там его снова встретит Механический пес, что вершины деревьев вдруг застонут
и зашумят от ветра, поднятого пропеллерами геликоптеров.
спокойный, как текущая рядом река. Почему пес больше не преследует его?
Почему погоня повернула обратно, в город? Монтэг прислушался. Тишина.
Никого. Ничего.
Тишина. До чего же тихо, Милли! Не знаю, как бы ты к этому отнеслась.
Пожалуй, стала бы кричать: "Замолчи! Замолчи!". Милли, Милли". Ему стало
грустно.
донесшийся с далеких полей, воскресил вдруг в памяти Монтэга давно забытую
картину. Однажды еще совсем ребенком он побывал на ферме. То был редкий день
в его жизни, счастливый день, когда ему довелось своими глазами увидеть, что
за семью завесами нереальности, за телевизорными стенами гостиных и жестяным
валом города есть еще другой мир, где коровы пасутся на зеленом лугу, свиньи
барахтаются в полдень в теплом иле пруда, а собаки с лаем носятся по холмам
за белыми овечками.
спать на свежем сене в пустом сарае позади одинокой фермы, в стороне от
шумных до рог, под сенью старинной ветряной мельницы, крылья которой тихо
поскрипывали над головой, словно отсчитывая пролетающие годы. Лежать бы
опять, как тот да, всю ночь на сеновале, прислушиваясь к шороху зверь ков и
насекомых, к шелесту листьев, к тончайшим, еле слышным ночным звукам.
приподнимется и сядет. Шаги затихнут. Он снова ляжет и станет глядеть в
окошко сено вала. И увидит, как один за другим погаснут огни В домике
фермера и девушка, юная и прекрасная, сядет у темного окна и станет
расчесывать косу. Ее трудно будет разглядеть, но ее лицо напомнит ему лицо
той девушки, которую он знал когда-то в далеком и теперь уже безвозвратно
ушедшем прошлом, лицо девушки умевшей радоваться дождю, неуязвимой для
огненных светляков, знавшей, о чем говорит одуванчик, если им потереть под
подбородком. Девушка отойдет от окна, потом опять появится наверху, в своей
залитой лунным светом комнатке. И, внимая голосу смерти под рев реактивных
самолетов, раздирающих небе надвое до самого горизонта, он, Монтэг, будет
лежать в своем надежном убежище на сеновале и смотреть как удивительные
незнакомые ему звезды тихо ухо дят за край неба, отступая перед нежным
светом зари.
всю ночь на губах его будет играть улыбка, теплый запах сена и все увиденное
и услышанное в ночной тиши послужит для него самым луч шим отдыхом. А внизу,
у лестницы, его будет ожидать еще одна, совсем уже невероятная радость. Он
осторожно спустится с сеновала, освещенный розовым светом раннего утра,
полный до краев ощущением прелести земного существования, и вдруг замрет на
месте, увидев это маленькое чудо. Потом наклонится и коснется его рукой.
несколько яблок и груш.
готов принять его и дать ему время подумать над всем, над чем он должен
подумать
незнакомая ему местность, и миллионы неведомых запахов, несомых прохладным,
леденящим мокрое тело ветром,- все это разом навалилось на Монтэга. Он
отпрянул назад от этой темноты, запахов, звуков. В ушах шумело, голова
кружилась. Звезды летели ему навстречу, как огненные метеоры. Ему захотелось
снова броситься в реку, и пусть волны несут его все равно куда. Темная
громада берега напомнила ему тот случай из его детских лет, когда, купаясь,
он был сбит с ног огромной волной (самой большой, какую он когда-либо
видел!), она оглушила его и швырнула в зеленую темноту, наполнила рот, нос,
желудок солено-жгучей водой. Слишком много воды!
глаза. Словно сама ночь вдруг глянула на него. Словно лес глядел на него.
далеко, столько перенести, и, когда уже считаешь себя в безопасности и со
вздохом облегчения выходишь наконец на берег, вдруг перед тобой...
одного человека.
осенние листья.
запахом крови и дыхания зверя, запах кардамона, мха и крестовника, в глухой
ночи деревья стеной бежали на него и снова отступали назад, бежали и
отступали в такт биению крови, стучащей в висках.
ноги Монтэга погружались в них, словно он переходил вброд сухую шуршащую
реку, пахнущую гвоздикой и теплой пылью. Сколько разных запахов! Вот как
будто запах сырого картофеля, так пахнет, когда разрежешь большую
картофелину, белую, холодную, пролежавшую всю ночь на открытом воздухе в
лунном свете. А вот запах пикулей, вот запах сельдерея, лежащего на кухонном
столе, слабый запах желтой горчицы из приоткрытой баночки, запах махровых
гвоздик из соседнего сада. Монтэг опустил руку, и травяной стебелек коснулся
его ладони, как будто ребенок тихонько взял его за руку. Монтэг поднес
пальцы к лицу: они пахли лакрицей.
тем осязаемее становился для него окружающий мир во всем своем разнообразии.
У Монтэга уже не было прежнего ощущения пустоты - тут было чем наполнить
себя. И отныне так будет всегда.
траве - в одну сторону, в другую.
заброшенного железнодорожного пути.
новизны, тот магический талисман, который еще понадобится ему на первых
порах, которого он сможет коснуться рукой, чувствовать все время под ногами,
пока будет идти через заросли куманики, через море запахов и ощущений,
сквозь шорох и шепот леса.
чего, однако, никак не смог бы доказать: когда-то давно Кларисса тоже
проходила здесь.
как темнота впитывается в его тело, заползает в глаза, в рот, а в ушах стоит
гул лесных звуков и ноги исколоты о кустарник и обожжены крапивой, он вдруг
увидел впереди огонь.
чей-то глаз. Монтэг замер на месте, казалось, стоит дохнуть на этот слабый
огонек, и он погаснет. Но огонек горел, и Монтэг начал подкрадываться к
нему. Прошло добрых пятнадцать минут, прежде чем ему удалось подойти
поближе, он остановился и, укрывшись за деревом, стал глядеть на огонь. Тихо
колеблющееся пламя, белое и алое, странным показался Монтэгу этот огонь, ибо
он теперь означал для него совсем не то, что раньше.
вокруг костра были скрыты темнотой. Над руками - неподвижные лица,
оживленные отблесками пламени. Он и не знал, что огонь может быть таким. Он
даже не подозревал, что огонь может не только отнимать, но и давать. Даже
запах этого огня был совсем другой.
фантазии, будто он лесной зверь, которого свет костра выманил из чащи. У
него были влажные в густых ресницах глаза, гладкая шерсть, шершавый мокрый
нос, копыта, у него были ветвистые рога, и если бы кровь его пролилась на
землю, запахло бы осенью. Он долго стоял, прислушиваясь к теплому
потрескиванию костра.
посидеть под деревьями вблизи заброшенной колеи и поглядеть на мир со
стороны, обнять его взглядом, словно мир весь сосредоточился здесь, у этого
костра, словно мир - это лежащий на углях кусок стали, который эти люди
должны были перековать заново. И не только огонь казался иным. Тишина тоже
была иной. Монтэг подвинулся ближе к этой особой тишине, от которой,
казалось, зависели судьбы мира.
чем. Речь их текла спокойно, то громче, то тише,- перед говорившими был весь
мир, и они не спеша разглядывали его, они знали землю, знали леса, знали
город, лежащий за рекой, в конце заброшенной железнодорожной колеи. Они
говорили обо всем, и не было вещи, о которой они не могли бы говорить.
Монтэг чувствовал это по живым интонациям их голосов, по звучавшим в них
ноткам изумления и любопытства. А потом кто-то из говоривших поднял глаза и
увидел Монтэга, увидел в первый, а может быть, и в седьмой раз, и чей-то
голос окликнул его:
просим к нам.
Сертаков Виталий
Шломо Вульф
Корнев Павел
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Рыбаков Вячеслав