когда их было (Десять
или девять, но в периоды смуты и резни вполне хватало четырех. Кланы воевали
меж собой, заключали и разрывали союзы, атаковали и отступали, побеждали и
терпели поражения, и все это сказывалось на креслах у овального стола; в них
могли восседать лишь победители и владыки. Сейчас кресел было семь, но дело шло
к тому, что в ближайший месяц их число сократится до полудюжины.
покойником и звать его в этот зал не было ни малейшего резона; дон Эйсебио
Пименталь, предводитель "черных клинков", редко покидал фамильную резиденцию в
Разломе, не появляясь в Рио месяцами; дон Монтальван Большой Палец являлся
фигурой незначительной, и с его мнением не стоило считаться - "Длинные плащи"
были самыми слабыми в семерке правящих бандеро. Что касается Хорхе-Георгия
Диаса по кличке Смотритель, возглавлявшего крокодильеров, то он, наоборот, был
слишком силен, слишком прямолинеен, груб и напорист в своем стремлении к
единоличной власти, так что на кулуарные сборища триумвирата его, как правило,
не приглашали. Собственно, смысл союзных обязательств между "штыками",
Шилова Юлия
Ибсен Генрик
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий
Лондон Джек