похож на председателя суда!
есть распоряжение свыше, чтобы их изображали именно в такой позе. Каждому
точно предписано, в каком виде ему разрешается позировать. К сожалению, по
этой картине трудно судить о подробностях одежды и форме кресел, пастель
для таких портретов не подходит.
подарок даме.
засучив рукава рубахи, он взял пастельные карандаши, и К. увидел, как под
их мелькающими остриями вокруг головы судьи возник красноватый ореол,
расходящийся лучами к краям картины. Постепенно игра теней образовала
вокруг головы судьи что-то вроде украшения или даже короны. Но вокруг
фигуры Правосудия ореол оставался светлым, чуть оттененным, и в этой игре
света фигура выступила еще резче, теперь она уже не напоминала ни богиню
правосудия, ни богиню победы; скорее всего, она походила на богиню охоты.
Почти помимо воли К. увлекся работой художника; но наконец он мысленно
стал упрекать себя, что задержался так долго, а для своего дела еще ничего
не предпринял.
наклонился над картиной и явно не обращал никакого внимания на гостя,
которого встретил так приветливо. К. счел это просто капризом и
рассердился, что теряет столько времени.
улыбкой посмотрел на К.
о суде? Кстати, так и написано в вашем рекомендательном письме, а о моих
картинах вы заговорили, чтобы расположить меня к себе. Да я на вас не в
обиде. Вы же не могли знать, что меня этим не проведешь. Нет, нет, не
надо! - резко сказал он, когда К. хотел что-то возразить. И тут же
добавил: - Впрочем, вы совершенно правильно заметили, я действительно
доверенное лицо в суде.
утверждению. За дверью снова послышались голоса девочек. Должно быть, они
столпились у замочной скважины, а может быть, подсматривали и в щели между
досками. К. не стал особенно оправдываться, ему не хотелось отвлекать
художника от рассказа о суде, и вместе с тем он не хотел, чтобы художник
слишком преувеличивал свое значение и тем самым старался стать
недоступным, поэтому К. спросил:
замолчать. Но для К. его молчание было не с руки, и он сказал:
влиятельнее официальных служащих.
лоб. - Вчера я говорил с фабрикантом о вашем процессе, и он меня спросил,
не могу ли я вам помочь. Я сказал: "Пусть этот человек зайдет ко мне" и
рад, что вы так быстро явились. Как видно, это дело затронуло вас всерьез,
чему я, впрочем, не удивляюсь. Может быть, вы для начала снимете пальто?
предложению художника. Ему становилось все более душно в этой комнате,
несколько раз он удивленно косился на явно нетопленую железную печурку в
углу - было непонятно, отчего в комнате стояла такая духота. Пока он
снимал пальто и расстегивал пиджак, художник извиняющимся тоном сказал:
комната расположена необыкновенно удобно.
жара, сколько затхлый воздух, дышать было трудно, видно, комната давно не
проветривалась. Неприятное ощущение еще больше усилилось, когда художник
попросил К. сесть на кровать, а сам уселся на единственный стул, перед
мольбертом. При этом художник, очевидно, не понял, почему К. сел только на
краешек постели, - он стал настойчиво просить гостя сесть поудобнее, а
увидев, что К. не решается, встал, подошел и втиснул его поглубже, в самый
ворох подушек и одеял. Потом снова уселся на стул и впервые задал точный
деловой вопрос, заставив К. позабыть обо всем вокруг.
потому, что перед ним было частное лицо и никакой ответственности за свои
слова он не нес. Никто еще не спрашивал его так откровенно. Чтобы продлить
это радостное ощущение, К. добавил: - Я совершенно невиновен.
голову. Вдруг он поднял голову и сказал: - Но если вы невиновны, то дело
обстоит очень просто.
рассуждает, как наивный ребенок!
помимо воли улыбнулся и покачал головой: - Тут масса всяких тонкостей, в
которых может запутаться и суд. И все же в конце концов где-то, буквально
на пустом месте, судьи находят тягчайшую вину и вытаскивают ее на свет.
перебивал ход его мыслей. Но ведь вы-то невиновны?
его решительный тон: говорит ли он это от убежденности или от равнодушия.
К. решил тотчас же выяснить это, для чего и сказал:
только понаслышке, да и то от самых разных людей. Но в одном они все
согласны: легкомысленных обвинений не бывает, и если уж судьи выдвинули
обвинение, значит, они твердо уверены в вине обвиняемого, и в этом их
переубедить очень трудно.
переубедить просто невозможно! Если бы я всех этих судей написал тут, на
холсте, и вы бы стали защищаться перед этими холстами, вы бы достигли
больших успехов, чем защищаясь перед настоящим судом.
у художника его мнение.
господином серьезный разговор!
добавила: - Пожалуйста, не рисуй его, он такой некрасивый! - Остальные
одобрительно зашумели, выкрикивая какие-то непонятные слова.
протянутые руки девочек - и сказал:
ступеньки и ведите себя смирно.
повернулся к двери, он полностью предоставил художнику защищать его, как и
когда тот захочет. Он и теперь не пошевельнулся, когда художник,
нагнувшись к нему, прошептал ему на ухо так, чтобы на лестнице не было
слышно: - Эти девчонки тоже имеют отношение к суду.
фразы его уже больше не тревожили слова художника про девочек. И все же К.
поглядывал на дверь, за которой притаились на ступеньках девочки. Одна из
них, просунув соломинку в щель межу досками, медленно водила ею вниз и
вверх.
художник; он широко расставил ноги и постукивал по полу пальцами. - Но так
как вы невиновны, вам это и не потребуется. Я и один могу вас вызволить.
никакие доказательства на суд совершенно не действуют.
непосредственно перед самим судом, - сказал художник и поднял указательный
палец, словно К. упустил очень тонкий оттенок. - Однако все оборачивается
совершенно иначе, когда пробуешь действовать за пределами официального
суда, скажем в совещательных комнатах, в коридорах или, к примеру, даже
тут, в ателье.
в основном вполне совпадали с тем, что К. слышал и от других людей. Более
того, в них таилась явная надежда. Если судей так легко было склонить на
свою сторону через личные отношения, как утверждал адвокат, то связи
художника с тщеславными судьями были особенно важны; во всяком случае,
недооценивать эти связи было бы глупо. Тем самым художник тоже включался в
компанию помощников, которых К. постепенно собирал вокруг себя. В банке не
раз хвалили его организаторские таланты, и сейчас, когда он был всецело
предоставлен самому себе, у него была полная возможность использовать этот
свой талант как можно шире.