Чтение 27–й страницы книги ~Переландра~

эту землю, не зная, где она и сколько до нее плыть. Продравшись
через лес на открытое место, он внезапно увидел, что два
человека, укутанные с головы до пят, спокойно стоят перед ним
на фоне золотого неба. Одеяния их были пурпурными и синими,
венцы -- из серебряных листьев, ноги остались босыми. Одно
существо показалось ему самым прекрасным, другое -- самым
уродливым из детей человеческих. Они заговорили, и он понял,
что перед ним -- Королева и оболочка Уэстона. Одежда у них была
из перьев. Рэнсом хорошо знал тех птиц, из чьих крыльев такие
перья можно вырвать, но как сплести из них ткань, представить
себе не мог.

-- Здравствуй, Пятнистый, -- сказала ему Королева. -- Ты
долго спал. Как тебе нравятся эти наши листья?

-- Птицы... -- сказал Рэнсом. -- Бедные птицы! Что же он
сделал с ними?

-- Он где-то нашел эти перья, -- беззаботно ответила она.
-- Птицы их роняют.

-- Зачем ты это надела?

-- Он снова сделал меня старше. Почему ты никогда не
говорил мне, Пятнистый?

-- О чем?

-- Мы ведь и не знали. Он сказал, что у деревьев есть
листья, у зверей -- мех, а в вашем мире мужчины и женщины тоже
надевают красивые одежды. Почему ты не отвечаешь, нравимся ли
мы тебе? Ох, Пятнистый, неужели это -- из тех благ, от которых
ты отворачиваешься? Это не новость для тебя, раз все так делают
в твоем мире.

-- Да, -- сказал Рэнсом, -- но здесь все иначе. Здесь
тепло.

-- Так сказал и он, -- ответила Королева, -- но ведь у вас
холодно не повсюду. Он говорит, это делают и в теплых странах.

-- Он сказал, зачем это делают?

-- Чтобы стать красивыми. Зачем же еще? -- удивилась она.

"Слава Богу, -- подумал Рэнсом, -- он всего-навсего учит
ее тщеславию". Он боялся худшего. Но ведь если она будет носить
одежду, рано или поздно она узнает стыд, а там -- и
бесстыдство.

-- Ну как, стали мы красивей? -- перебила она его мысли.

-- Нет, -- ответил Рэнсом, и сразу поправился: -- Не знаю.

Ответить и впрямь было нелегко. Теперь, когда наряд из
перьев скрыл обыденную одежду, Нелюдь выглядел экзотично, даже
своеобразно и уж точно не был таким противным. А вот Королеве
этот наряд не шел. Да, в обнаженном теле есть какая-то
простота; нет, скажем так: это "просто тело". Пурпурное платье
придало ее красоте величие и яркость, и все же это было
уступкой более низменным представлениям. В первый (и последний)
раз Рэнсом увидел в ней женщину, в которую мог бы влюбиться и
человек с Земли. Этого вынести он не мог. Мысль была так
уродлива, так чужда здешнему миру, что краски поблекли и угас
запах цветов.

-- Стали мы красивей? -- настаивала Королева.

-- Какая разница? -- сказал он угрюмо.

-- Каждый хочет быть таким красивым, каким только можно,
-- сказала Королева. -- А я не могу увидеть саму себя.

-- Можешь, -- произнес голос Уэстона.

-- Как же это? -- спросила она, оборачиваясь к нему. --
Даже если мне удастся повернуть глаза вовнутрь, я увижу тьму.

-- Нет, -- ответил Нелюдь. -- Сейчас я покажу.

Он отошел на несколько шагов -- туда, где на желтом мху
лежал рюкзак Уэстона. С той напряженной отчетливостью, с какою
мы видим в минуту опасности и горя, Рэнсом разглядел все
детали. По-видимому, рюкзак был куплен в том же магазине, что и
его собственный. Эта мелочь напомнила ему, что Уэстон когда-то
был человеком, с человеческим разумом, с человеческими
радостями и горестями, и он чуть не заплакал. Страшные пальцы,
уже не принадлежавшие Уэстону, расстегнули застежки, вытащили
маленький блестящий предмет -- карманное зеркальце за три
шиллинга и шесть пенсов -- и протянули Королеве. Та повертела
его в руках.

-- Что это? Что с ним делать? -- спросила она.

-- Погляди в него, -- ответил Нелюдь.

-- Как это?

-- Гляди! -- сказал он, взял зеркало и поднес к ее лицу.
Довольно долго она гляделась в него, ничего не понимая. Потом
вскрикнула, отшатнулась, закрыла руками лицо. Рэнсом тоже
вздрогнул -- впервые увидел он, что она просто поддалась
чувству. Этот мир менялся слишком быстро.

-- Ой! -- вскрикнула она. -- Что это? Я видела лицо.

-- Это твое лицо, красавица, -- сказал Нелюдь.

-- Я знаю, -- ответила она, отворачиваясь от зеркала. --
Мое лицо глядело оттуда на меня. Я становлюсь старше или это
что-то другое? Я чувствую... чувствую... сердце бьется слишком
сильно... Мне холодно. Что же это? -- Она переводила взгляд с
одного собеседника на другого. С лица ее слетела завеса,
скрывавшая его тайны. Теперь оно говорило о страхе так же
внятно, как лицо человека, прячущегося в бомбоубежище.

-- Что это? -- снова и снова спрашивала она.

-- Это страх, -- отвечал голос Уэстона, а лицо Уэстона
ухмыльнулось Рэнсому.

-- Страх... -- повторила она. -- Это -- страх. -- Она
поразмышляла о новом открытии и наконец резко сказала: -- Мне
он не нравится.

-- Он уйдет, -- сказал Нелюдь, но тут Рэнсом вмешался:

-- Он никогда не уйдет, если ты будешь его слушаться. Он
поведет тебя от страха к страху.

-- Мы бросимся в большую волну, -- сказал Нелюдь, -- мы
минуем ее и двинемся дальше. Ты узнала страх, и видишь, что
должна испытать его ради своего рода. Ты знаешь, что Король на
это не решится. Да ты и не хочешь, чтобы с ним это случилось. А
этой вещицы незачем бояться, ей надо радоваться. Что в ней
страшного?

-- Лицо одно, а их стало два, -- решительно возразила
Королева. -- Эта штука, -- она указала на зеркало, -- я и не я.

-- Если ты не посмотришь на себя, ты так и не узнаешь
насколько ты красива.

-- Я вот что думаю, чужеземец, -- сказала она, -- плод не
может съесть сам себя -- так и человек не может разговаривать
сам с собою.

-- Плод ничего не может, ибо он только плод, -- возразил
Искуситель, -- а мы можем. Эта штука -- зеркало. Человек может
разговаривать с самим собой, и любить самого себя. Это и значит
быть человеком. Мужчина или женщина может общаться с самим
собой, словно с кем-то другим, и любоваться своей же красотою.
Зеркало научит тебя этому искусству.

-- Хорошее оно? -- спросила Королева.

-- Нет, -- ответил Рэнсом.

-- Как ты можешь знать, не попробовав? -- ответил Нелюдь.

-- А если ты попробуешь, и оно плохое, -- сказал Рэнсом,
-- сможешь ли ты удержаться и больше не смотреть?

-- Я уже общалась с собой, -- сказала Королева, -- но я
еще не знаю, как я выгляжу. Если меня две, лучше уж узнать,
какая же та, другая. Не бойся, Пятнистый, я погляжу разок,
чтобы разглядеть лицо той женщины. Зачем мне глядеть еще?

Робко, но твердо она взяла зеркало из рук Нелюдя, и с
минуту молча глядела в него. Потом опустила руку, но зеркала не
выпустила.

-- Как странно... -- сказала она.

-- Нет, красиво, -- возразил Нелюдь. -- Тебе ведь
понравилось?

-- Да.

-- Ты так и не узнала то, что хотела узнать.

-- А что? Я и забыла.

-- Ты хотела узнать, красивее ли ты в этом платье?

-- Я увидела только лицо.

-- Отодвинь от себя зеркало и увидишь ту женщину целиком
-- ту, другую, то есть себя. Погоди, я сам его подержу!

Все эти обыденные действия были сейчас нелепыми и дикими.
Королева поглядела, какова она в платье, потом -- без платья,
потом опять в платье, наконец решила, что в платье -- хуже и
бросила цветные перья на землю. Нелюдь подобрал их.

-- Разве ты его не сохранишь? -- спросил он. -- Ты не
хочешь носить его каждый день, но ведь когда-нибудь
захочется...

-- Сохранить? -- переспросила она, не вполне понимая.

-- Ах да,-- сказал Нелюдь, -- я и забыл! Ты же не будешь
жить на Твердой Земле, не построишь там дома и никогда не
станешь госпожой своей собственной жизни. "Сохранить" -- значит
положить что-то туда, откуда можно взять, и где не тронут ни
дождь, ни звери, ни другие люди. Я подарил бы тебе это зеркало.
Это было бы Зеркало Королевы, дар из Глубоких Небес, которого