Чтение 27–й страницы книги ~Люди огня~

- Юкио Мисима - престарелый писатель, лауреат Нобелевской премии, - объяснял он Марку.

- А чего это он?

Для меня не было вопроса "чего это он?", я Мисиму читал. В основном танатология эроса. Но текст что надо, и явно инспирированный, то ли небесными силами, то ли наоборот. Скорее наоборот. Нобелевку ему дали явно с целью досадить папскому престолу. Нобелевский комитет всегда любил пофрондерствовать.

- Он создал свою молодежную организацию. "Общество щита". Так, мальчишки, в войну играют. Впрочем, я удивляюсь, что он раньше не поднял мятежа.

Интеллигентный ками осуждающе смотрел на него.

- Не стоит так презрительно, ками Варфоломей. Юкио мне все равно что ученик.

Я несколько обалдел от обращения.

- Извините, ками Тэндзин, не знал, - ответил Варфоломей.

- Лучше зовите меня Сугавара-но Митидзане. Тэндзин - небесный бог! Ну какой я небесный бог? Занимаюсь университетами. И Юкио помог с этой его западной премией. Хорошо, что он точно указал адрес Нобелевского комитета в своей молитве. Похлопотал. Заодно посмотрел страны западных варваров* [В XVI-XVII вв. европейцев называли в Японии "южными варварами", поскольку португальские корабли приплывали с юга. Ками Тэндзин делает поправку, явно основываясь на современных географических данных.].

"Страны западных варваров" было произнесено с интонацией, означающей "ничего там хорошего нет".

- А почему не Кавабате? Не помолился?

Кавабата Ясунари - вечный соперник Мисимы - был обойден Нобелевским комитетом* [В нашем мире, альтернативном миру "Людей огня", Нобелевскую премию дали не Мисиме, а Кавабате.].

- У Мисимы стиль лучше.

- Как вы думаете - это серьезно?

- С захватом базы? Конечно! Юкио всегда мечтал о героической смерти. Успеть бы!

- А почему вы решили нам помогать, Сугавара-сан? Из-за Мисимы? - вмешался я.

- Не только. Ваш ками Эммануил сначала показался мне просвещенной личностью. И я принял его приглашение.

- Сначала?

- Да, до этого ужасного действа в стиле восточных дикарей.

Кто такие западные варвары, я уже понял. Но восточные дикари? Американцы, что ли?

- Он имеет в виду самураев, - шепнул мне Варфоломей, заметив мое недоумение.

- Почему?

- Восточные дикари, Болотов-сан, самовольно узурпировали власть в Японии, поселившись сначала в Кама-куре на востоке страны, а потом в Эдо, - объяснил Тэндзин.

- А я думал, что харакири - национальный обычай...

- Во-первых, сэппуку, молодой человек, а во-вторых, смертная казнь в нашей благословенной стране была отменена еще во времена императрицы Сетоку.

- Восьмой век, - просуфлировал Варфоломей.

- Потом, когда в двенадцатом веке к власти пришли восточные дикари, традиции милосердия были, к сожалению, забыты. Да и чего ждать, если вместо императора страной постоянно правит непонятно кто? Сначала проклятый род Фудзивара, потом эти солдафоны. Я надеялся, что ками Эммануил станет настоящим государем, сменив потомков Аматэрасу - слабый род, безропотно уступавший власть то министрам, то сёгунам. Я слишком много времени посвятил изучению китайской философии, чтобы не понимать, что способности государя определяются не происхождением, а благой силой дэ. Но ваш Эммануил разочаровал меня, пойдя на поводу у диких обычаев.

Господь повернулся к нам и с интересом смотрел на Тэндзина. Тот спокойно выдержал этот взгляд. Не робкого десятка ками, покровитель наук Тэндзин.

- Надеюсь, что я вас еще очарую, ками Тэндзин, - с улыбкой сказал Эммануил.

Вертолет тряхнуло. Мы шли на посадку. Варфоломей был бледен, как туманная луна, и сделался еще бледнее.

- Как ты себя чувствуешь? - тихо спросил я.

- Прекрасно!

- Прекрасно он себя чувствует, - сказал Господь. - У него теперь другое тело - тело духа. Вам всем это предстоит - пройти через смерть и измениться.

Я вздрогнул. Марк побледнел.

Варфоломей усмехнулся и положил мне руку на плечо. И я почувствовал жжение в знаке на руке, словно его смазали кислотой.

- Не бойся, Петр, - сказал Варфоломей. - Это не так страшно.

- Да, я видел.

- Тебе будет легче, - успокоил Господь.

Звучали выстрелы. Автоматные очереди.

У вертолета нас встретил японский полковник. Отдал нам честь. Поклонился Эммануилу.

- Ариеси Абэ, - представился он. - Командующий базой.

Господь кивнул и вопросительно посмотрел на него.

- Они захватили штаб, - доложил полковник.

- Сколько их?

- Человек двадцать.

- И вы два часа не можете с ними справиться?!

- Там компьютерный центр. Мы стараемся не применять минометы. Но мятежники окружены.

- У них нет шансов. Предложите им сдачу.

- Предлагали. Бесполезно.

- Понятно. Пошли.

Здание штаба, методично обстреливаемое со всех сторон, представляло собой печальное зрелище". Пустые глазницы окон, битое стекло у изуродованных пулями стен. Сомневаюсь, что от компьютеров что-нибудь осталось. Можно было смело применять и танки, и минометы, и тяжелую артиллерию. Хуже не будет. По крайней мере для компьютерного центра.

Мы укрылись в здании напротив. Отсюда мятежников тоже обстреливали - два солдата с автоматами у окна непосредственно рядом с нами. Дадут очередь и укроются за простенком. И немедленно приходит ответ. Пули рикошетят по стенам.

Нам тоже выдали оружие, и я присоединился к солдатам. Мой военный опыт ограничивался сборами от университета. Один месяц. Десять лет назад. Так что стрелял я не особенно искусно. Но и страха не было. Почти. Господь воскресит, я был в этом уверен.

- Здесь опасно... - сказал Абэ. Судя по всему, он никак не мог определиться с обращением к Эммануилу.

- Мне нет, - ответил Господь и встал у окна. Варфоломей подошел и встал рядом с ним. Пули их не замечали.

- Дело не в компьютерах, Господи, - заметил Варфоломей. - Они берегут Мисиму. Лауреат Нобелевской премии - Национальное сокровище* ["Национальное сокровище" - звание, присваиваемое в Японии людям, снискавшим прижизненную славу на различных поприщах.]. Это его официальный титул.

- Нельзя сказать, что они совсем не правы.

К окну подошел Тэндзин и встал рядом с Господом, почти не оставив мне места. В углу комнаты в позе лотоса воссел Хатиман и погрузился в медитацию.

Господь презрительно смотрел на мои тщетные усилия казаться хорошим солдатом.

- Оставь, Пьетрос. Здесь думать надо, а не переводить патроны.

- Разбомбить его к чертовой матери! - в перерыве между очередями предложил Марк, усердно трудившийся у соседнего окна.

- Нет, Марк. Я уважаю местные национальные сокровища.

Близилось утро. Светлело небо, и звезды становились меньше. Но вдруг время словно повернуло назад. Снова стало темнее, ветер затих, и ударила молния. Ужасающий раскат грома, близкий, словно в соседней комнате, заглушил звуки автоматных очередей. И при свете прожекторов мы увидели трещину на стене штаба и языки пламени в окнах.

- Вот так, - сказал Тэндзин.

Молния ударила еще раз, и здание запылало.

Эммануил благодарно посмотрел на Тэндзина, не только покровителя наук. Тэндзина - Небесного Бога, японского громовержца.

- Спасибо, Сугавара-сан. Я знал, что вы нам поможете.

- А ваш ученик? - поинтересовался Варфоломей.

- Мисима жив. Я бил аккуратно.

- Хорошо. Надеюсь, он спасется.

Эммануил оглянулся на Абэ.

- По выходящим из здания не стрелять. Брать в плен.

Но из штаба никто не вышел. Зато на крыше появились два человека. За дымом было трудно разглядеть, кто это. Но Тэндзин подался вперед и судорожно схватился за подоконник.

Двое опустились на колени. Потом произошла заминка. Не было видно, что там происходит. Но дым на минуту рассеялся, и я увидел, что они расстегивают одежду. В отсветах пламени блеснули мечи. Звуков не было слышно - странная немая сцена. Двое падают вперед. Почти одновременно.

- Пойдемте, - сказал Господь и махнул нам рукой.

Мы шли по плацу, открытому всем ветрам и снайперам. Но никто не стрелял.

Господь подошел к штабу и протянул руку к пламени. Медленно опустил. И пламя повиновалось - как когда-то на наших с Марком кострах. Пожар прекратился, только струйки дыма еще тянулись вверх изо всех окон.

Мы подождали еще минут десять, пока дым рассеется, и вошли в здание.

Бетонный монолит не так-то легко спалить. Только черные стены и потолки да полопавшиеся стекла. От компьютеров, конечно, остались одни детали - раздолье для злоупотреблений, "Если списать - из каждых трех можно собрать один", - профессионально подумал я.

Несколько трупов, изрядно попорченных пожаром. Господь не обратил на них внимания, спокойно перешагнув через мертвых японцев.

На втором этаже - та же картина. Только мертвецов больше, человек пятнадцать: по двое-трое в каждой комнате.

Послышался стон. Господь остановился, кивнул нам с Марком. Мы перевернули раненого. Эммануил скользнул взглядом по его лицу и равнодушно отвернулся.

- Вызовите врача, - бросил он Абэ.

Наконец мы оказались на плоской асфальтированной крыше. Я вляпался ботинком в темную лужу какой-то жидкости. Марк посветил фонариком, и жидкость сверкнула красным.

Метрах в пяти от нас лежали те двое. Марк заскользил по ним фонариком, и я почувствовал кисловатый привкус во рту - предвестник тошноты. Они лежали в отвратительной луже из крови, рвоты и внутренностей.

- Переверните их, - приказал Господь.

Преодолевая отвращение, я опустился рядом с трупами. По-моему, даже Марку было не по себе.

Но мы подчинились.

Варфоломей посветил на залитые кровью лица мертвецов. Узнать их было невозможно.

- Оботрите их, - сказал Эммануил.

- Чем? - растерянно спросил я.

- Чем угодно.

Марк, менее брезгливый, чем я, уже использовал для зтой цели рукав собственной рубашки. Скрепя сердце я последовал его примеру.

Одним из мятежников, совершивших сэппуку, был, несомненно, Мисима. Я помнил его по фотографиям на обложках книг. Вторым был красивый юноша лет двадцати. Он был мне незнаком.

- Отойдите!

Господь опустился на корточки рядом с Мисимой и положил руку ему на плечо. Тело вздрогнуло, и рана на животе начала исчезать.

"Интересно, а после костра он тоже может воскресить? - подумал я. - Что, если остались одни угли? А после атомной бомбы? Где границы его власти?" И сразу пришел ответ: "Может!" Вид смерти вообще не имеет для него значения. Я был в этом уверен. Почему бы и нет, если можно воскресить человека, у которого в животе осталась половина внутренностей. Как там в Писании сказано? "Восстанут во гробах!" Через тысячи лет после смерти.

Мисима открыл глаза.

- Кто вы?

Вероятно, он еще не полностью осознавал окружающее.

- Будда Амида, - усмехнулся Господь.

- Вы!!!

- Я. Смотрите, поднимите голову.

Господь поддерживал его за плечи. Голова воскресшего лежала у него на колене.

Мисима с трудом пошевелился.

- Смотрите, - продолжил Господь. - Это ками: Тэндзин и Хатиман. Они пришли приветствовать вас. Вы отныне - один из них.

Я обернулся.

Облик буддийского монаха разительно изменился. Теперь перед Господом и Мисимой стоял средневековый воин в черных доспехах, и за его спиной развивалось восемь кроваво-красных флагов с золотыми иероглифами. Громовержец Тэндзин по-прежнему остался скромным интеллигентным старичком. И вежливо кланялся, спрятав руки в рукава кимоно.

Мисима смотрел на ками и, видимо, не верил своим глазам. Потом повернулся к Эммануилу:

- Зачем вы вернули меня?

- Я хочу исполнить вашу мечту. Вы хотели стать предводителем юных воинов, неумолимых и прекрасных, как боги войны. Вы получите это. Вы хотели борьбы и подвигов, достойных средневековых буси, но выбрали не ту сторону и потерпели поражение. Все еще не поздно исправить. Вы хотели смерти. Вы получили ее. Но теперь ваша жизнь и ваша смерть - в моих руках. Соглашайтесь - и ваши штурмовые отряды будут маршировать по улицам городов Японии. И не двадцать человек - двести тысяч!

Глаза Мисимы было заблестели, но тут же погасли.

- Где Мотоори?

- Тот, кто совершил сэппуку вместе с вами?

Мисима кивнул.

- Сейчас.

Эммануил бережно передал Мисиму на руки Варфоломею и опустился на колени рядом с юношей.

Воскресший писатель, сжав губы, следил за новым воскрешением. Ками подошли к нему и о чем-то тихо заговорили.

Мотоори вздохнул и открыл глаза.

- Ну, принимайте вашего друга, - обратился Господь к Мисиме. Встал, подошел, внимательно посмотрел на него. - Что вы думаете о моем предложении?

Писатель приподнялся на локте. Видимо, с удивлением обнаружил, что движения даются ему все легче и легче, и поднялся на ноги.

Ответ уже готов был сорваться с его губ. И я знал какой. Слишком упрямо он смотрел на Господа.

Но Эммануил остановил его предостерегающим жестом:

- Не спешите с ответом. Подумайте. В любом случае я вас прощаю. И не отниму от вас свое прощение.

Мы сели в вертолет. Мисима был угрюм и молчал всю дорогу. Я украдкой рассматривал его. Все-таки знаменитость. Некрасивый, в общем-то, японец. Но накачанный. Спортсмен, кроме всего прочего. Человек, который сам себя сделал. Всегда восхищался такими.

Юный Мотоори вел себя совсем иначе, а именно - болтал без умолку. У всех разная реакция на стресс. А смерть - это стресс, знаете ли.

- Сэнсей хотел пропустить меня вперед, - рассказывал Мотоори, - и стать моим кайсяку. Он сказал, что полностью доверяет мне и не сомневается, что я сделаю сэппуку вслед за ним, если буду вторым, и если бы я был женщиной, он бы совершил сэппуку первым. Ведь женщина должна была бы всего лишь перерезать себе шейную артерию, а это легкая смерь. Но, так как я мужчина, мне придется вспороть себе живот, и он не может допустить, чтобы я остался без кайсяку.

Мисима тяжело посмотрел на него, как на предателя. Мотоори не заметил.

- Но я не мог допустить, чтобы без кайсяку остался сэнсей, и отказался, - продолжил юный самурай. - Тогда мы решили совершить сэппуку одновременно.

Вставало солнце. Мы летели над безумно красивыми японскими горами, столь любимыми местными художниками. И солнце было подернуто туманной дымкой. Луна в тумане означает таинственное и необычайное. А что означает, когда в тумане солнце?

Как только мы вернулись во дворец, Эммануил немедленно отпустил обоих: и Юкио Мисиму, и Мотоори. Потом до нас дошли сведения, что они вновь попытались совершить двойное самоубийство. Но сталь не замечала их тел, проходя насквозь, не нанося ран и не причиняя боли. И Мисима сам явился к Господу и принял его предложение. Не прошло и недели, как по улицам Токио прошагали с факелами орлы Мисимы.

ГЛАВА 3

Господь отправился в политическое турне по странам Юго-Восточной Азии и прихватил с собой Марию, Варфоломея, Филиппа, Иоанна и двенадцать даосских сяней в качестве личного эскорта. Остальных оставил мне для охраны императорского дворца.

Если бы только сяней! Вся бюрократическая работа свалилась на меня. Я бы уже давно героически скончался, придавленный этим грузом, если бы не Тэндзин. Престарелый ученый вспомнил, что лет этак тысячу назад, еще будучи человеком, а не бессмертным ками, он занимал должность министра правой руки, откуда, собственно, его и сместил ненавистный род Фудзивара, и удачливому придворному пришлось отправиться в почетную ссылку на остров Кюсю.

Нельзя сказать, чтобы за тысячу лет Тэндзин сильно отстал от жизни. Вообще не отстал! Полезно курировать университеты - он всегда оставался в курсе последних достижений науки. Впрочем, в области науки и образования он все же проявлял наибольшую осведомленность и деловое нетерпение. Думаю, никогда ни до нас, ни после нас в Японии так не финансировали высшие учебные заведения.

В общем, ками Тэндзин с удовольствием тряхнул стариной, а я вздохнул свободнее.

Военное ведомство естественным образом перешло к Хатиману. Но я не доверял этому странному монаху-воину и поставил над ним Марка. Жалоб и нареканий не поступало. Значит, спелись.

А вот мой старый знакомый иезуит Луис Сугимори Эйдзи остался не у дел. У меня нашлись лучшие консультанты по местным обычаям. Я уже привык к роли локального царька и в то утро, когда Луис попросил аудиенции, решил, что он обижен опалой и собирается занудствовать по поводу моего невнимания. До конца нашего договора оставалось ровно три дня.

Сугимори вошел и поклонился. Я встал из-за стола и вышел к нему навстречу, улыбнулся, отчаянно пытаясь подражать знаменитой японской вежливости, и по-европейски пожал руку.

- Рад вас видеть. Чем обязан?

- Помните наш договор?

Ага! Пришел водяной к солдату: "Должок!"

- Помню, - смиренно ответил я.

- Вы сейчас поедете со мной.

- А в чем дело?

- У меня есть важные сведения. Важные не только для вас - для всей империи, созданной Господом.

- Так расскажите.

- Бесполезно. Вы не поверите. Могу только показать.