заявляла, что и в глаза не видела пропавшей вещи - броши, кольца или ножниц.
Продолжая притворяться, мать делала вид, будто верит ей, а потом неусыпно
следила за ней, пока не удавалось обнаружить тайник - какую-нибудь трещину в
садовой ограде или щель на чердаке или во флигеле. Тогда мадам отсылала
Дезире погулять с бонной и, пользуясь ее отсутствием, обворовывала воровку.
Дезире, как достойная дочь коварной матери, обнаружив пропажу, ничем не
выдавала огорчения.
покойного отца. Хотя девочка унаследовала от матери цветущее здоровье,
голубые глаза и румяные щеки, нравственными качествами она совершенно
очевидно пошла не в нее. Эта искренняя, веселая девчушка, горячая,
вспыльчивая и подвижная, нередко попадала в опасные и трудные положения.
Однажды она надумала скатиться с лестницы, упала и проехала до самого низа
по крутым каменным ступеням. Мадам, услышав шум (а она всегда являлась на
любой шум), вышла из столовой, подняла ребенка и спокойно объявила: "Девочка
сломала руку".
и есть: одна пухлая ручка бессильно повисла.
qu'on aille tout de suite chercher un fiacre!*
села в фиакр и отправилась за врачом.
конце концов, отыскала ему замену и привезла другого доктора. А я пока
разрезала на девочке рукав, раздела ее и уложила в постель.
жарко натопленной комнате) не стали рассматривать нового доктора, когда он
вошел; во всяком случае, я в тот момент пыталась успокоить Фифину, крики
которой (у нее были отличные легкие) буквально оглушали, а уж когда
незнакомец подошел к постели, стали совсем невыносимыми. Он попробовал было
приподнять ее, но она завопила на ломаном английском (как говорили и другие
дети): "Пускай меня! Я не хочет вас, я хочет доктор Пилюль!"
английском языке, - но он сейчас занят, он далеко отсюда, и я приехал вместо
него. Сейчас мы успокоимся и займемся делом: быстро перевяжем бедную ручку,
и все будет в порядке.
этой сладкой жидкости (Фифина была ненасытной лакомкой, любой мог завоевать
ее расположение, угостив вкусными вещами), пообещал дать еще, когда
закончится лечебная процедура, и принялся за работу. Он попросил кухарку,
крепкую женщину с сильными руками, оказать ему необходимую помощь, но она,
привратница и бонна немедленно исчезли. Мне очень не хотелось дотрагиваться
до маленькой наболевшей ручки, однако, понимая, что иного выхода нет, я
наклонилась, чтобы сделать необходимое, но меня опередили - мадам Бек
протянула руку, которая, в отличие от моей, не дрожала.
ее - естественным и неподдельным.
работу. - Voila un sang-froid bien opportun, et qui vaut mille elans de
sensibilite deplacee**.
ценно, чем неуместная чувствительность (фр.).
голос, выражение лица и осанка производили благоприятное впечатление,
которое усилилось, когда в комнату, где уже темнело, внесли лампу,
осветившую его, - и уж теперь такая женщина, как мадам Бек, не могла не
заметить этого. У молодого человека (а он был очень молод) вид был
действительно незаурядный. Высокий рост казался особенно внушительным в
маленькой комнатке на фоне коренастых, скроенных на голландский манер
женщин; у него был четкий, изящный и выразительный профиль; он, пожалуй,
слишком быстро и часто переводил взгляд с одного лица на другое, но и это
получалось очень мило; красивый рот и полный, греческий, идеальный
подбородок с ямочкой дополняли портрет. Для описания его улыбки трудно
второпях найти подходящий эпитет: что-то в ней было приятное, а что-то
наводило на мысль о наших слабостях и недостатках, над которыми он,
казалось, может посмеяться. Однако Фифине нравилась эта двусмысленная
улыбка, а сам доктор показался ей добрым, хотя он причинил ей боль, она
протянула ручку и дружески попрощалась с ним на ночь. Он нежно погладил
ручку и вышел вместе с мадам. Когда они спускались с лестницы, она в крайнем
оживлении говорила возбужденно и многословно, а он слушал с выражением
добродушной любезности, смешанной с лукавой усмешкой, которое мне трудно
точно описать.
речь звучит гораздо лучше, да и цвет лица, глаза и осанка были у него чисто
английскими. Заметила я еще и другое. Когда он выходил из комнаты и
повернулся на мгновение к мадам, мы с ним оказались лицом к лицу, и я
невольно взглянула на него - вот тут-то и стало ясно, почему с того момента,
как я услышала его голос, меня мучило чувство, что я уже с ним встречалась.
Это был тот самый джентльмен, с которым я разговаривала у станционной
конторы, который помог мне распутать недоразумение с багажом и проводил меня
по темной, залитой дождем дороге. Я узнала его походку, услышав, как он идет
по длинному вестибюлю: те же твердые и равномерные шаги, за которыми я
следовала под сенью деревьев, ронявших капли дождя.
последним. Почтенный доктор Пилюль должен был на следующий день вернуться
домой, и его временному заместителю вовсе незачем было вновь появляться у
нас. Но судьба распорядилась иначе.
старинный университетский город Букен-Муази, и, когда он предписал больному
перемену обстановки, его попросили сопровождать беспомощного пациента в
поездке, рассчитанной на несколько недель. Поэтому новому врачу пришлось
посещать улицу Фоссет.
требовала, чтобы я оставалась в детской подольше. Мне думается, д-р Джон был
искусным врачом. Фифина быстро поправлялась, благодаря его попечению, но,
несмотря на ее выздоровление, от его услуг не отказались. Судьба и мадам Бек
словно заключили союз и порешили, что ему следует досконально изучить
вестибюль, внутреннюю лестницу и верхние комнаты дома на улице Фоссет.
Дезире. Эта испорченная девчонка обладала необычайным даром притворства и,
заметив, как снисходительно и бережно относятся к больной сестре, пришла к
заключению, что ей выгодно оказаться на одре болезни, и тотчас объявила, что
нездорова. Роль свою она исполняла хорошо, а ее мать еще лучше. Хотя мадам
Бек ни минуты не сомневалась, что дочь хитрит, она весьма убедительно
изображала озабоченность и полное доверие.
называть его таким образом, и мы вслед за ней тоже привыкли так обращаться к
нему, а вскоре и все обитатели дома на улице Фоссет стали звать его этим
именем) беспрекословно поддержал тактику мадам Бек и согласился участвовать
в ее хитросплетениях. Сначала он очень смешно делал вид, будто колеблется,
бросал быстрые взгляды то на ребенка, то на мать и глубокомысленно
задумывался, но в конце концов прикинулся побежденным и начал с большим
искусством исполнять роль в этом фарсе. Дезире ела с волчьим аппетитом,
целыми днями проказничала, воздвигая в постели шатры из одеял и простынь,
возлежала, как турецкий паша, на валиках и подушках, развлекалась, швыряя
туфли в бонну и корча рожи сестрам, - короче говоря, в ней било через край
незаслуженно дарованное крепкое здоровье и бушевал дух зла; но когда ее мать
и доктор наносили ей ежедневный визит, она принимала томный вид. Я понимала,
что мадам Бек готова любой ценой подольше держать дочь в постели, лишь бы
помешать ее дурным проделкам, но меня удивляло терпение доктора Джона.
точно назначенное время. Мадам всегда принимала его с подчеркнутой
любезностью, с радостной улыбкой и лицемерным, но искусно изображаемым
беспокойством о здоровье ребенка. Доктор Джон выписывал пациентке безвредные
снадобья, лукаво посматривая на мать. Мадам не сердилась на него за
насмешливое выражение лица - для этого она была слишком умна. Каким
сговорчивым ни казался юный доктор, к нему нельзя было относиться с
перенебрежением, ибо уступчивость не превращалась у него в заискивание перед
теми, кому он служит; хотя ему нравилось работать в пансионе и он почему-то
подолгу задерживался на улице Фоссет, вел он себя независимо, даже несколько
небрежно, правда, при этом у него часто бывал задумчивый и озабоченный вид.