опустились.
бороться.
интеллигенции, литераторам и всей читающей публике Фонда. Представление
человека о доме Миса зависело от того, что этот человек читал. Вдумчивые
биографы называли дом Миса убежищем от мирской суеты, светская хроника
намекала на холостяцкий беспорядок, коллеги по университету говорили, что
у Миса много книг, но хозяйство ведется бестолково, приятели - что всегда
можно выпить и положить ноги на диван, а телевидение кричало:
"Полуразвалившаяся хижина лысеющего клеветника и якобинца Эблинга Миса".
Байте, у которой не было читателей и слушателей, как не было и предвзятого
мнения, он показался просто неряшливым.
было ей так тяжело, как получасовое ожидание в доме психолога, возможно,
под тайным наблюдением. В тюрьме, по крайней мере, рядом был Торан.
которого, понуро опущенный, выдавал тоскливое настроение хозяина.
Магнифико подтянул колени к подбородку, словно хотел сжаться в точку, и
Байта, машинально протянув руку, утешительно погладила его по голове.
Магнифико поморщился, потом улыбнулся.
только ударов.
и даю слово, можешь посмеяться надо мной, но мне вас очень не хватало.
кажется, это хороший человек, который не сделает нам зла.
уже допрашивал меня, да так строго и напористо, что я вспоминаю об этом со
страхом. Он задает такие странные вопросы, что я и слова не могу сказать в
ответ. Я начинаю верить сказочнику, который говорил мне, ребенку, что
иногда сердце встает поперек горла и не дает говорить.
рык. У самого порога он оформился в слова:
Вошел сердитый Эблинг Мис, поставил на пол какой-то сверток и пожал Байте
руку, ничуть не заботясь о том, чтобы не сделать ей больно. Она ответила
сильным мужским пожатием. Мис кивнул шуту и обратился к молодой женщине:
клавиш. Попробовав клавиши, шут в избытке радости сделал сальто назад,
отчего обрушилась шаткая мебель.
остывшего сердца.
ненадолго задерживаясь то на одной, то на другой, и в воздухе возникла
какая-то теплая розовость.
играй и радуйся. Только сначала настрой инструмент: он из музея, - и
вполголоса Байте. - Ни один человек в Фонде толком не умеет на нем играть,
- и еще тише. - Шут не хочет без вас говорить. Поможете?
ума. Поэтому я хочу усыпить его бдительность, а после этого задать
несколько вопросов. Вы меня понимаете?
сейчас по его реакции я вижу, что эта одна из величайших радостей в его
жизни. Поэтому, понравится вам его игра или нет, сделайте вид, что
понравилась. По отношению ко мне выразите расположение и доверие. И во
всем следуйте моим указаниям.
визисонором и, казалось, был полностью поглощен своим занятием, и светским
тоном спросил у Байты:
редких инструментов. Мне не очень понравилось.
редки. Дело здесь не в быстроте и ловкости пальцев; орган требует более
серьезной физической подготовки. Для визисонора нужна определенная
раскованность мышления, - и тише. - Поэтому наш ходячий скелет может
показать высокий класс игры. Часто случается, что люди, хорошо играющие на
визисоноре, во всем остальном идиоты. Это один из парадоксов, которые
делают психологию увлекательной.
снова светским тоном. - Я ее осмотрел и выяснил, что ее сигналы
непосредственно стимулируют мозговой зрительный центр, не затрагивая
зрительного нерва. В природе такое явление невозможно. А звук нормальный.
Работает барабанная перепонка и все, что положено. Тс-с-с! Он приготовился
играть. Нажмите вон тот выключатель. В темноте будет лучше.
превратился в бесформенную, тяжело сопящую массу. Байта изо всех сил
таращила глаза, но ничего не видела. Раздался тонкий, пронзительный
дрожащий звук и стал набирать высоту. Где-то в немыслимой выси он
остановился и покатился вниз, распух, заполнил комнату и с оглушительным
взрывом лопнул. В воздухе возник маленький пульсирующий цветной шарик. Он
рос, выбрасывал протуберанцы, которые ползли вверх и в стороны, извиваясь
и переплетаясь. Некоторые оторвались, образовав маленькие шарики разных
цветов. Байта стала обнаруживать странные вещи.
гораздо лучше, что малейшей пульсации цвета соответствует определенный
звук, что она не может назвать ни одного из цветов, участвующих в игре и,
наконец, что цветовые шарики - вовсе не шарики, а какие-то фигуры.
возникающие из ничего, обвивались один вокруг другого и сливались в новые
фигуры.
ночам зажмуривалась до боли, а потом всматривалась в темноту. А цветные
шары, круги и волны вертелись вокруг нее в бешеном танце и вдруг понеслись
прямо на нее; ахнув, она закрыла лицо руками, они остановились, и Байта
оказалась в центре сверкающего водоворота, холодный свет сыпался с ее
плеч, как снег, стекал по рукам, капал с пальцев и, подхваченный невидимым
течением, возвращался в центр комнаты. А под ногами струились ручьи
музыки. Потом Байта перестала понимать, где звук, а где свет. Ей стало
любопытно, видит ли Эблинг Мис то, что видит она, и если нет, то что он
видит. Долго думать об этом Байта не могла: перед ней запрыгали новые
фигуры - человеческие? Да, женщины с волосами, пляшущими, как огонь. Они
схватились за руки и закружились в хороводах, а музыка зазвучала, как
смех, тихий женский смех.
сложный узор, вспыхнули, и на их месте встал дворец. Каждый камень в его
стене сверкал, двигался и играл цветами по-своему, и по этим камням взгляд
бежал все выше и выше - а там ослепительно сверкали двадцать башен,
которыми был увенчан дворец.
пространство. Из него поднимались фонтаны цвета, превращались в деревья и
пели своими собственными голосами.
Потянувшись к тоненькому деревцу, она тронула рукой цветок. Лепестки
осыпались на землю с хрустальным звоном.
посыпался ей на колени, разлетаясь сверкающими брызгами, которые
собирались в радугу, а по радуге, как по мосту, побежали фигурки людей. И
все это: дворец, сад, люди на мосту - плыло по волнам плотной, почти
осязаемой музыки.
смешались, собрались в шар, шар сжался, подпрыгнул к потолку и исчез.
комнате зажегся свет, прозаический дневной свет.
законченной сказке. Эблинг Мис сидел, не двигаясь, широко открыв глаза и
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Суворов Виктор
Ибсен Генрик