остаться грязь и которые затруднили бы выздоровление. Но на двух средних
пальцах была задета кость, и из порезов на них все еще сочилась кровь. Он
встал. И в первый раз после того, как на него напали, посмотрел на
Этиаран.
биение собственного сердца причиняло ей боль. Она смотрела на него с
отвращением, и ее лицо было напряжено, выдавая свирепую первобытную силу.
Он ясно видел, что она и в самом деле готова силой вести его в Ревлстон,
если это понадобится. Она была для него немым укором, усугубляя его
ярость. Он воинственно помахал у нее перед лицом своей раненой рукой.
готова броситься на него. Но потом она овладела собой, подавив свою
гордость. Нагнувшись над рюкзаком, она развязала его, вытащила кусок белой
материи и, оторвав от него полоску нужной длины, вернулась к Кавинанту.
Бережно поддерживая его руку, она осмотрела порез, кивнула, выразив тем
самым удовлетворение результатом осмотра, и крепко обмотала пальцы
Кавинанта мягкой тканью.
искать. Порезы не страшные, грязи в них нет, они быстро заживут.
Забрасывая его на спину, она сказала:
пальцах. Рана была горячей, словно нож все еще был там. Теперь он уже знал
ответ. Тьма несколько развеялась, так что он мог осмотреться вокруг без
паники. И все же он еще боялся. Ему грезились выздоровевшие нервы: он не
понимал прежде, что был так близок к гибели. Беспомощный, лежа где-то без
сознания, он был в тисках кризиса - кризиса своей способности к выживанию.
Чтобы перенести это, ему потребуется вся его дисциплина и непреклонность,
на которую у него еще хватит сил.
нож Триока из земли правой рукой. Рука, на которой недоставало пальцев,
соскользнула с рукоятки ножа, когда он дернул его прямо на себя.
Рукоятка его была обмотана кожей, чтобы за нее удобнее было держаться, а
острие лезвия, казалось, было достаточно острым для того, чтобы им можно
было бриться.
нем волоски так, будто лезвие было смазано.
зашагал следом за Этиаран.
боль. Лямки рюкзака, врезавшиеся в плечи, мешали нормальному
кровообращению в руках, усугубляя боль в кистях; от мокрых носков на ногах
вздулись волдыри, которые - и это было невероятно - он остро чувствовал;
мышцы от усталости словно налились свинцом. Но Этиаран упорно,
безостановочно шла впереди него по дну ущелья, и он двигался за ней, как
будто влекомый силой ее воли. Глаза его уже ничего не видели; он утратил
всякое чувство времени, пространства - всего, кроме чувства боли. Вряд ли
он заметил, что засыпает, и когда его встряхнули за плечи и он проснулся,
то ощутил лишь какое-то отрешенное, безразличное удивление.
сгущались сумерки. Разбудив его, Этиаран протянула ему миску горячего
бульона. Кавинант машинально проглотил его. Когда миска опустела, Этиаран
взяла ее, а взамен подала большую фляжку с молодым вином. Кавинант
опустошил и ее.
мягкие пальцы, лаская и расслабляя все ноющие мышцы, вливая в них целебные
соки, так что он уже больше не мог сидеть. Положив под голову рюкзак
вместо подушки, он снова лег и уснул. Последнее, что он увидел, прежде чем
глаза его сомкнулись, была Этиаран, сидевшая по другую сторону чаши с
гравием, покрытая густыми тенями, обратившая лицо к северу.
почти совсем рассеялась, Этиаран наконец удалось разбудить Кавинанта. Он с
неохотой сел, потирая лицо руками, словно за ночь оно онемело. Прошло
несколько мгновений, прежде чем он вспомнил о вновь обретенной
чувствительности своих нервов; он подвигал руками, пошевелил пальцами,
глядя так, как будто видел их впервые. Они были живые, живые!
ботинки, он ощутил острую боль от волдырей. Пальцы ног были такими же
живыми, как пальцы рук.
себя:
Должно быть, это Этиаран укрыла его.
ручью, чтобы умыться. Откуда в ней бралось мужество делать для него
подобные вещи?
снова боится своей спутницы.
накормила его, проверила повязку на раненой руке, уложила рюкзаки -
словом, все делала так, словно Кавинант был обузой, к которой она уже
привыкла. Только темные круги от бессонницы вокруг глаз да скорбная линия
рта говорили о том, что она держит себя в руках усилием воли.
затем нехотя закинул на плечи рюкзак и пошел следом за Этиаран по дну
ущелья, словно ее прямая спина была приказом, ослушаться которого он не
мог.
мелочей. Она не пошла бы ни на какие компромиссы: в ней не было ни тени
сомнения в своем авторитете, ни малейшего соболезнования. Хотя мышцы его
натянулись и стали негнущимися, подобными кости, хотя боль в плечах
заставляла его сгибаться под тяжелым рюкзаком и сделала похожим на
горбуна, хотя волдыри на ногах лопнули и ему пришлось снять ботинки и
ковылять дальше босиком, как будто его ограбили разбойники, - ее спина
вынуждала его продолжать путь, словно ультиматум: или иди исполнять свой
долг, или сойди с ума, иной альтернативы я тебе не дам. И Кавинант не мог
противоречить ей. Она шла впереди, похожая на призрак, и он следовал за
ней, словно у нее был ключ к его существованию.
очутились на поросшем вереском склоне горы, почти точно к северу от
высокого мрачного пальца Смотровой Кевина. На западе виднелись Южные
Равнины; и ручей, протекавший по дну ущелья, тоже поворачивал в этом
направлении, чтобы потом, вдалеке отсюда, слиться с Мифиль. Но Этиаран
повела Кавинанта дальше на север, петляя вдоль попадавшихся время от
времени тропинок и через травянистые поля, окаймлявшие горы справа от них.
солнца. А на востоке величественно и спокойно вздымались горы - на
несколько сот футов выше тропинки, выбранной Этиаран. Здесь заросли
вереска сменялись широкими прокосами голубой травы. Склоны гор были
покрыты цветами, над которыми порхали бабочки, здесь же попадались густые
заросли кустарников и группы деревьев - дубов и смоковниц, изредка
попадались вязы и какие-то деревья с золотистыми листьями - Этиаран
называла их золотень, - похожие на клены.
лазурного неба - были полны весеннего пыла, знаменуя своим буйством и
роскошью возрождение природы.
от страшной усталости, боли, непонимания. Словно кающийся грешник, он
плелся следом за Этиаран, повинуясь ее молчаливому приказу.
совершенно машинально, запинаясь на каждом шагу, хотя в этот раз он не
уснул на ходу, как накануне. Когда Этиаран остановилась и сбросила свой
рюкзак, Кавинант рухнул на траву, словно подрубленное дерево. Его
перетруженные мышцы сводило судорогами, и он не мог ничего с этим
поделать, кроме как помассировать их рукой. Вынужденный бодрствовать, он
помог Этиаран, вытащив из рюкзаков одеяла, пока она готовила ужин. Тем
временем солнце почти совсем зашло, и его последние лучи испещрили
травяное поле полосами янтарного света, чередующимися с длинными тенями; и
когда на небе появились звезды, Кавинант лег и стал смотреть на них,
пытаясь расслабиться с помощью вина.
час за часом тащится по пустыне, а чей-то издевательский голос призывает
его насладиться свежестью травы. Это видение повторялось и повторялось,
словно навязчивый кошмар, до тех пор, пока Кавинант не почувствовал, что
злость как бы выходит из него вместе с потом. Когда наступил рассвет и
разбудил его, он встретил это так, словно его оскорбили.
зажила. Явная боль утихла. Но его нервы тем не менее не утратили своей