вновь народиться на свет и, вместе дойдя до могилы, оторвать себя друг от
дружки с неповторимым, никому не ведомым страданием и болью.
как и смерть, загадка семьи не понята, не разрешена. Династии, общества,
империи обращались в прах, если в них начинала рушиться семья, если он и она
блудили, не находя друг друга. Династии, общества, империи, не создавшие
семьи или порушившие ее устои, начинали хвалиться достигнутым прогрессом,
бряцать оружием; в династиях, империях, в обществах вместе с развалом семьи
разваливалось согласие, зло начинало одолевать добро, земля разверзалась под
ногами, чтобы поглотить сброд, уже безо всяких на то оснований именующий
себя людьми.
виде, жена опять же хорошего, лучше бы -- очень хорошего, идеального мужа.
Современные остряки, сделавшие предметом осмеяния самое святое на земле --
семейные узы, измерзавившие древнюю мудрость зубоскаль- ством о плохой
женщине, растворенной во всех хороших женах, надо полагать, ведают, что и
хороший муж распространен во всех плохих мужчинах. Плохого мужика и плохую
женщину зашить бы в мешок и утопить. Просто! Вот как бы до нее, до простоты
той, доскрестись на утлом семейном корабле, шибко рассохшемся, побитом
житейскими бурями, потерявшем надежную плавучесть.
об этом сложном предмете.
Лерку. Привыкшая спать со Светкой, караулящая каждое ее движение и
шевеление, слышащая даже дыхание своего единственного дитяти, Лерка, не
просыпаясь, захлопала рукой рядом.
простыней. -- Я печку подтоплю. Светке холодно.
открытой дверцы, подышал сухим теплом, посмотрел на красиво, на бодро
танцующее пламя и отправился к столу, косясь на вольно раскинувшуюся, в
волосах себя запутавшую Лерку.
технической конторе станции Вейск и безвозмездно отданном тете Лине, прибита
полочка для учебников, тетрадей и школьных принадлежностей. Ныне на полочке,
шатнувшись к окну, стоят словарь, справочники, любимые книги, сборники
стихов и песен. Среди них зеленым светофорным светом горит обложка книги
"Пословицы русского народа". Молодой литератор и уже испытанный в семейных
делах муж открыл толстую книгу на середине. Раздел: "Муж -- жена" занимал
двенадцать широченных книжных страниц -- молодая русская нация к прошлому
веку накопила уже изрядный опыт по семейным устоям и отразила его в устном
творчестве.
разумно и дельно!" -- ухмыльнулся мыслитель из железнодорожного поселка. Но
скоро такие откровения пошли, что у него пропала охота зубоскалить: "Смерть
да жена -- Богом суждена", "Женитьба есть, а разженитьбы нет", "С кем
венчаться, с тем и кончаться", "Птица крыльями сильна, жена мужем красна",
"За мужа завалюсь -- никого не боюсь".
-- Познакомить бы вас с современной жен- щиной!" Он непроизвольно покосился
на Лерку. "Жена не сапог, с ноги не скинешь". "Что верно, то верно", --
длинно выдохнул Сошнин и водворил книгу на место.
хватит, порешил он. "Семьи рушатся и бабы с мужиками расходятся отчего? --
вопрошала бабка Тутышиха, сама себе давая ответ. -- А оттого, что сплят
врозь. Дитев и друг дружку не видют неделями -- чем им скрепляться? Мы,
бывало, с Адамом, поцапаемся, когда и подеремся -- но муж с женою хотя и
бранятся, да под одну шубу ложатся! Ночью-то, бывало, Адамка на меня ручку
нечаянно положит, я на ево -- ножку от жары закину, и, глядишь, замиренье,
спокой да согласье в дому..."
всяких там дробей, простым, но точным способом".
"гардеропа" начинал просачиваться слабый свет. "Однако гробину эту все же
придется рубить на дрова, -- погладил он облезлое сооружение. Оно, будто
старый пес, шершавым языком цеплялось за пальцы, приятельски покалывало
ладонь. -- Ничего не поделаешь, друг. Современный быт требует жертв! Ничто
новое без жертв у нас не создается и не излаживается", -- виновато
усмехнулся хозяин четвертой квартиры.
насладившийся покоем, среди тихо спящей семьи, с чувством давно ему
неведомой уверенности в своих возможностях и силах, без раздражения и тоски
в сердце Сошнин прилепился к столу, придерживая его расхлябанное тело
руками, чтоб не скрипел и не крякал, потянулся к давней и тоже конторской
лампе, шибко изогнул ее шею с железной чашечкой на конце, поместил в пятно
света чистый лист бумаги и надолго замер над ним.
Красноярск, "Офсет", 1997 г.
Василенко Иван
Ильин Андрей
Куликов Роман
Каргалов Вадим
Березин Федор
Сертаков Виталий