Дроздовским: так было яснее и проще для обоих.
радостным вскриком Давлатян и, изумленный роскошной обстановкой землянки,
засмеялся: - Просто дворец у вас, товарищ лейтенант, целая батарея
поместится!
разведчиков. - Не надо теряться.
прозрачно-холодный, как чистый ледок, взор, - является только черт с того
света, лейтенант Давлатян. Командиры же прибывают по приказанию. Во-вторых,
- он с ног до головы обвел глазами Кузнецова, - полчаса назад я обошел
огневые. Небрежно оборудовали ходы сообщения между орудиями. Почему всех
людей перебросили на землянки? Из землянок танков не увидишь. Уханов, может
быть, взводом командует, а не вы?
командовать и взводом, если уж так. Не хуже других. Закончил, как и мы,
военное училище. А то, что он звания не получил, так это...
ваши панибратские отношения со старшим сержантом Ухановым!
волосами - они рассыпались по белому воротнику полушубка, - молча улыбнулась
посматривающему на нее связисту, и тот незамедлительно широко заулыбался ей.
Дроздовский, не изменяя строгого выражения лица, на секунду остановил
внимание на Зое, повторил:
его воинственно нацелился в Дроздовского. - Я, например, был бы рад, если бы
у меня во взводе был такой командир орудия. Потом мы все из одного училища
все-таки.
и, не дав ему закончить, сказал:
карты!
известно".
керосиновым светом. Наступила тишина. Кузнецов, глядя на карту, почувствовал
виском жарок горячего стекла и так необычно подробно увидел вблизи
Дроздовского, как не видел, пожалуй, ни разу, - самолюбиво-упрямую складку
губ, красивые маленькие уши, твердые зрачки его никогда не улыбающихся глаз,
в озерную прозрачность которых неодолимо тянуло смотреть.
Как известно, положение впереди нас неустойчивое. Немцы, вероятно,
прорвались, как я понял, в районе шоссе. Вот здесь - правее станицы - на
Сталинград. - Он показал на карте, его нервные руки были не совсем чисто
вымыты, на узких ногтях - мальчишеские заусеницы. - Но точных данных пока
нет. Четыре часа назад из стрелковой дивизии выслана разведка. Это ясно?
Дроздовского.
еще... Фета, - сказал Дроздовский. - Слушать далее. В конце ночи, если все
будет в порядке, разведка вернется. Ее выход на ориентир - мост. Вот по этой
балке, восточное станицы. Это в районе нашей батареи. Предупреждаю:
наблюдать и не открывать огня по этому району, даже если начнут немцы.
Теперь все понятно?
открыть огонь, когда их впереди в станице езде нет?
подозрительностью, точно хотел оценить, был ли этот вопрос Кузнецова
сопротивлением его приказу или же вполне естественным уточнением. - Ясно,
Кузнецов? Или еще не ясно?
батарее, проверю все.
около стола, переглядывались, затылками ощущая присутствие здесь Зои,
понимали, что в блиндаже они сейчас лишние, пора идти на НП. Но, против
обыкновения, Дроздовский не торопил их, молча всматривался в незримую точку
перед собой.
копать в полный профиль. Ступайте.
вызову.
шаги разведчиков и связиста, отдаляясь, канули в безмолвную пустынность
ночи.
в теплых волнах нагретого печкой воздуха, с звенящим потрескиванием фитиля в
накаленной лампе. Не отвечая, Дроздовский все всматривался в незримую точку
перед собой, и бледное тонкое лицо его становилось внимательным и злым. Он
вдруг проговорил, неприязненно отсекая слова:
раскаленной до багровости железа печкой, прислоняла обогретые ладони к
щекам, из полутьмы блиндажа улыбаясь ему предупреждающе-ласково.
одновременно требовательным тоном человека, который имел право спрашивать ее
так. - Да, я хочу, - проговорил он, когда она в ответ слабо пожала плечами,
- хочу, чтобы ты не очень уж подчеркивала на батарее нашу близость, но ты
это делаешь слишком! Я тебя нисколько не ревную, но мне не нравятся твои
отношения со взводом этого Кузнецова. Могла бы выбрать, по крайней мере,
Давлатяна!
Очень хорошо представляю!..
прямой, золотисто-соломенные волосы зачесаны надо лбом, открытым, чистым,
даже нежным от цвета волос, и, засунув руки в карманы, искал в ее
напрягшемся, поднятом лице, в ее виноватой улыбке то, что подозрительно
настораживало его. Она поняла и, сбросив с плеч накинутый полушубок,
поднялась навстречу, качнулась к нему и обняла его под расстегнутой шинелью,
щекой потерлась о прохладные металлические пуговицы на гимнастерке. Он
стоял, не вынимая рук из карманов, и она, прижимаясь щекой, слышала, как
ударяло его сердце и сладковато-терпко пахла потом его гимнастерка.
тебя... Но мы не равны в другом, Володя. И это ты знаешь.
его воле глазами в непорочную, без единой морщинки белизну его лба под
светлыми волосами; эта юношеская чистота лба казалась ей по-детски
беззащитной.
поделать. Я не могу с тобой обниматься на глазах у всей батареи!
брезгливо запахивая шинель, отступил на шаг с поджатым ртом. Она сказала
удивленно:
больно сжал мне руки?
по землянке; тень его заскользила, изламываясь на стене. - Никто в полку не
должен знать о наших с тобой отношениях. Может быть, это тебе неприятно, но
я не хочу и не могу! Я командир батареи и не хочу, чтобы обо мне ходили
всякие глупейшие разговоры и сплетни! Некоторые только злорадствовать будут,
если я покачнусь, только ждут! Почему эти сопляки крутятся вокруг тебя?
подумают? Почему же я не боюсь?
Думаешь, в батарее мало наушников, которые с радостью сообщат в полк или в
дивизию о наших с тобой... Отлично! - Он неприятно засмеялся. - Война - а
они там на нарах валяются! Голубки! Фронтовые любовники!..
проговорила Зоя и накинула на плечи полушубок, будто ей зябко стало. - Но
мне не стыдно, и я не побоюсь, если это так кого-нибудь интересует, сказать
и командиру полка, и командиру дивизии о наших с тобой... - Она, стремясь не
раздражать его, повторила его слова. - Не это главное, Володя. Просто ты
меня мало любишь и... странно. Не знаю, почему тебе нравится меня мучить
какой-то подозрительностью. Ты не замечаешь, но ты даже целуешь меня как-то
со злостью. За что ты мне мстишь?
сырым запахом шинели; губы его покривились.
мучением? Не смеши меня! За что я могу тебе мстить? Целую не так? Значит, не
научился, не научили иначе!