read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


- Но ведь их прислали мне.
Я покраснел. Мне стало страшно неприятно, и я вспомнил, что никогда не
дарил Марии цветов. Конечно, я приносил ей букеты, которые мне вручали на
сцене, но я не покупал для нее цветы - ведь за букеты на сцене большей
частью приходилось платить самому.
- Кто послал тебе эти розы? - спросил я.
- Цюпфнер, - ответила она.
- Черт бы его подрал, - сказал я. - Что это значит? - Я вспомнил, как
они шли, держась за руки. Мария покраснела и сказала:
- Почему бы ему не послать мне цветы?
- Ты должна ставить вопрос иначе, - сказал я, - почему, собственно, он
послал тебе цветы?
- Мы старые друзья, - сказала она, - может быть, он мой поклонник.
- Очень мило, - сказал я, - поклонник поклонником, но дарить такой
большой букет дорогих цветов - значит навязываться. По-моему, это дурной
вкус.
Она оскорбилась и вышла из комнаты.
Когда позвонил мальчик с молоком, мы сидели в столовой. Мария вышла,
открыла ему дверь и дала деньги. В этой квартире к нам только раз пришел
гость - Лео, и это случилось перед тем, как он обратился в католичество.
Но Лео не звонил, он поднялся наверх вместе с Марией.
Звонок звучал странно: робко и, вместе с тем настойчиво. Я страшно
испугался - неужели это Моника? Могло даже случиться, что ее под
каким-нибудь предлогом послал Зоммервильд. Во мне сразу проснулся комплекс
Нибелунгов. Я побежал в переднюю в насквозь мокрых шлепанцах и никак не
мог найти кнопку, на которую надо нажать. Пока я искал ее, мне пришло в
голову, что у Моники есть ключ от входной двери. Наконец я нашел кнопку,
нажал на нее, и внизу тихо загудело, как гудит пчела на оконном стекле. Я
вышел на площадку и встал у лифта. Сперва зажглась красная лампочка
"занято", потом цифра "один", потом "два". Я с беспокойством уставился на
шкалу и вдруг заметил, что рядом со мной кто-то стоит. В испуге я
обернулся и увидел красивую женщину со светлыми волосами, худощавую, но в
меру, с очень милыми светло-серыми глазами. Ее красная шляпка была, на мой
вкус, слишком яркой. Я улыбнулся, она улыбнулась в ответ и сказала:
- Видимо, вы и есть господин Шнир... моя фамилия Гребсель, я ваша
соседка. Очень рада наконец-то увидеть вас воочию.
- Я тоже рад, - сказал я, и это не были пустые слова: на госпожу
Гребсель, несмотря на ее слишком яркую шляпку, было приятно смотреть. В
руках у нее я заметил газету "Голос Бонна"; она проследила за моим
взглядом и сказала покраснев:
- Не обращайте внимания.
- Я залеплю этому негодяю пощечину, - сказал я. - Если бы вы только
знали, какой это лицемерный подонок... к тому же он обжулил меня на целую
бутылку водки.
Она засмеялась.
- Мы с мужем будем рады наконец-то познакомиться с вами. Вы здесь еще
побудете?
- Да, - сказал я, - я вам как-нибудь позвоню, если разрешите... у вас
все - тоже цвета ржавчины?
- Ну, конечно, ведь цвет ржавчины - отличительная особенность пятого
этажа"
Лифт немного задержался на третьем этаже, потом зажглась цифра
"четыре", потом "пять", я распахнул дверцу и в изумлении отступил. Из
лифта вышел отец; поддержав дверцу, ой пропустил в кабину госпожу Гребсель
и повернулся ко мне.
- Боже мой, - сказал я, - отец. - Я никогда не называл его отцом,
всегда говорил "папа".
- Ганс! - Он сделал неловкую попытку обнять меня.
Я вошел первым в квартиру, взял у него шляпу и пальто, открыл дверь
столовой и показал рукой на тахту. Он неторопливо огляделся.
Оба мы чувствовали сильное смущение. Смущение, видимо, непременная
предпосылка того, чтобы родители и дети вообще могли говорить друг с
другом. Вероятно, мой возглас "отец" прозвучал крайне патетически, и это
только усугубило наше смущение, и без того неизбежное. Отец сел в одно из
кресел цвета ржавчины; взглянув на меня, он покачал головой: мои шлепанцы
были насквозь мокрые, носки тоже промокли, а купальный халат был чересчур
длинен и в довершение всего огненно-красного цвета.
Отец мой невысок ростом, изящен, и он настолько элегантен без всяких на
то усилий, что деятели из телецентра буквально рвут его на части, когда
проводятся диспуты по вопросам экономики. Он прямо-таки излучает
доброжелательность и здравый смысл; немудрено, что за последние годы отец
получил большую известность в качестве "звезды" телеэкрана, чем он
приобрел бы за всю жизнь в качестве владельца угольного концерна. Все
грубое ему ненавистно. По его внешности следует ожидать, что он курит
сигары - не толстые, а легкие тонкие сигары; и то, что промышленный
магнат, которому уже под семьдесят, курит сигареты, удивляет и наводит на
мысль о непринужденности и демократичности. Я вполне понимаю, почему его
суют во все диспуты, где речь идет о деньгах. Он не просто излучает
доброжелательность, видно, что он и впрямь человек доброжелательный. Я
протянул ему сигареты, дал прикурить, и, когда я при этом нагнулся, он
сказал:
- Я не так уж хорошо разбираюсь в жизни клоунов, хотя кое-что знаю о
ней. Но то, что они принимают кофейные ванны, для меня новость.
Отец может иной раз мило сострить.
- Я не принимаю кофейных ванн, отец, - сказал я, - я просто хотел
налить себе кофе, и, как видишь, неудачно. - Сейчас я уж точно должен был
назвать его "папой", но спохватился слишком поздно.
- Хочешь чего-нибудь выпить?
Он улыбнулся, недоверчиво посмотрел на меня и спросил:
- А что у тебя есть?
Я отправился на кухню: в холодильнике стоял початый коньяк, несколько
бутылок минеральной воды, лимонад и бутылка красного вина. Я взял всего по
бутылке, вернулся в столовую и расставил батарею бутылок на столе перед
отцом. Он вынул из кармана очки и приступил к изучению этикеток. Покачав
головой, он прежде всего отставил коньяк. Я знал, что он любит коньяк, и
поэтому обиженно спросил:
- Кажется, это хорошая марка?
- Марка превосходная, - сказал он, - но самый лучший коньяк теряет свои
качества, если его охладили.
- О боже, - сказал я, - разве коньяк не ставят в холодильник?
Он посмотрел на меня поверх очков с таким выражением, словно я только
что был уличен в скотоложестве. На свой лад отец эстет: он способен за
завтраком раза по три, по четыре возвращать на кухню хлеб, пока Анна не
подсушит его ровно настолько, насколько он находит это нужным; это немое
сражение разыгрывалось у нас каждое утро, ибо Анна считала подсушенный
хлеб "глупой англосаксонской выдумкой".
- Коньяк в холодильнике, - сказал отец презрительно, - ты действительно
не знаешь этого... или просто прикидываешься? Тебя вообще трудно понять.
- Нет, не знаю, - ответил я. Он взглянул испытующе, улыбнулся и,
казалось, поверил мне.
- А ведь я потратил столько денег на твое воспитание, - сказал он. Эта
фраза должна была прозвучать в том шутливом тоне, в каком
семидесятилетнему отцу удобнее всего беседовать со своим совершенно
взрослым сыном, но шутки не получилось - слово "деньги" заморозило ее.
Покачав головой, отец отверг также лимонад и красное вино.
- Считаю, - сказал он, - что в данных обстоятельствах самый подходящий
напиток - минеральная вода.
Я вынул из серванта два стакана и открыл бутылку с минеральной водой.
На сей раз я, кажется, не допустил никаких оплошностей. Отец, наблюдавший
за мной, благосклонно кивнул.
- Тебе не помешает, - спросил я, - если я останусь в халате?
- Помешает, - ответил он, - безусловно. Оденься, пожалуйста,
по-человечески. Твое одеяние и этот запах кофе придают нечто комичное всей
сцене, что ей вовсе не присуще. Я намерен поговорить с тобой серьезно.
Кроме того... извини, что я называю вещи своими именами... мне глубоко
неприятно любое проявление расхлябанности - ты это, надеюсь, помнишь.
- Это не проявление расхлябанности, - возразил я, - а потребность в
разрядке.
- Не знаю, сколько раз в жизни ты действительно был послушным сыном,
сейчас ты не обязан меня слушаться. Я тебя просто прошу - сделай мне
одолжение.
Я поразился. Раньше отец был человек скорее застенчивый и
малоразговорчивый. Но в этих телестудиях он навострился рассуждать и
дискутировать, сохраняя "присущее ему обаяние". А я слишком устал, чтобы
противиться его обаянию.
Я пошел в ванную, стянул с себя облитые кофе носки, вытер ноги, надел
рубашку, брюки, пиджак и босиком побежал на кухню; там я вывалил на
тарелку целую гору подогретой фасоли и не долго думая выпустил туда же
сваренные всмятку яйца - белок я выскреб из скорлупы чайной ложечкой, -
взял ломоть хлеба, ложку и опять пошел в столовую. Лицо отца мастерски
выразило любопытство, смешанное с отвращением.
- Извини, - сказал я, - но с девяти утра я сегодня не имел ни крошки во
рту; думаю, тебе не доставит удовольствия, если я паду к твоим ногам
бездыханный.
Он принужденно улыбнулся, покачал головой, вздохнул и сказал:
- Ну хорошо... но учти, что одни только белковые вещества вредны для
здоровья.
- Я съем потом яблоко, - сказал я. Перемешал фасоль с яйцами, откусил
кусок хлеба и отправил в рот ложку этого варева - оно показалось мне очень
вкусным.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 [ 27 ] 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.