что у них не получается, они отступятся.
заключении и ей запрещено с кем-бы то ни было разговаривать! Запрещено!
Ясно!? - он повернулся к русской. - А вы, умничаете здесь, вам не
разрешали выходить из помещения. Сейчас здесь будет генерал.
и не торопясь, на ходу обернувшись и ободряюще кивнув Поле, словно в
подтверждение своих слов. Весь разговор занял не больше нескольких секунд.
Может быть, потому, что ей так хотелось этого разговора, когда Протворнов
наконец вызвал ее в кабинет, Пола чувствовала, что какая-то часть
несгибаемой силы, которую излучала русская, перешла к ней. Она все
отрицала и ни в чем не призналась. Ей угрожали, она не обращала внимания
на угрозы. То же самое повторилось и в следующий раз, и еще раз.
прекрасный день Поле объявили, что ее увозят, но не в Москву, а наоборот.
Ее должны перевести в место, которое называется Замок.
автоматами за плечами, вскарабкались на купол разбитого рейхстага в
Берлине и установили там красный флаг. Зазвучало триумфальное крещендо и
на весь экран гордо развернулся серп и молот на фоне неба и трех
пролетающих штурмовиков.
закончилось. Фильм был о русском Джеймсе Бонде времен Великой
Отечественной, по имени Штирлиц, который внедрился в нацистское СС и
саботировал попытки Генриха Гиммлера и Аллена Даллеса, тогдашнего
руководителя американской разведки в Европе, установить сепаратный мир с
Западом в начале 1945 года. Такое соглашение позволило бы нацистам
сконцентрировать все свои оставшиеся силы против Советского Союза и, после
устранения Гитлера, как утверждалось в фильме, объединить усилия
американцев, англичан и немцев против русских - типичный коварный заговор
по защите их капиталистических интересов.
назад в камеры, а охранники, которые тоже смотрели сзади, вернулись к
своим обязанностям. Мак-Кейн шел рядом с Питером Сэрджентом, когда их
догнал Смовак.
британско-английских заговорщиков? Даже не знаю, как нам благодарить нашу
партию и правительство.
Штирлиц был явно выдуман, а сюжет имел лишь отдаленное отношение к
реальным событиям.
поговорив с ним, Мак-Кейн начал подозревать, что он тоже связан с западной
разведкой.
в том, что он настоящий.
Смовак. - У русских свое дерьмо, у нас свое. Откуда вы знаете, кто прав,
кто виноват?
партийному цензору, тогда и поговорим. - ответил Сэрджент. Он поднял
кверху свой стул и направился к лестнице, ведущей на верхний уровень.
Остальные направились к двери блока В-3 и вошли внутрь под сумасшедший
аккомпанемент гудков и мигание сигнальной лампочки. За их спинами, на
площадке блока прогудел другой гудок, пониже - сигнал к отбою. Через пять
минут все должны находиться по своим камерам, через час будет выключен
свет. Переклички, типичной для старинных тюрем, здесь не было. Подсчет
людей и проверка выполнялись автоматически, компьютерами, которые следили
за электронными браслетами на руках заключенных.
киношники расходятся по койкам. Рашаззи и Хабер вернулись к стопке
изрисованных формулами бумаг на столе.
от икс штрих.
Сейчас... Ага, вот здесь.
буркнул Смовак, проходя мимо.
недвусмысленно ответил Хабер. Смовак поднял брови.
сложив руки под головой и уставившись в потолок.
он. - Черт с ней, с политикой, и фильм неплохой... но хоть бы одна попка.
Майскевик.
нечего предложить.
настенных красоток.
плоский ящик под койкой. Возле его койки остановился шедший следом Евгений
Андреев, седобородый шестидесятилетний мужчина с широкой лысиной и
блестящими серыми глазами - они могли бы принадлежать и тридцатилетнему.
Мак-Кейн сразу почувствовал в нем настоящего человека, и доверял ему
больше, чем кому-либо из живущих в дальнем конце камеры.
Андреев. - В 1917 они отправили Ленина в Россию, чтобы он вывел ее из
войны. Но именно государство, созданное Лениным, окончательно разрушило
Германию. Вот вам ирония судьбы.
Он нес авоську с грейпфрутами, которые положил на свою койку. Мак-Кейн
вопросительно кивнул, и Скэнлон пояснил:
фильма сходил. Это вполне легально. Если заработал премию, то вместо
зачетов можно получить вот этим.
камеры. В соседней секции за средним столом играли в карты Смовак, Воргас
и Чарли Чан, азиат с Амура, имя которого не мог произнести никто, кроме
него. Он был стройным, с оливковой кожей, узкими глазами, тоненькими
усиками и прилежным выражением лица. Сзади на койке уже храпел венгр
Гоньяреш. Сейчас он работал снаружи, в грузовых отсеках центральной части
станции. В следующей секции якут по имени Нунган и афганец
экспериментировали с новейшим изобретением в области игр - детским
бильярдом, где нужно было запускать стеклянные шарики по наклонной
деревянной доске с луночками и штырьками. Идею подал Рашаззи, очаровавший
"Драконшу", огромную женщину с грубым лицом, работавшую на складе, которая
купила целую коробку таких шариков в детском магазинчике в Новой Казани.
когда он впервые вошел в камеру. Он уже узнал, что это запах дикого
чеснока, который многие сибиряки, особенно якуты, раньше традиционно ели
зимой, когда других овощей просто не было, а сейчас жевали его просто по
привычке. Запах въелся в их дыхание и исходил изо всех пор.
Мак-Кейн пытался описать запах. - Чудовищная вонь - как птичий корм в
паршивом зоомагазине.
да.
дрянь? Вряд ли всезнайки-планировщики из Москвы включили дикий чеснок в
списки производимого на станции.
опечаленно глядевший на фотографию женщины на тумбочке. Он занимался этим
почти все свободное время, когда не гулял на площадке или не прохаживался
с отсутствующим видом по улице Горького. Время от времени он бормотал
что-нибудь вроде "Ах, Мими, где ты теперь?" или "Ах, Мими, в чем была наша
ошибка?". Время от времени женские имена менялись, фотография на тумбочке
- тоже.
них вылез из своей койки поляк Боровский. В отличие от своего галльского
соседа, он был жизнерадостным, прагматичным и всегда готовым помочь. Но
как это следовало понимать? Он все же принадлежал к группе из дальнего
конца камеры, которую Мак-Кейн рассматривал, как личных друзей Лученко.
Россия приобрела дурную известность своей способностью вводить в
Херберт Фрэнк
Контровский Владимир
Володихин Дмитрий
Свержин Владимир
Ильин Андрей
Никитин Юрий