сказала она.
последняя надежда - кровопролитие? Да скорее я сам стану иоаннитом. Итог:
"Источник Норн" не сможет просить полицию, чтобы та очистила его владения.
кое-что высидели. Я сейчас, действительно, в определенном смысле доволен.
В последнее время жизнь стала слишком скучной. Вот я и спрашиваю, не
хочешь ли ты принять участие в одной забаве?
наша юная надежда уляжется спать.
На этой неделе в школе выпускные экзамены.
приятель тебе не понадобится. А здесь он способен делать элементарные
вещи, может нести охрану, а если у нее разболится животик, он сбегает к
соседям и разбудит их всех.
хотя и не очень твердо.
иногда стали сниться кошмары, купили ей охранитель сна. Маленький
деревянный солдатик с мушкетом наизготовку стоял возле ее кровати, готовый
прогнать из сна все страшное. Я не особенно верил приборам, призванным
возмещать родительскую любовь (и вообще родителей). Но они помогали.
приняла на время роль домашней хозяйки, чистокровную скаковую лошадь не
заставишь до бесконечности тащить плуг.
недолго. И она, и я одели черные свитера и брюки. Фары выключили. Мы
летели, пользуясь колдовским зрением. Это было хотя и противопоказано,
зато безопасно. Летели над городом, где созвездиями светились окна и
уличные фонари. И, наконец, помело пошло вниз. Район, где расположились
промышленные предприятия. Здесь было еще темнее, еще более пусто, чем
обычно в эти часы. Возле магазинов, пакгаузов я не увидел практически ни
одного мерцавшего здесь крохотного голубоватого огонька. Добрый народец
всегда пользовался предоставленной ночью возможностью, пока вокруг нет
людей, заглядывать, удивляясь и восхищаясь, в окна. Сегодня что-то
спугнуло их.
тревожное, яркое, словно пламя рассвета, зарево. Когда мы приблизились,
утихший было ветер усилился. Засвистел, донес мне запах плоти, пота,
ладана, отдающего кислотой и электрической энергией сверхъестественного.
Волосы встали дыбом у меня на хребте. Импульс был так силен, что мне
пришлось приложить все усилия, чтобы не превратиться в волка-оборотня.
сада, где в теплую погоду завтракали наши рабочие, ничего не осталось,
кроме грязи и сигаретных окурков. Я прикинул, здесь собралось сотен пять
народу. Свободного места не осталось, и приземлиться было невозможно. В
целом, толпа оставалась на месте, но движение отдельных тел создавало
бесконечную рябь. Волнами катились слитные звуки голосов и шарканье ног.
перекусить или выспаться, забравшись в спальные мешки. Они сохраняли
почтительное расстояние от установленного в дальнем конце переносного
алтаря. Время от времени кто-то из них преклонял колени и кланялся алтарю.
увидев его белую мантию и молитвенную позу, в которой он мог оставаться
часами. Руки широко раскинуты, точно у орла крылья. Мы услышали печальное
высокое песнопение. Позади алтаря поблескивал высокий т-образный крест. На
самом алтаре четыре талисмана - чаша, скипетр, меч и диск. Два псаломщика
размахивали кадилами. В воздухе пахло сладковатым и как ни странно,
морозным дымком.
изучением обычаев новой церкви. Не, чтобы Джинни и я были совсем уж
невежественны и не знали о новых научных открытиях, доказывающих
реальность божества и всего прочего, вроде абсолютного зла, искупления и
загробной жизни. Но у нас создалось впечатление, что это лишь отрывочные
сведения, и за ними скрывается что-то еще. И что бог имеет такое множество
проявлений, что они едва ли доступны ограниченному человеческому
пониманию. Так что мы смело могли именовать себя унитарианцами.
насчет доктрин и обрядов, но это всего лишь вершина айсберга, и это было
несколько лет тому назад. Во всяком случае нужно быть причастником... Нет,
много больше посвященным, в конце концов адептом, тогда лишь можно
сказать, что понимаешь, что означает этот обряд.
имеющее, казалось, источников, свечение, на всю эту широкую,
развернувшуюся передо мной сцену. Вокруг здания стояли дородные, одетые в
синее полицейские. Несомненно, их коробило от летящих в их адрес
язвительных замечаний.
церквям. Они бы, точно, не против были бы арестовать проповедника
вероучения, утверждающего, что их собственная вера должна исчезнуть.
упрячут его в холодную. Может быть, сейчас он предает нас анафеме.
Полагаю, что он мог бы это сделать, учитывая, что у нас свобода религии, и
что человек не может указывать богу, а может лишь просить его милости. Но
вдруг он действительно творит заклинания, вызывает вредоносные колдовские
силы?
в том, что неизвестно, где кончаются их молитвы, а начинаются заклинания.
Идем на посадку, пока что-нибудь не случилось. Происходящее сейчас мне
что-то не нравится.
слишком беспокоили. Священник, в общем, тоже. Вероятно, они служили свою
эзотерическую мессу лишь чтобы воодушевить демонстрантов. Разве церковь не
заявляла, что она - церковь вселенской любви? Может, она, будучи выше
всего земного, действительно не нуждается в насилии? Время "ветхого
завета", время нового завета, время сына, было временем искупления. Время
Евангелия от Иоанна, время духа святого, будет временем любви и раскрытия
тайны. Ни на что не взирая.
проведения демонстрации. Исключение делалось лишь для тех, кто хотел
улететь отсюда.
самых низов становились иоаннитами. Для значительного большинства из них
идея об отречении от этого, достойного лишь презрения, грешного
материалистического мира означало ни что иное, как вошедшее в моду
требование уничтожения этого мира. Искушение одним махом взлета наверх и
там попивать коктейль "молотов" нередко оказывались слишком сильными.
сюда. Даже с эскортом, в случае необходимости. Но это могло бы вызвать то,
чего нам хотелось избежать - взрыв. В общем, лучше всего для нас было
проскользнуть сюда незамеченными. Незаметно, как для врагов, так и для
друзей. Но сноровка, отличающая нашу команду, несколько поблекла. Нам
следовало бы как следует собраться.
Открывающая система вспомогательного оборудования вентиляции пронизывала
здание от первого этажа до крыши. В обычных условиях наши работники
входили и выходили через двери. Но сегодня двери были перекрыты дважды.
Телами оппозиционеров и установленными нами защитными полями. Чтобы снять
эти поля, требовалось усилие высококвалифицированного чародея.
хотелось. Все окна первого этажа были прикрыты ставнями. Сквозь
вентиляционное отверстие доносился снизу невнятный говор, молитвенное
пение. Положив метлу, я шепнул на ухо Джинни (ее волосы щекотали мои губы,
и это было восхитительно):
распевали народные песни.
посмотрим, что там еще.
горел свет. Мы прошли туда. Наши шаги в пустоте звучали слишком громко. И
мы почувствовали облегчение, когда добрались до кабинета Барни Стурласона.