забавляются... на свой лад.
вежливым даже с червеподобными красотками, правда, еще не дошел до того,
чтобы заманить какую-нибудь из них в свою постель. Вместо них он уложил
в свою постель Сидани, но мать, кажется, об этом не знает. Не знает об
этом и Вэньи, впрочем, и он сам не знает, где она сейчас может
находиться. Наверное, где-то среди жрецов или в храме. Она не говорит с
ним теперь, не позволяет даже коснуться своей сущности, не откликается
на его зов. Не стоит сейчас думать об этом. Он осушил чашу
снежно-холодного вина и протянул слуге, чтобы тот вновь ее наполнил.
Вкрадчивый шепот, звучавший во всех концах зала, означал, что асаниане
разгулялись вовсю. Побронзовевший от выпитого, лорд Душай дошел до такой
степени раскрепощения, что позволил себе коснуться пальчиком краешка
килта своего царственного соседа.
приходилось видеть такого ранее. У нас это называется, если позволите,
соревнованием лжецов. Брови Эсториана поползли вверх. Ему предлагалось
новое и, скорее всего, увлекательное зрелище. Он поднес к губам
наполненную до краев чашу и приготовился смотреть.
светильники. Все внешние лампы были уже потушены, ввергая помещение в
полумрак. Не следует забывать о бдительности. Он огляделся. Его охрана
вела себя безупречно, располагаясь вокруг своего господина широким
полукольцом. Начинающиеся боли в позвоночнике сигнализировали о том, что
маги возводят над ним защитную сферу. Он успокоился, терпеливо ожидая,
что произойдет дальше.
поклонились и ушли. Наступила тишина, обычная для асанианских собраний,
без возни, покашливаний и вздохов, без комментариев и шепотков. Даже
бравые варьянцы притихли, прикусив языки, и отставили кубки с вином.
неожиданности всем телом, словно вспугнутый олень. Затея лорда Душая
переставала ему нравиться. Он осторожно покосился на окружающих.
знал. Музыканты вступали в освещенный круг, рассаживались на полу без
пауз и перебоев. Асанианская музыка звучала, как вой распаленных котов,
но в соответствии с порядками Золотой империи даже эта какофония
усиливалась гармонично.
восприятию представления.
но с уст их срывались не ругательства или проклятия, а обрывки мелодий.
Они не говорили - они пели.
Золотого принцев. Актер, который играл Хирела, смотрелся прекрасно.
Чистокровный асанианин, он сверлил публику свирепым нечеловеческим
взглядом льва. Второй актер, игравший Саревадина, поражал воображение.
Будучи принцем, он мастерски изображал злого, отвратительного молодчика,
но женщина, в которую перевоплотился Саревадин, покинув магический круг,
не имела ничего общего с прежней своей ипостасью. Здесь не было магии.
Здесь торжествовало искусство.
комедиантов признаки скрытой враждебности к собственной персоне и не
нашел ничего. Они были превосходными артистами, их игра была благородной
игрой. Они вовсе не делали упор на трагедии Солнцерожденного, хотя сама
история его жизни подталкивала их к этому. Мир, который Мирейн пытался
переустроить на свой лад, воспротивился его воле. Он возмечтал опустить
Асаниан до уровня своей пятки. Однако наследник Солнцерожденного предал
собственного отца и занял асанианский трон, изменив суть своего
существа, ибо не видел другого выхода.
принца горячо полюбили друг друга, несмотря на океан разделяющей их
вражды. Две империи никак не могли примириться, но настоящая любовь
творит чудеса. Выход был найден, и Саревадин решился на чудовищный шаг.
Далее все просто. Старый император устранен, Зиад-Илариос гибнет,
защищая жизнь императрицы, Мирейн с помощью волшебства заключает себя в
Замке. Гильдия Магов вносит в происходящее свои коррективы. Любовники
заключают брачный союз прямо на поле битвы. Воины Солнца братаются с
солдатами Льва. Молодой император с императрицей делят Золотой трон
объединенных империй. Радость воцаряется там, где только что
торжествовало горе.
счастливо разрешенной, если бы в ней на месте точки была поставлена
запятая. Император с императрицей взрослели и старились. Он в конце
концов умер прежде нее, да и она стремительно приближалась к гибели и
ушла в мир иной не без собственной помощи. Асаниан, стиснутый оковами
любви и дружбы, постоянно раздражался. Мятежи походили на войны, и в
результате сын Хирела и Саревадин погиб, равно как и их внук,
отравленный в Золотом дворце.
возвестил о грядущих несчастьях, бедах и разрушениях. Тогда всю эту
историю можно было бы счесть приближенной к правде. Не о таком ли
пророке говорила Вэньи?
барабанные перепонки варьянцев и услаждать слух остальных зрителей.
Аплодисментов не полагалось. Асаниане молча встали и поклонились.
Эсториан не без удовольствия последовал их примеру. Артисты отвесили
публике ответный поклон и медленными шажками попятились к выходу.
уже через секунду вступал в пятно светового круга.
императором в почтительных позах. Он внимательно оглядел их.
по узкой границе, соединяющей оба пола. Черная кожа его была подлинной,
красная грива уроженца Гилена - нет.
сила могла заставить северянина стать евнухом? В конце концов у артистов
тоже есть гордость. Они постарались на славу. Не стоит их обижать.
свирепость накладки из цветного шлифованного стекла, из-под золотого
парика выбивались пряди коричневых волос. Он держался прямее, чем
остальные актеры, возможно, потому, что еще не вполне вышел из образа.
некоторые из них пытались поцеловать ему руку, на которой пламенел
солнечный знак. Обычное керуварионское проявление почтительности к особе
королевских кровей и неслыханная дерзость по асанианским меркам. Здесь
такое не позволялось даже лордам Среднего двора.
нисколько не озаботился этим. Император волен в своих поступках, им
следует зарубить это на своих желтых носах. Впрочем, большинство актеров
труппы были аборигенами, лишь трое или четверо пришли сюда из
Керувариона, подрядившись на сезонные гастроли. Возглавлял эту группу
молодой евнух Торуан.
поглощал мясо и хлеб, приправляя их асанианскими соусами, которые по
мере приближения пиршества к финалу делались все острее. Вино развязало
ему язык, он оказался остроумным собеседником, здраво судившим о
порядках, царящих в обеих странах. Эсториана поражал его голос, свободно
взлетавший от низких мужских тонов к самым верхним женским пискливым
ноткам.
это. - Он ткнул пальцем в свою грудь, слишком крупную для обычного
мужчины.
окаменело, затем осветилось улыбкой.
рассказ.
стада. Я с горсткой уцелевших подростков был отправлен в город на
заработки. Человек, взявший меня, смыслил кое-что в искусстве пения.
Однажды он услышал, как я пою во время работы, и пригласил специалистов.
Потом его родственник купил меня и сделал певцом.
сказал Эсториан.
Они говорили, так будет лучше. Мои братья и сестры были голодны, а мне
захотелось увидеть в жизни больше, чем наши охотничьи ружья.
сказали, что я буду певцом, и я запрыгал от радости. Затем они опоили
меня. Когда я проснулся, все было кончено. - Он помолчал. - Возможно,
мне следовало убить себя. Но у меня не хватило духу.
багровым жаром.
Мацумото Сэйте
Прозоров Александр
Лондон Джек
Распопов Дмитрий