Чтение 27–й страницы книги ~Кыш и я в Крыму~

пила чай с Анфисой Николаевной и сказала:

- Привет. Наверно, пром"рз? Садись ча"вничать.

- И совсем не пром"рз. Мы жгли кост"р, - сказал я, не понимая, почему
мама так спокойна, и спросил: - Ну, как вы тут без меня?

- Прекрасно. Василий Васильевич с Анфисой Николаевной всю ночь
рассказывали нам про свои военные приключения.

- Ух! Жалко! - сказал я. - Пропустил самое интересное!

- Ты почему написал в записке: "Беспокойтесь"?

- По-телеграфному это значит: "не беспокойтесь", - объяснил я.

- А что означает возглас "мамочка" в конце твоей телеграммы?

- Это значит: "Мамочка! Вот кончатся все события, и мы начн"м отдыхать
по-настоящему. Честное слово!"

- Попробуй догадайся! - засмеялась Анфиса Николаевна.

- На то и телеграмма, - сказал я.

Мама решила после завтрака поспать, потому что прослушала всю ночь
рассказы про войну. Я сказал ей, что иду в "Кипарис" к папе, и позвал Кыша.

Он грелся на солнышке после холодной ночи в пещере, а неподал"ку от него
умывалась Волна и мурлыкала так громко, как будто у не" внутри тарахтел
маленький моторчик.

- Ал"ша, я надеюсь, что твоей ноч"вкой в пещере все события кончились? -
спросила мама.

- Откуда ты знаешь, где мы ночевали? - удивился я.

- Прости, этого я сказать не могу, - ответила мама.

Многие отдыхающие после завтрака прогуливались по дорожкам и сидели на
лавочках, читая газеты. Среди них не было ни папы, ни Василия Васильевича,
ни Феди.

Как я и думал, они, проговорив всю ночь, крепко спали в своей палате и
даже не проснулись после громкого стука в дверь. Я решил их не будить и
присел за стол написать папе записку.

Вдруг Кыш как-то странно себя пов"л. Сел посередине палаты, задрал нос и,
зажмурив глаза, к чему-то принюхался. Потом почесал лапой за ухом и снова
принюхался... Он был похож на меня в тот момент, когда я хочу вспомнить
что-то очень важное и не могу. Принюхавшись, Кыш тихонько и тоскливо
взвизгнул.

- В ч"м дело? - ш"потом спросил я. Но Кыш вдруг бросился под кровать
Тория. Он обнюхал его чемодан и зарычал.

- Фу! - сказал я, но было уже поздно: Кыш залился таким лаем, какого я ни
разу от него не слышал.

Первым с кровати вскочил папа.

- Фу! Фу! - закричал он, протирая глаза. Я полез под кровать Тория, но
Кыш не давался мне в руки и залаял ещ" громче. Я не мог успокоить его ни
лаской, ни угрозой выпороть поводком.

- Уберите вашего пса! Пош"л вон! Пош"л! - встав на колени, прогонял Кыша
прибежавший в палату вместе с другими отдыхающими Торий. Однако Кыш, оскалив
зубы, чуть не тяпнул его за руку.

- Я знаю, почему он лает, - сказал Василий Васильевич. - И вы, Торий, это
отлично знаете.

- Я ничего не знаю! - тут же заявил Торий. Василий Васильевич что-то
сказал ему на ухо. Торий отшатнулся и покраснел.

- Советую чистосердечно признаться. Откройте чемодан, - посоветовал
Василий Васильевич.

- Кыш! Последний раз говорю: "Ко мне!" - крикнул я, и он послушался.
Прыгнул ко мне на руки и уже не лаял, потому что охрип, а только рычал.

Василий Васильевич попросил выйти из палаты всех посторонних. Остались
только папа, Федя, Милованов, Торий, Кыш и я.

- Открывайте. Смелей. И покажите нам свои трофеи, - сказал Василий
Васильевич.

Торий очень неохотно открыл ключиком чемодан, и в этот момент Кыш,
вырвавшись у меня из рук, бросился на глазах перепуганного Тория
расшвыривать носом его рубашки, майки и носки, добрался до дна чемодана,
схватил зубами два красивых, переливающихся всеми цветами радуги павлиньих
пера, положил их к моим ногам, несколько раз победно тявкнул и скромно
ул"гся в углу палаты. Тут открылась дверь, и в палату вош"л Корней Викентич.

Он посмотрел на раскрытый чемодан с разворош"нным бель"м, на павлиньи
перья, на Кыша и на меня и спросил:

- Извольте объяснить, что здесь происходит. Я не знал, с чего начать, и
поэтому онемел.

- Кыш учуял перья - он же обнюхивал павлина - и... вот... обнаружил, -
наконец сказал я.

- Так, значит, это вы?! - воскликнул Корней Викентич. - Извольте
объясниться, молодой человек.

Торий долго вытирал лицо, конечно соображая, как лучше соврать, и наконец
сказал:

- Однажды... я увидел на газоне эти перья и взял их... Вот, собственно, и
вс"... Очевидно, они упали с хвоста павлина примерно так же, как падают
листья с магнолий...

- Нет, Торий. Перья вы не подняли с газона, а выдрали из хвоста Павлика,
- поправил Василий Васильевич.

- Вы никогда не сможете этого доказать, - сказал Торий. Он уже
успокоился, задвинул чемодан под кровать и готов был отпираться до конца.

- Жаль, Торий, что вы не раскаиваетесь. Дело в том, что местные юннаты
запечатлели на пл"нке момент, когда вы "похищали" перья.

После этих слов Торий сник:

- Только не нужно посылать фото в мой институт, - вдруг попросил Торий. -
Я просто не подумал... просто не подумал...

- Зачем вы это сделали? - спросил Корней Викентич.

- У одной моей знакомой... хобби... Она собирает птичьи перья, - сказал
Торий.

- Мне стыдно за вас. Стыдно... О вашем поступке знает уже весь "Кипарис".
Зайдите, пожалуйста, в дирекцию. Остальные - на пляж!

- Ну и палата! - сказала нянечка.

- Тебя, Алексей Сероглазов, и твоего пса я благодарю за гражданское
мужество! - Корней Викентич пожал мне руку.

- Я тут ни при ч"м... Это Кыш взял след, - сказал я и подумал: "Вот что
значит для собаки пожить одну ночь в первобытной пещере! Сразу нюх
возвратился и бесстрашие".

Выйдя из корпуса, мы с папой сели на лавочке. Он сказал:

- Слушай меня внимательно: я делаю тебе последнее предупреждение. Если
вместо отдыха ты будешь без спроса убегать из дома и вытворять ч"рт знает
что, то я действительно отправлю тебя в Москву. Твоя мама побелела, когда
прочитала дурацкую телеграмму "беспокойтесь уходим"... И это - на ночь
глядя! Хорошо, что Василий Васильевич объяснил, так сказать, где вы
находитесь с Федей, и успокоил нас! Он заметил, как вы собирались, и
проводил вас до самой пещеры. Потом возвратился и успокоил нас в тот момент,
когда мама хотела бежать в милицию!

- Между прочим, если бы ты не сказал мне, чтобы я задумался об истории
всего человечества, то я и не пош"л бы ночевать в пещеру, - сказал я.

- Но почему в пещере? Дома или на пляже ты не мог думать?

- Не мог. Ты сам всегда говоришь, что танцевать нужно от печки.

Папа слегка застонал. Это означало, что он не имеет возможности доказать
мне, что я полностью не прав, хотя вроде бы говорю правильные вещи. Мне
пришлось подробно рассказать ему, как я думал о своей, прошедшей с большими
нарушениями дисциплины, жизни.

- В общем, иди, - сказал папа. - И запомни то, что я сказал. Читай,
купайся, гуляй и набирайся сил. С завтрашнего утра ты будешь бегать вместе
со мной. Понял?

- Понял. Приду.

- Ты что-нибудь утаиваешь от меня? - вдруг ни с того ни с сего спросил
папа.

- Конечно, утаиваю, - ответил я, - но только для того, чтобы не мешать
тебе восстанавливать физические силы. Потом я вс" расскажу и тебе и маме.

- До свидания. Я пош"л на машину времени.

- Пока, - сказал я. - Мы тоже скоро пойд"м купаться.

Папа уш"л, обиженный на то, что я что-то от него утаиваю. Может быть, он
имел в виду ночную засаду? Кроме не", я от него не утаивал ничего.

Около Геракла, на скамейке, я увидел Федю. Он что-то писал, положив на
колени блокнот, и я его не стал отвлекать.

Перед тем как уйти из "Кипариса", я наш"л Василия Васильевича. Он доедал
в столовой свой остывший завтрак. Я попросил у него разрешения рассказать
Севе, Симке и Вере про партизанскую пещеру. Ведь они следопыты и часто ходят
по местам боевой славы. Чего же пещере зря пропадать?

- Вс" равно вас найдут. На то они и следопыты. Они почище тайны
раскрывали, - сказал я.

- Это верно, - согласился со мной Василий Васильевич.

В этот день не было ни ветерка. Мне было так хорошо купаться и загорать,
что я сказал маме:

- Эта ноч"вка в пещере была моей лебединой песней в Крыму. Больше тебе не
прид"тся беспокоиться.