все думал, как бы увести его из сада, и тут закапал дождь, дав мне для этого
отличный предлог. Когда мы приехали, в доме были корреспонденты "Правды".
Двое. Глянув на часы, они небрежно эдак сказали, что неплохо бы послушать
радио. Включили, заиграла музыка. Конечно, Титовы волновались, догадывались
о чем-то, но не спрашивали. Александра Михайловна велела мужу переодеться,
потому - неловко при таких гостях сидеть в затрапезном, и он скинул грязную
куртку и взял чистую косоворотку, да так и остался с нею на коленях. Потому
что мы услышали: "... Пилотируется гражданином Советского Союза
летчиком-космонавтом майором товарищем Титовым Германом Степановичем".
утешал ее, прибежал рыбак из "Красной звезды", в дверь стучался собкор
"Советской России", запахло валерьянкой, откуда-то с улицы к окнам лезли
фоторепортеры, вытаптывая цветничок, сверкали блицы. Я вышел на крыльцо.
Сестра Германа Зима, стесняясь войти в дом, мыла босые ноги дождевой водой,
по селу с криком бежали мальчишки, впереди мальчишек бежал, сгибаясь под
тяжестью магнитофона, корреспондент Всесоюзного радио.
Только включил аппарат - звонок. Тише, товарищи, тихо! Москва на проводе.
Снова слышно стало пение птиц. Степан Павлович взял трубку: "Слушаю... Да,
Титов. Он самый и есть... Да, слышу. Благодарю... Ну что я могу сказать...
Весьма рад, польщен, что мой сын служит государству... что ему партией
поручено великое дело... А кто говорит? "Учительская газета"?.." В доме
строчили уже в двадцать блокнотов. Зажатый в углу старик сосед рассказывал:
"Я Германа Степановича, можно сказать, знаю с трехлетнего возраста..."
Дружественные редакции кончали разграбление семейных альбомов. Корреспондент
журнала "Огонек" пытался взять интервью у меня. В темных сенях делили
школьные тетради космонавта.
бесцеремонная. И мне захотелось как-то это все остановить и не хотелось
участвовать в этом, и только через много дней я понял, что без этой
колобродицы Титовым было бы худо, что публичное одиночество, на которое
обрекли их шумные газетчики, было в эти самые длинные в их жизни сутки
спасением для них.
Павловича. Была она с утра у родных в соседней деревне, дрова помогала
пилить, после поели, а тут люди бегут: "Ваш Герман в космосе!" Вот и явилась
пешком за десять верст. Всем совала прямую ладошку и представлялась: "Его
бабка... Его бабка..."
Объявил громогласно, что он с Германом учился в пятом классе. "Как
звать-то?" - спросила мать. Парень густым басом: "Коля". - "Ну заходи, Коля,
гостем будешь". Он зашел и все никак не мог замолчать. "Это надо же! На
одной парте с ним сидел. Во Герка дает! Во дает! Сибиряки, они всюду". -
"Наука!" - наставительно сказала бабка. После этого кто-то из газетчиков
увел парня интервьюировать на огород.
этого была своя тема. "Как думаете, - спрашивал у меня, - может он
приземлиться у нас? Так сказать, на родной земле. Я полагаю, политически это
будет правильно, а?.. Конечно, посевы он потравит, скажем, гектаров сто. Но
это себя окупит". Вниз от дома Титовых уходили поля, перелески, низкие
облака плыли над ними. Билей огладывал все хозяйским глазом, и великие планы
роились в его голове.
спросил, где Титовы, ему показали, и он пошел к Александре Михайловне и
поклонился ей в пояс. Я пишу только то, что сам видел и слышал:
действительно поклонился. И сказал: "Счастливо, мамаша! Счастья вам за
вашего сына. Я в его возрасте. Еду с Телецкого озера, услышал по радио и вот
сошел с трассы. Конечно, за это отвечу... Вы не бойтесь, мама. Все будет
хорошо". И тогда мать заплакала и обняла шофера, и они поцеловались, и тут
новосибирская кинохроника (была уже и хроника) решила, что надо это снять на
кинопленку. Шоферу велели умыться. Он умылся. Велели помыть машину. Он
помыл. Велели отъехать от дома и снова подъехать. От отъехал, подъехал, и
тут выяснилось, что снимать нельзя: грузовик - "студебеккер". Безвыходное
положение! Шофера попросили сесть на другой грузовик, благо их в селе много
было, но он наотрез отказался: "Мою старушку весь Алтай знает!" Еще он
сказал, что ходит этот "студебеккер" с войны, ремонтировался сто раз, своего
в нем внутри почти не осталось. Тогда ему велели подъехать к дому задом,
кинокамера застрекотала, снова он поклонился матери, но только и тени не
было от прежней сцены.
устроили обед для гостей, принесли откуда-то дощатые столы, клубные
сколоченные в ряд стулья. У матери появилось занятие - кормить гостей.
Закуски готовили все соседки Александры Михайловны. Председатель
райисполкома сказал тост: "Ну, чтобы русской ногой ступил твердо на русскую
землю!" Директор совхоза: "Раз вы родили такого сына, то обязуемся поставить
вам новый дом". Солнце шло к земле, высвечивало края свинцовых туч. "Там
погоды нет", - говорил отец. Председатель сельсовета утешал его: "Я как
чувствовал. Как увидел корреспондентов, ну прямо враз догадался. Мужайся,
Степан Павлович. Быть митингу".
братьев соперников с некоторым чувством превосходства. Откуда оно взялось -
доложу позже. А пока замечу, что степень информированности была прямо
пропорциональна расстоянию органов печати от данного села. Москвичи явились
первыми и овладели положением прочно. Потом прилетел военкор из
Владивостока. Потом, как сказано, новосибирцы. Потом прикатило взмыленное
барнаульское телевидение. Кажется, им еще досталось одно школьное сочинение
Германа и одна его грамота за участие в самодеятельности. Поздно ночью
прибыл представитель венгерского радио (фамилия хозяев звучала с иноземным
ударением: "Тґитов... Тґитов..."), за ним - корреспондент "Нойес лебен". И
только на следующий день, когда родителей космонавта повезли на аэродром,
чтобы отправить в столицу, тогда только примчались двое из районной газеты.
Титовых они все-таки догнали, из машины извлекли.
постепенно затихал. На постой их ставили по соседям, по сеновалам, некоторые
укатили поближе к телеграфам и телефонам, чтобы передать свои сообщения. Я
никуда не поехал... Что это была за ночь! Небо висело чистое-чистое, Млечный
Путь пролег над самым домом Титовых. В третьем часу ночи скрипнула дверь.
Степан Павлович вышел на порог и стоял долго, глядя на небо: где он там?
Хоть бы двигалась какая звездочка.
тыквах. Пришла такая фантазия снять пирамиду из тыкв, чтобы запечатлеть
обилие урожая. На самой вершине маленький Гера, года три ему было. Только
нацелился снимать, а тыквы расползлись, а малыш вниз. Падает, кричит,
испугался, падает, а никак не добежишь помочь... После в одной из газет я
прочитал, такие слова, якобы сказанные отцом космонавта: "Нет, за сына мы
нисколько не беспокоились, потому что мы верили в силу науки, которая..."
утра прокашлялся репродуктор, мы замерли... "Передаем арии из оперетт". Ну
конечно! Это ведь местная станция, Москва еще спит. Лихие голоса пели:
"Милости просим в квартиру сорок восемь". Степан Павлович утешал жену: "Ешь.
Если б что не дай Бог... не играли бы оперетку!" Наконец в семь по местному
Москва передала: полет продолжается, самочувствие хорошее, с
летчиком-космонавтом поддерживается двусторонняя связь.
недособранное, соколами кидались на телеграммы: "Целинники приветствуют...",
"Привет от моряков Тихоокеанского флота..." Барнаульское телевидение
пыталось по-тихому умыкнуть Титовых в город - отца, мать, сестру космонавта,
бабку восьмидесяти лет. Но Александра Михайловна сказала строго: "Нет. Мы
дома, у родных корней дождемся вести". Глава телевизионщиков понял, что так
оно и будет, однако посетовал: "Со временем у нас туго. Мне бы только
поспеть в последние известия. А дорога, сами понимаете. Может, все-таки..."
свалившееся на них, приняли они с редким достоинством. Были просты, радушны,
по-настоящему интеллигентны! Все время оставались самими собой, а это ведь
всего трудней... Я подумал: показать бы их такими, какие они есть, ничего не
присочиняя, со всеми их разговорами, подробностями быта. Подумал: всегда
надо доверять жизни, описывать ее достоверно и просто.
"Известий" мог в этой толчее оставаться спокойным? Почему не бежал на
телеграф, не рвал тетрадки из рук у коллег? На то были свои причины.
Во-первых, учитывая вечерний выпуск моей газеты, я мог с сообщениями не
спешить. Во-вторых, я знал, что в редакции уже имеется, написан, набран
большой материал о Германе Титове; приоритет "Известий" был таким образом
обеспечен. Он был обеспечен еще раньше, треть века назад, но об этом рассказ
особый.
журналисты поразбрелись, было сумрачно, мы сели перекусить - творог, хлеб,
молоко, и тут раздались позывные Москвы, снова позывные, и еще раз, и первые
слова Левитана: "Успешно произвел посадку..."
Сертаков Виталий
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Куликов Роман