Чтение 27–й страницы книги ~Ричард де Амальфи~

Я повернулся к Гунтеру:

- Сколько до турнира?

- Сэр Ричард, - ответил он уважительно, - не терпится испытать рыцарское счастье в жаркой схватке?

- Гм, да, конечно. Именно в жаркой.

- Завтра суд, а до турнира - два дня. В смысле до выезда на турнир.

Я рассудил:

- Значит, до отъезда у меня еще малость времени есть. Хорошо. Теперь, когда нашими стали и владения Одноглазого, надо проехать и по его... теперь уже нашим новым землям. Если успеем, посмотрим его села, раз уж теперь я за них отвечаю, проверим, как его земли...

- Теперь уже ваши, сэр Ричард!

- Мои, - согласился я, - проверим, как и где мои земли входят в соприкосновение с соседскими. Если надо, побываем у соседей, заверим в миролюбии и желании жить в добрососедстве, невзирая на разницу в идеологии и взглядах на демократию.

Зигфрид заметил:

- Трудно будет, сэр Ричард

- Почему? Из-за Одноглазого?.. Все знали, что он со мной враждовал, захватывал мои земли, подумывал, как захватить и весь замок.

- Этого маю, - ответил он, - хотя почему не уверять всех, что вы - само миролюбие? Все равно никто не поверит, а звучит красиво. Значит, выезжаем завтра на рассвете?

Я посмотрел на небо.

- А сейчас не утро? Как любите откладывать на завтра то, что можно вообще не делать! Вели быть готовыми к походу сразу после обеда. В смысле завтрака. Обильного, как обед, чтобы потом есть не просили в дороге.

Алан де Тридент посмотрел на меня очень внимательно.

- Да вы зверь, сэр Ричард! - заметил он сдержанно, но с уважением. - Чтоб вот так рваться в бой - я еще не видывал! Недаром виконт Теодерих вас избрал как самого славного вождя, который под пение мечей и рев боевых труб...

Виконт Теодерих смущенно поклонился, дескать, все верно, именно под пение мечей, рев боевых труб и еще треск разбиваемых щитов. Да, под ржание испуганных коней - тоже.

Я с неловкостью посмотрел в его влюбленные глаза. Не люблю, когда от меня ожидают больше, чем могу. Сам-то знаю, что хоть и не последнее говно, но далеко и не ангел в белых перьях.

* * *

После завтрака я дал себя одеть слугам в доспехи, у меня все еще нет оруженосца, невиданное дело, повел плечами, уже привык к тяжести металла, в них надежнее, пошел вниз.

Челядины разбегались и кланялись издали, а хорошенькие служанки, напротив, старались оказаться поближе и присесть в реверансе пониже, чтобы заметил и оценил выставленные напоказ вторичные половые признаки. Понятно, уже знают про Фриду и Лецию, расхрабрились.

Я спустился в нижний зал, еще со ступенек окинул взглядом кухню. Это там, снаружи, бывает холодно, дует ветер, наступает зима с ее метелями, а здесь всегда защищено, вечный уют, дразнящие запахи, обильная еда, жаркий огонь в очаге, что всегда согреет, просушит. Здесь стучат ножи. Разделывают мясо, рыбу, рубят свеклу и морковь, взбивают тесто, здесь запахи свежей крови смешиваются с ароматами уже готовой похлебки, жареного мяса, вареной или печеной рыбы.

Столы для разделки мяса, птицы и рыбы отдельно, а вон за тем кормится челядь. Сейчас наша главная стряпуха, Гертруда, молодая женщина с необъятной задницей, уверенная и властная, заканчивает приготовление к большой кормежке воинов: почти готов огромный котел супа, смачный наваристый запах плывет по кухне, из булькающего варева всплывают куски мяса, однако здесь не забывают и о господине, то есть обо мне: в хорошо и умело прожаренного гуся запихивают обжаренных перепелов, одновременно наблюдая за подрумянивающимся на вертеле увесистым окороком. Понятно, сам не съем, но феодал может позволить себе приглашать за стол особо отличившихся или же особо доверенных лиц.

Я помахал рукой:

- Гертруда, это все - лучникам. И всем, кто едет со мной. Хреновый из меня отец нации - не проследил, чтобы защитников Отечества покормили в первую очередь! Она заулыбалась широким, как луна, лицом:

- Это вам на обед, сеньор!

- К обеду не вернусь, - сообщил я. - Жаль, конечно...

Вот оно, всегдашнее противоречие: кто не может себе позволить такой еды, у того есть на нее время, зубы и просторный желудок, а кто может - должен вскакивать или хотя бы вскарабкиваться на коня, брать в руки поводья и... вперед, заре навстречу!

Помню, мечтал о спутниковой тарелке, чтобы ловить телепередачи помимо обычных бесплатных, забитых рекламными роликами, а у богатого соседа такая тарелка на балконе, но телевизор успевает включить разве что на пять минут перед сном, когда за полночь возвращается с работы!

* * *

Во дворе привычный гам и сутолока: конюхи выводят коней, седлают, лучники первыми прыгают в седла и дисциплинированно отъезжают к стенам, давая сесть на рослых рыцарских коней тяжеловооруженным господам, больше похожим на железные статуи.

Гунтер оглядел всех, уловил мой кивок, закричал страшно и весело:

- Открыть ворота!

День начинался чистый и ясный, в небе ни облачка. Кони прогрохотали копытами по каменному мосту, резво пошли по росистой траве. Теперь, когда прямую дорогу к замку Одноглазого разведали и опробовали, она оказалась совсем короткой, я не удивился, что хоть и вынужденно петляли, огибая холм и непроходимую рощу, но очень скоро в разрыве редкого леса поднялся далекий замок, окруженный домами.

Высится одиноко и угрюмо, непременный атрибут этого времени, и, глядя на него, нетрудно понять, почему блистательному полководцу и завоевателю императору Карлу не удается завоевать порубежные королевства. Если вспомнить школьные уроки по истории Средневековья, Александр Великий за очень короткую жизнь сумел захватить несравнимые со своей крохотной Македонией огромные государства, в кратчайшие сроки разбил колоссальные армии, Цезарь за восемь лет сумел покорить огромную Галлию, населенную весьма воинственным народом, но то была другая эпоха, а потом пришло Средневековье, когда могучий Тевтонский Орден при помощи всей Западной Европы со своим Дранг нах Остен сумел за пятьдесят три года всего лишь сломить сопротивление намного меньшей по территории и вообще полупустынной Восточной Пруссии!

Все дело в том, что теперь армию навстречу наступающему противнику поведет только король, полностью уверенный в победе. А так лучше запрется в укрепленном замке, попробуй выкури!.. Замки утратили неприступность только с появлением артиллерии, сейчас же осадой никто брать и не стремится, а все больше измором, перекрывая дороги небольшими отрядами, чтобы отрезать подвоз продовольствия.

Но, во-первых, в замках обычно продовольствия запасают впрок надолго, во-вторых, нападающим самим приходится держать впятеро большую армию, чтобы отрезать все пути и лазейки, а если раздробить ее слишком, то мелкие отряды сами становятся легкой добычей. Осада даже маленькой крепостушки затягивается на долгие месяцы, если не на годы. Какое уж тут покорение просторов...

Я оглядывал замок хозяйским глазом, надо свыкаться с мыслью, что и это теперь мои владения, там живут люди, что надеются слышать от меня мудрые речи, страшатся необузданного гнева, этот век богат на таких людей, рассчитывают на некие милости и послабления.

Зигфрид громко и страшно протрубил в рог. На стене засуетились, но не стали спрашивать, кто мы такие, узнали, заскрипела решетка ворот, поползла вверх, тут же начал опускаться подъемный мост.

Я вскинул руку:

- Стоп-стоп!.. Никаких заездов, это задержит нас надолго. Давайте за сегодня объедем по кордону, посмотрим и сегодня же вернемся. Мне пора, почти пора на рыцарский суд.

Зигфрид хотел было возразить, но смолчал, а Гунтер, более знающий местность, сказал с сомнением:

- Ваша милость, вы на своем коне, может быть, и успели бы... да дорог не знаете. А у нас кони не могут галопом с утра до ночи. Успеем осмотреть только половину, ну, с божьей помощью, две трети ваших новых владений, а потом придется где-то ночевать.

Я скривился, сказал раздраженно:

- Пусть даже так. Но все равно в замок заезжать не будем. У вас все здесь затягивается на месяцы, если не на годы.

Зигфрид сказал весело, но слова прозвучали очень серьезно:

- Сэр Ричард, вас скоро будут называть Ричардом Стремительным! А то и вовсе - Молниеносным!

В замке, видя, что мы не двигаемся, выслали двух конных, я сообщил, что изволю, и минут через десять за ворота выметнулся на легком коне всадник в сверкающих доспехах Одноглазого.

Подскакав ближе, он довольно проворно слез на землю и преклонил колено.

- Сэр Ричард!.. Счастлив выразить почтение и беспредельную преданность...

- Хорошо, Харальд, - прервал я милостиво. - А теперь давай снова в седло, поедешь с нами, казаками. Гунтер прекрасно знает владения Галантлара, но не Одноглазого, а пока он останется в этом замке, посмотрит, что ты накуролесил, подправит, если что не так... а ты поедешь с нами, Сусанин.

Харальд хоть и с трудом, но без посторонней помощи взобрался в седло, у сэра Одноглазого доспехи весят, как две наковальни, к тому же семь лет в темнице - это не Багамы, крепкий человек, я бы пластом лежал, а вокруг меня плясала бы вся клиника по реабилитации жертв стрессов и насилия.

- Все покажу, - пообещал он серьезно, - хотя за семь лет могло что-то измениться.

- Но деревни не сошли с мест, - успокоил я. - А без тебя мы разыскивали бы их в лесу, как иголки в стогах сена.

Да и вообще, добавил я про себя, надо получше узнать, на кого я оставляю замок. Страшновато кому-то доверять вот так много, но и самому не разорваться.

Он поехал рядом, Зигфрид пустил коня с другой стороны, поинтересовался через мою голову:

- Харальд, ты как назвал меч?

Харальд изменился в лице, невольно оглянулся на Алана, тот ехал сзади. Алан вскинул брови и чуть растянул губы в подобии улыбки.

- Поверишь ли, сэр Зигфрид, мы еще вчера перебрали имена всех демонов и языческих богов, но так и...

Зигфрид оглянулся, в арьергарде на смирном муле мужественно терпит муки похода отец Ульфилла, сказал, понизив голос:

- А если в честь святого?

- Богохульство, - ответил Харальд убежденно.

- Разве архангел Михаил не охраняет огненным мечом вход в рай?

- Да, но... то Михаил, а то я. Это и есть богохульство и гордыня дьявольская. Надо чего-нить проще, но не слишком. Слишком - уже умаление чести воинской и моего достоинства. Я не рыцарь, но у человека на коне гордости больше, чем у пешего.

Я перебирал в памяти имена великих мечей, начиная с Гремящего Гильгамеша и Синего Зуба Одиссея до почти современных Эскалибура и Дюрандаля, красивых или очень уж значительных не нашел, значительными их делают деяния рук, что вынимают из ножен. Подумаешь, Эскалибур дала Озерная фея! Да мне эти озерные, травяные и еще какие-то насовали этих мечей, хоть забор ими подпирай. Даже имен не давал, что толку, если даже в руки брать не решался? Хотя, как знатоки злорадно предупредили, раз сдуру принял, то какие-то обязательства на себя взял... Знать бы, какие.

Глава 16

По залитой оранжевым солнцем траве мелькнула тень. Я вздернул голову, солнце слепит глаза, промелькнуло радужное, яркое, не сразу сообразил, что не жар-птица вовсе, а быстрая птица попроще и помельче.

Зигфрид проследил за моим взглядом.

- Сокол, - сказал он знающе. - Здесь богатые степи.

Алан сказал задумчиво:

- Может быть, и не совсем дикий...

- Как это? Кто-то устроил соколиную охоту не землях сэра Ричарда?

Зигфрид выпрямился, бросил ладонь на рукоять меча. Харальд покачал головой:

- В здешних землях соколов больше использовали для магии... Их многие используют.

- Даже многие? - переспросил я. - Интересно. Как же это?

Он взглянул с удивлением:

- В ваших Срединных королевствах разве не использовали?.. По-моему, везде одинаково. Запускают сокола, а потом смотрят его глазами. Я в детстве даже знал такое заклинание, потом забыл. Мне оно ни к чему...

- Почему? - спросил я. - Если можно смотреть с высоты, а сокол поднимается высоко, то это ж... даже не знаю, что и сказать! У меня в замке хробойл лежит, Рихтер его изучает, да что-то не торопится с докладом. Видать, орешек не по зубам.

Он вяло пожал плечами:

- Смотреть легко, но почти никто не умеет управлять соколом, чтобы летел куда надо. Да и смотрит по-своему, надо уметь различать в том, что он видит, нужное. Я как-то смотрел через плечо одного умельца: серое, темное, словно в лунную ночь. Правда, все отчетливо, но красок нет, какие-то пятна... Это же надо вот так целые сутки сидеть и смотреть в надежде, что удастся подсмотреть что-то важное!.. Не случайно хозяева в конце концов поручают такое дело своим доверенным, потом начинают подозревать, что те утаивают нечто, казнят или прогоняют, начинают смотреть сами, но терпения не хватает, и снова все сначала... Да и занятые люди, кроме бездельников. Так что не привелось смотреть через глаза птах за своими соседями. Можно, но затратно. По времени. Чтобы выловить что-то стоящее, столько шелухи пересматривать!

Я кивнул:

- Ты прав, Харальд. Это и есть основы экономики. Я только удивлен, что хоть какие-то элементы работают. Он отмахнулся:

- А что монахам делать? Не пашут, не сеют, лес не рубят...

Зигфрид и Алан посматривали с великолепным высокомерием людей благородных, которые не унизятся до каких-то умствований и бесплодных споров о том, сколько ангелов поместится на острие иглы. Мир принадлежит людям действия, а не размышления. Короли читать не умеют, крестик ставят, рыцари очищают захваченные земли от нечисти, а в монастырях все эти галилеи, мендели, бруны, паскали и прочие коперники неизвестно какой хренью занимаются...

* * *

Кони притомились, идут вялым шагом, головы поникли. То один, то другой на ходу срывает стебли трав. Мой Зайчик шагает спокойно, горделиво, я как-то привык к его великолепию и не обращаю внимание, но взгляды Алана, Зигфрида и теперь еще и Харальда с виконтом Теодерихом напоминают, какой чудесный конь у меня под седлом.

Навстречу выплывают болотца, их всякий раз объезжаем по берегу, хотя некоторые выглядят совсем мелкими. Харальд всякий раз крестился и говорил то про гигантских пиявок, то о стеблях болотной травы, что изрежут сапоги в клочья, Зигфрид и остальные, едущие впереди, кивали, безропотно поворачивали коней.

Лесные островки тоже часто объезжаем по широкой дуге, хотя деревья растут редко, ветви на вершинках, как у сосен, можно бы проехать напрямик даже с вьючными лошадьми, однако Харальд проронил только "песчаные кроты", и все без возражений повернули под углом в девяносто градусов.

Я начал бурчать, Харальд заметил, очень вежливо и почтительно начал рассказывать, что в этих землях все настолько пропитано магией, что колдовство доступно каждому. Конечно, каждому доступно только самое простое и, конечно же, маломощное. Нет человека, который не ходил бы с амулетом или талисманом, а многие вообще увешаны ими. Даже весьма почтенные граждане, несмотря на близость к церкви и посещение служб, амулетов не чураются. При дворах богатых особ живут личные колдуны, оберегают хозяев от чар, выполняют их поручения, как-то: наслать или снять порчу, навредить врагу, а по возможности и вообще отправить на тот свет. Процветает торговля снадобьями, что продлевают жизнь, а то и молодость, прибавляют сил, здоровья, позволяют видеть будущее...

У баронов, графов и других властелинов, засевших в собственных замках, находят приют самые сильные колдуны, что уже называются магами. Иногда, правда, бегут, не угодив, иногда сами подчиняют сеньоров своей колдовской власти, но факт есть факт: в землях Одноглазого придется встретиться с колдовством, которое я, как паладин, должен ненавидеть...

Он замолчал, глядя на меня с вопросом в глубоко запавших глазах на изможденном лице. Я молча досказал за него, что как паладин - да, должен ненавидеть и огнем и мечом, а еще и каленым железом, огненной метлой революции, да здравствуют Святые Догматы, однако... как человек, познавший мощь и сладость плодов науки, хочу ощутить их и попользоваться. А там уже, как пользователя, юзера - чтобы понятнее, меня как-то не колышет, лицензионная магия или контрафактная.

Они все еще ждали от меня реакции, я набундючился и произнес надменно:

- К вящей славе церкви!..

Харальд торопливо перекрестился.

- Да-да, только Дева Мария - наша неизменная защитница и заступница перед Господом...

Он оборвал себя на полуслове, насторожился, натянул повод. Конь тут же остановился. Далеко, чуть ли не от самого горизонта, тянется расширяющееся пыльное облачко, вытянутое в длинную-длинную воронку.

Зигфрид, Алан и Теодерих немедленно выехали вперед, лучники проверили луки. Неизвестное в здешних землях чаще всего означает неприятности, я увидел, как ладони рыцарей опустились на рукояти мечей.

Ульман, у которого глаза как у сокола, сказал с недоумением:

- Разрази меня... если это не волшебница!

- Леди Клаудия? - переспросил Зигфрид.

- Ну да, других лядей в этих краях нету...

В нашу сторону несется красный как огонь конь с длинной гривой цвета меди и роскошным хвостом. Леди Клаудия сидит по-женски: свесив обе ноги на левую сторону, в правой руке поводья, левую грациозно уперла в бок, выпрямилась, вид донельзя гордый и неприступный.

Рыцари посмотрели на меня, я наконец сообразил, что нужно сделать, соскочил на землю, дождался, когда она остановит коня, подошел и ухватил узду ее кобылки.

- Леди Клаудия...

- Сэр Ричард, - ответила она.

Я встал на одно колено, она легко покинула седло, едва коснувшись моей склоненной головы рукой и чуть-чуть наступив на подставленное колено.

Рыцари смотрели с интересом, Зигфрид знаками показал, что кони сильно притомились, самое время дать им небольшой отдых, напоить, благо вон ручей, самим разместиться в тени деревьев и слегка отобедать.

Я кивнул, давая изволение, хотя сколько мы проехали, чертовы лодыри, повернулся к леди Клаудии и смотрел вопросительно. Она взглянула мне прямо в глаза:

- Сэр Ричард, вы уже дважды проехали через мои земли.

- Сожалею, - ответил я, - спешим, как муравьи к дохлой жабе. Ваши земли малость вклинились между моими и угодьями Одноглазого, которые теперь тоже мои. Если считаете, что мы нанесли ущерб топтанием и ронянием каштанов, попортили зеленый покров своими гусеницами, я готов рассмотреть вопрос о возмещении ущерба...

Она сказала поспешно:

- Нет-нет, я как раз хотела сказать, что вам и вашим людям дозволяется пересекать мои земли... если, конечно, не будете на ней охотиться, рубить лес или вредить моим крестьянам.

- Что вы, что вы, - запротестовал я. - Какой из меня охотник!

Она нервно дернула бровью, в глазах блеснул гнев.

- Да, конечно. Я кое-что слышала про каледонского вепря.

- Это которого Геракл завалил?

- Которого вы с Тудором!

- Бедный поросенок, - сказал я ошарашено. - Простите, я не знал, что это ваш пет. Он был такой веселый, такой резвый, так хрюкал...

Я церемонно подставил локоть, намереваясь отвести к костру, Ульман и Харальд разводили огонь под сенью могучего дуба, а лучники собирали хворост и расседлывали коней. Рыцари, как высшая раса, сняли доспехи и готовятся ополаскиваться в ручье, но ревниво выясняют, кто старше по рангу, званию, знатности и длине рода, и галантно, прямо бобчинские-добчинские, уступают друг другу право мыться выше по течению.

Клаудия покачала головой:

- Рано. Пусть подготовят. А пока посидим здесь. Я предпочитаю поговорить с вами наедине.

- Я чарам не поддаюсь, - заявил я. - Впрочем, можете попытаться, я не против. Особенно хорошо на меня действует, когда чешут и гладят, особенно вот здесь и вот здесь... а можно сразу отсюда...

Она проследила за моей рукой, глаза вспыхнули, щеки окрасились румянцем:

- Как вы смеете такое... Впрочем, вы же как-то обмолвились, что вы не настоящий рыцарь?

- Не ловите меня на слове, - посоветовал я. - Я такого не говорил.

- Но что-то в вас такое...

- Это ваши измышления, которые опровергнет любой адвокат.

Мы сели в тени на толстый корень, вылезший на поверхность лет сто назад. Высохший и белый, он представлял собой удобную скамеечку. Минуту спустя я, не чувствуя комфорта удобной спинки, сполз на землю и устроился, как в удобном кресле, между корнями. Щека моя оказалась на уровне ее коленей, и, когда я подвигал ягодицами, устраиваясь, пару раз коснулся ее колен щекой, из-за чего на ланитах волшебницы сразу же вспыхивали красные розы.

На расстоянии вытянутой руки звонко бренькнуло, словно задрожала самая тонкая струна гитары, там затряслись белые толстые нити могучей паутины. Крохотный дракон, размером с ящерицу, влетел то ли сдуру, то ли сослепу, затрепыхался, отчаянно стараясь выбраться, но просвечивающие на солнце розовые крылья прилипли и запутывались сильнее.

- Тихо, дурашка, - сказал я.

Я приподнялся на локте и, пока высвобождал из паутины, он, скотина, зашипел и грызанул меня за палец. К счастью, человечья кожа не по зубам, только стиснул выдвинутыми вперед крокодильими челюстями кончик пальца, повис. Я поднял руку, осторожно помотал пальцем в воздухе, но этот дурак настолько ошалел от злости, будто это я сплел паутину, что остался висеть на пальце, не соображая, что свободен и можно улетать.

Клаудия смотрела с интересом.

- И что с ним сделаете? Съедите?

Я решил, что у женщин такой юмор, буркнул:

- Без соли?

- Почему без соли, с солью, приправами. Говорят, они очень хороши под прованским соусом.

Я покосился в ее сторону, лицо волшебницы совершенно серьезное.

- Странные у вас шуточки, миледи.

- Я что-то сказала не так?

- Да нет, с женской точки зрения все верно. Вы же все рассматриваете с точки зрения кухни и кастрюль. Вам какие кастрюли больше нравятся: с крышками или без?.. Да перестань кусаться, дурак! Дай сниму паутину со второго крыла, а то прилипнешь где-нибудь к дереву или к камням... Или ты не дурак, а дура? Да еще и блондинка, наверное...