Чтение 27–й страницы книги ~Путешествие в Икстлен~

чем беспокоиться. Я почувствовал тотчас же потрясение в
животе. Его ответ был неподходящим к обстановке, и я не мог
представить себе, чтобы он кричал, если для этого нет
специальной причины.

Я начал слезать с камня, но он заорал, чтобы я
оставался там еще.

- Что ты делаешь? - спросил я.

Он сел, укрывшись между двумя камнями у основания того
валуна, на котором я находился, а затем сказал очень громким
голосом, что он просто осматривался, потому что ему
показалось, что он слышит что-то.

Я спросил его, крупное ли животное он услышал. Он
приложил руку к уху и заорал, что не может меня расслышать и
что я должен кричать свои слова. Я чувствовал очень большое
неудобство в том, чтобы кричать, но он громким голосом велел
мне говорить. Я закричал, что хочу знать, что происходит. И
он крикнул в ответ, что вокруг ничего нету. Он орал,
спрашивая, не вижу ли я чего-нибудь особенное с вершины
валуна. Я сказал, нет, и он попросил меня описать ему
местность, лежащую к югу от нас.

Некоторое время мы перекрикивались, а затем он сделал
мне знак спуститься вниз. Я присоединился к нему, и он
прошептал мне на ухо, что кричать было необходимо для того,
чтобы наше присутствие было известно, потому что я должен
сделать себя доступным той силе, которая находится именно в
этой водяной дыре.

Я оглянулся, но не мог нигде увидеть водяной дыры. Он
указал, что мы стоим на ней.

- Здесь есть вода, - сказал он шепотом. - и также есть
сила. Тут есть дух, которого мы должны выманить. Может быть,
он польстится на тебя.

Я хотел узнать побольше об этом непонятном духе, но он
настоял на полном молчании. Он велел мне оставаться
совершенно неподвижным, не произносить ни слова и не делать
ни малейшего движения, чтобы не выдать нашего присутствия.

Для него, очевидно, было легко оставаться неподвижным в
течение нескольких часов. Для меня, однако, это была
сплошная пытка. Мои ноги затекли, моя спина болела и у меня
ломило шею и плечи. Все мое тело онемело и замерзло. Я
ощущал страшное неудобство, когда дон Хуан, наконец,
поднялся. Он просто вскочил на ноги и протянул руку, чтобы
помочь мне подняться.

Когда я пытался распрямить свои ноги, я понял
непостижимую легкость, с которой вскочил дон Хуан после
нескольких часов неподвижности. Для моих мышц понадобилось
довольно много времени, чтобы восстановить эластичность,
необходимую для ходьбы.

Дон Хуан направился обратно к дому. Он шел очень
медленно. Он установил для меня расстояние в три шага, и на
этом расстоянии я должен был вести наблюдения, следуя за
ним. Он шел, петляя, вдоль нашего обычного пути и пересек
его четыре-пять раз в различных направлениях. Когда мы,
наконец, подошли к его дому, день клонился к вечеру.

Я попытался расспросить его о событиях дня. Он
об'яснил, что разговор не является необходимым. На некоторое
время я должен воздержаться от вопросов, пока мы находимся
на месте силы.

Мне до смерти хотелось узнать, о чем он говорит, и я
пытался задавать ему вопросы шепотом, но он напомнил мне с
холодным и жестким взглядом, что он говорит серьезно.

Мы сидели на его веранде в течение нескольких часов. Я
работал над своими записками, время от времени он давал мне
кусочек сухого мяса. Наконец, стало слишком темно, чтобы
писать. Я попытался думать о новом развитии событий, но
какая-то часть меня самого воспротивилась этому, и я заснул.
Суббота, 19 августа 1961 года

Вчера утром мы с доном Хуаном с'ездили в город и
позавтракали в ресторане. Он посоветовал мне не менять мои
пищевые привычки очень резко.

- Твое тело не привыкло к мясу силы, - сказал он. - ты
заболеешь, если не будешь есть свою пищу.

Сам он ел с удовольствием. Когда я пошутил об этом, он
просто сказал:

- Мое тело любит все.

Около полудня мы опять пошли в водный каньон. Мы начали
с того, что стали делать себя заметными для духа при помощи
"шумного разговора", а затем насильственной тишиной, которая
длилась часами.

Когда мы покинули это место, то вместо того, чтобы
направиться домой, дон Хуан повернул в сторону гор. Мы
достигли каких-то пологих склонов и затем забрались на
вершину высокого холма. Там дон Хуан выбрал место на
открытом незатененном участке. Он сказал мне, что мы должны
ждать до темноты, и что я должен вести себя наиболее
естественным образом, что включает в себя задавание
вопросов, которые я хочу задать.

- Я знаю, что дух шныряет тут, - сказал он очень тихим
голосом.

- Где?

- Вон там, в кустах.

- Какого сорта этот дух?

Он взглянул на меня с испытующим выражением и заметил:

- А сколько сортов всего есть?

Мы оба расхохотались. Я задавал вопросы из-за своей
нервозности.

- Он вернется в сумерках, - сказал он. - нам нужно
только ждать.

Я замолк, вопросы у меня кончились.

- Это время, когда мы должны поддерживать разговор, -
сказал он. - человеческий голос привлекает духов. Один тут
шныряет вокруг. Мы делаем себя доступными ему, поэтому
продолжай говорить.

Я испытал идиотское чувство пустоты. Я не мог
придумать, что бы такое сказать. Он засмеялся и похлопал
меня по спине.

- Ты, действительно, штучка, - сказал он. - когда нужно
разговаривать, ты проглатываешь свой язык. Давай, трепи
языком.

Он сделал поразительный жест шлепанья губами, путем
открывания и закрывания своего рта с большой скоростью.

- Есть ряд вещей, о которых мы с этого времени сможем
говорить только в местах силы, - продолжал он. - я привел
тебя сюда, потому что это твое первое испытание. Здесь
находится место силы и здесь мы можем говорить только о
силе.

- Я действительно не знаю, что такое сила, - сказал я.

- Сила - это нечто такое, с чем имеет дело воин, -
сказал он. - сначала это невозможное дело, настолько, что о
нем даже трудно думать. Именно это сейчас происходит с
тобой. Затем сила становится серьезным делом. Можно не иметь
ее, или можно даже полностью не понимать, что она
существует, и однако же знать, что что-то такое есть. Что-то
такое, что не было заметным раньше. Затем сила проявляет
себя, как что-то неконтролируемое, которое приходит само по
себе. Я не имею возможности сказать, как она приходит или
что это такое в действительности. Это ничто и в то же время
это творит чудеса прямо перед твоими глазами. Наконец, сила
это что-то такое прямо внутри себя самого. Что-то такое, что
контролирует твои поступки и в то же время послушно твоей
команде.

Наступила пауза. Дон Хуан спросил меня, понял ли я. Я
почувствовал себя смешным, говоря, что я понял. Он,
казалось, заметил мое неудобство и усмехнулся.

- Я собираюсь научить тебя прямо здесь первому шагу к
силе, - сказал он, как бы диктуя мне письмо. - я хочу
научить тебя, как настраивать сновидения.

Он взглянул на меня и вновь спросил меня, понимаю ли я,
о чем он говорит. Я не понимал. Я вообще еле-еле мог следить
за ним. Он об'яснил, что настраивать сновидения означает
иметь сознательный и прагматический контроль над общей
ситуацией сна, сопоставимый с тем контролем, который имеешь
при любом выборе в пустыне, как например, забраться на
вершину холма или остаться в тени водного каньона.

- Ты должен начать с того, чтобы делать что-либо очень
простое, - сказал он. - сегодня в своих снах ты должен
смотреть на руки.

Я громко рассмеялся. Его тон был таким утвердительным,
как если бы он говорил мне о чем-то совсем обычном.

- Почему ты смеешься? - спросил он с удивлением.

- Как я смогу смотреть на свои руки во сне?