Чтение 27–й страницы книги ~Те, кто охотится в ночи~

-- Случалось ли вам когда-либо слышать толки о вампирах старше вас?
Скажем, старше на сто лет? На двести?

Странное выражение мелькнуло в глубине бледных глаз дона Симона. Он как
раз начал подниматься по лестнице на второй этаж; бесцветные волосы мерцали
подобно нимбу в свете лампы.

-- Куда вы клоните, Джеймс?

-- Я думаю о вампиризме, -- тихо сказал Эшер. -- О медленном
перерождении тела -- клетка за клеткой -- в нечто иное, нежели смертная
плоть. И о росте возможностей вампира. Моя жена медик, и я знаю, что такие
болезни, как сифилис, чума, оспа часто ведут к перерождению организма, даже
если не убивают его при этом.

-- Вы рассматриваете вампиризм как болезнь?

-- Да. Передаваемую через кровь, разве не так?

-- Дело не только в этом.

-- Алкоголизм перестраивает мозг, приводя к сумасшествию, -- сказал
Эшер. -- Некоторые болезни разрушают мозг или часть мозга; наконец сам мозг
способен влиять на работу всего организма. Это было известно еще до
опубликования работ Фрейда об истерии. Если вы бывали в Индии, то должны
были видеть, что делают факиры с собственным телом исключительно силой воли.
А версия моя такова: что, если вампиризм имеет особенности, проявляющиеся
лишь с возрастом? С возрастом, которого не достиг еще ни один из живущих
ныне вампиров. И одна из таких особенностей -- иммунитет к солнечному свету.
Но вы так и не ответили на мой предыдущий вопрос.

Вместо ответа Исидро двинулся дальше, вверх по лестнице. Эшер
последовал за ним со свечой. Он зажег газовый рожок в верхнем холле и открыл
две двери. Одна вела в прихожую, другая -- в спальню. Оба помещения имели
нежилой вид.

-- Странная вещь, -- медленно проговорил Исидро, -- но весьма немногие
вампиры Европы и, насколько мне известно, Америки достигли возраста двести
пятьдесят -- триста лет. Сегодня вампиризм -- это явление, скорее
свойственное городам: здесь больше неимущих, и смерть может быть практически
незаметна. Правда, города втягивают вампиров в свои катаклизмы...

Он открыл дверь в конце холла. За ней оказалась чердачная лестница.
Эшер задержался, осматривая скобы и петли, привинченные с внутренней
стороны. Они были целы; замок висел, аккуратно повешенный на вбитый в косяк
крюк.

Эшер проверил ключи. Два из них подошли к замку. В отличие от
подвальной, дверь на чердак была снабжена еще и наружной петлей, но ясно
было, что никто никогда не пытался ее сорвать.

Они обменялись взглядами, и Эшер пожал плечами:

-- Не удивлюсь, если здесь окажутся бумаги.

-- Доктор Гриппен и я были единственными уцелевшими после лондонского
пожара, -- продолжил Исидро, когда они ступили на лестницу.-- Причем я
уцелел лишь чудом. Насколько мне известно, из мюнхенских вампиров никто не
пережил тревожных сороковых годов, как никто из вампиров России не пережил
вторжения Наполеона, оккупации и пожара Москвы. Рим всегда был опасным для
вампиров городом, особенно со времен воцарения инквизиции.

Дверь наверху тоже была открыта. В слабо различимый квадрат окна лился
смутный желтоватый свет с улицы.

-- Que va? -- шепнул в темноте Исидро. -- Если бы он спал здесь, окно
было бы замуровано...

В следующий момент Эшер различил в полутьме за кругом дрожащего света
свечи что-то лежащее на полу между дверью и левой от входа стеной.

-- Кальвар? -- спросил он тихо, когда Исидро скользнул мимо него к этой
груде костей, пепла и обожженных металлических побрякушек. Пуговицы,
браслеты, наконечники шнурков от ботинок и обугленный цилиндрик
автоматической ручки -- все блеснуло в желтоватом неярком свете, когда Эшер
нагнулся над останками рядом ео вставшим на колени вампиром. Потом взглянул
на дальнюю стену. Откидная панель была раскрыта; в тесной нише виднелся
гроб. Плотные шторы и ставни единственного чердачного окна были сорваны.
Дождь гулко стучал по крыше, напоминая злобную дробь прусских барабанов.

-- По крайней мере, мужчина, -- заметил Эшер, снова наклоняясь со
свечой к останкам. -- Корсета нет.

Скелет был практически цел. Видимо, Исидро не ошибся, оценивая возраст
французского вампира.

Дон Симон поднял из мешанины костей и пепла золотое кольцо и обдул его
от пыли и золы. Случайный сквозняк качнул пламя свечи, и бриллиант перстня
мигнул, как светлый злобный глаз.

-- Кальвар, -- определил Исидро. -- Выходит, он в самом деле был
разбужен солнечным ожогом и даже сумел выбраться из гроба...

-- Что само по себе весьма странно, -- заметил Эшер, -- если наш
убийца, будучи сам вампиром, знал заранее, что для начала нужно отсечь
голову. Так же странно, как и то, что дверь не была закрыта. -- Он подобрал
еще два ключа и сравнил их с дубликатами Забияки Джо Дэвиса. -- Кроме того,
нет следов копоти между гробом и телом. Вы ведь говорили, что плоть
возгорается сразу...

-- Не мог же он сам впустить убийцу, -- сказал Исидро. -- Да и как бы
он открыл ему дверь днем?

-- И все же убийца вошел через эту дверь.

Исидро вопросительно приподнял бровь.

-- Войди он сюда другим путем, у него была бы возможность точно так же
и выйти, не отпирая при этом двери на лестницу, -- пояснил Эшер. -- Все
говорит о том, что Кальвар знал убийцу и впустил его сам, ночью... Два гроба
в одном доме ---это нормально для вампиров?

-- Вполне, -- отозвался Исидро. -- Птенцы часто укрываются там же, где
и мастер. Кроме того, домов, подходящих для вампиров, не так уж и много,
поэтому некоторые из них весьма густо заселены, в чем вы сами убедились,
побывав на Савой-Уок. Это, кстати, и было одной из причин, почему я многого
вам не открывал. Не ради их безопасности, разумеется, -- ради вашей.

-- Тронут вашей заботой, -- сухо сказал Эшер. -- Мог убийца уничтожить
Кальвара каким-нибудь другим способом, оставив тело в таком месте, где бы
его потом сожгло солнце?

Вампир ответил не сразу -- долго разглядывал лежащий перед ним
обугленный скелет.

-- Не знаю, -- сказал он наконец. -- Он мог сломать Кальвару шею или
спину; кажется, череп располагается под каким-то странным углом, хотя,
впрочем, это могло быть результатом судороги выгорающих мускулов... Да, он
мог оставить его на полу в таком состоянии -- живого, но не способного
двигаться -- и предоставить дальнейшее солнцу. А если наш убийца иммунен к
дневному свету, -- добавил он безразлично, -- то возможно, что он еще и
остался полюбоваться картиной.

-- Это было бы доказательством, -- заметил Эшер, -- что Кальвар знал
его. Вряд ли кто-нибудь станет любоваться предсмертными муками того, кого он
не знает.

-- Интересно. -- Исидро поворачивал кольцо так и эдак, крохотные блики,
отскакивающие от граненого золота, метались по его белому лицу. -- Среди
вампиров действительно существует легенда о древнем вампире -- настолько
древнем, что с некоторых пор он просто невидим; никто не может
почувствовать, когда он проходит рядом. Лет полтораста назад другие вампиры
избегали вторгаться в его владения. Утверждают, что он стал вампиром еще до
пришествия Черной Смерти.

-- И где же его владения? -- спросил Эшер, заранее зная, что ему
ответит испанец.

Тот наконец перестал любоваться кольцом и поднял глаза.

-- Он спал -- так, во всяком случае, говорили -- в склепах под
кладбищем церкви Невинных Младенцев в Париже.

Глава 11

-- Город уже не тот, что раньше.

Если и прозвучали в этом мягком голосе нотки горечи или сожаления, то,
видимо, требовалась сверхчувствительность вампира, чтобы их услышать.
Подрагивал и покачивался закрытый кэб. Держась за свисающий с потолка
ремень, Эшер чувствовал локтем сквозь рукав холодок стекла. Уличный шум
накатывал мутной волной: грохот колес по деревянным и асфальтовым мостовым,
отраженный от высоких стен, редкий рев моторного экипажа, пронзительные
заклинания уличных торговцев и веселая неистовость скрипки и аккордеона,
говорящая о том, что где-то впереди кафе.

С завязанными глазами он не мог видеть ничего, но звуки Парижа были
столь же ярки, как его краски. Не могло возникнуть и вопроса, почему
импрессионизм зародился именно здесь.

Голос Исидро продолжал:

-- Я не могу чувствовать себя как дома в этом стерильном, неживом
городе, где каждый трижды моет руки, прикоснувшись к кому-либо. Сейчас это,
впрочем, повсеместно, но парижане, кажется, перещеголяли всех. Они слишком
серьезно отнеслись к этому их Пастеру.

Шум изменился; толпа экипажей вокруг стала более тесной, зато исчезло
эхо, отраженное стенами домов. Эшер почувствовал запах реки. Явно переехали
мост, затем окунулись в грохот маленькой квадратной площади с большими
промежутками между домами. Это мог быть только Новый мост, чье название, как
и Новый колледж в Оксфорде, несколько утратило смысл с течением времени.
Вскоре кэб повернул вправо и двинулся дальше в этом направлении. Эшер
высчитал, что они приближаются к аристократическим кварталам старого района
Маре, не слишком пострадавшим в свое время от пруссаков, коммунаров и барона
Хауссманна, но не сказал ничего. Если Исидро предпочитает верить, что с
завязанными глазами Эшер не сможет определить, в каком именно месте Парижа
находится резиденция местных вампиров, -- что ж, на здоровье.

Его только тревожило то, что парижские вампиры не изведали ударов
дневного убийцы и вряд ли обрадуются появлению среди них человека.

-- Живейшее мое воспоминание о прежнем Париже -- это, конечно, грязь,