тщетно пытался свести на нет эту индульгенцию -- снег проникал в душу чистым
и незапятнанным.
Развеселые, натанцевавшиеся, они устроили кучу малу и вываляли в сугробе
дюжину самых неактивных сотоварищей.
легкомыслию. В такой праздник нужно стоять строго и задумчиво, даже --
величаво, потому как из жизни ушел еще один год и пора подвести текущие,
промежуточные итоги. Сегодня нужно думать о том, что время летит непоправимо
быстро. Мы, здания, живем веками, но замираем, ощущая его полет. А эти,
беспечные, знай веселятся, как снежинки, забывая о краткости бытия и помня
только о его первичности. Мы, бетонные, почти вечные, и то немеем перед
временем, а эти бродят всю ночь и поют свои непонятные песни. Тоска и грусть
ожидают вас впереди. Время не прощает такое. Беспечность наказуема.
в настроении, расшифровать которое ему удалось не сразу.
Бирюк. Вокруг него сидели, стояли и ржали человек двадцать, не меньше.
Бирюк, выпятив губы, лабиализировал о чем-то до того непонятном, что по его
цвета хаки лицу было не определить, бредит он или заговаривается. Через
минуту о том, что же произошло, узнал и Мурат.
бондаревская "Надежда" устроила "Спазмам" настоящую обструкцию. По
случайному совпадению юбилейный, пятидесятый, концерт ансамбля и десятая по
счету дискотека начались в одно и то же историческое время -- 30 декабря
1977 года в 19.00. "Спазмы" посчитали, что сотня человек, которую отнимет
"аквариум", -- не велика потеря. Остальной народец придет как миленький. Но
на концерт вокально-инструментального ансамбля явились одни только близкие,
словно для того, чтобы проводить в последний путь. Бирюк ждал до половины
восьмого. Актовый зал оставался пустым.
на засов зале, потом вычеркивали из списков как отпетую. К полуночи
распрощались со всем репертуаром.
чехол от барабанов и наперевес с этим куском брезента засобирался на Десну
сбивать нервное расстройство. В сложных аварийных ситуациях, когда жизнь
применяла против него болевой прием, Бирюк всегда, как к крайней мере,
прибегал к купанию в ледяной воде.
створе аварийного выхода.
канализационная труба, и вода вдоль берега не замерзала даже в лютые морозы.
Бирюк облюбовал местечко, стряхнул снег с прибрежных ив и устроил на них
вешалку. Ощутив знакомое покалывание в предвкушении приятного ледяного
ожога, он стал спускаться к воде, страшно черневшей на гомолоидном снежном
фоне. Свои ежеутренние купания вместе с Матвеенковым Бирюк проводил обычно
на официальном моржовом пляже. Взяв вечернюю газетку вместо коврика, он
всякий раз с радостью бежал поистязать себя температурными перепадами.
Сегодня не было никакой охоты тащиться до пляжа. Бирюк решил, что в
критический для организма момент не стоит гнушаться сточной полыньей прямо
под мостом.
ниже моста, Бирюк вприпрыжку побежал к биваку. Одежды на ивовых прутиках не
оказалось. Бирюк подумал, что все это -- шуточки сторожа с лодочной станции,
однако на двери сторожки висел огромный гаражный замок. Бирюку сдуру
вздумалось потрясти его. Пальцы вмиг примерзли к металлу и освободились лишь
ценой нескольких клочков кожи. Бирюк вернулся к "раздевалке", но одежда не
появилась. Снегопад совсем не сбивал мороза. Бирюк побежал под мост, но там
не оказалось теплее. Замерзающий морж, обрастая сосульками, начал носиться
по берегу, как водяной, выжатый из родной стихии грязными стоками. Вдруг ему
стало как будто теплее. Но Бирюк еще из "Зимовья на Студеной"
Мамина-Сибиряка знал эти штучки с виртуальным согревом, и, когда пятки
начали на самом деле примерзать к тропинке, Бирюк наметом рванул от реки,
оставляя за собой шлейф последнего уходящего из тела тепла.
двадцать троллейбусных остановок, это даже и для бешеной собаки -- крюк.
Поэтому ближайшей знакомой и спасительной точкой выходило общежитие номер
два.
заиндевелое чудовище. Вахту Алиса Ивановна считала самым ответственным
местом в жизни и, будучи закоренелой атеисткой, не верила ни в какие чудеса.
Поэтому повела она себя соответственно -- вмиг обернулась турникетом,
перекрыв доступ в хранимые покои, и потребовала пропуск.
реки, и в экзотически сверкающем неглиже проскрипел к лестнице. Алисе
Ивановне ничего не оставалось, как крутануться на месте вокруг своей оси.
веселье, Бирюк скользнул на заветный этаж.
"паренечки" -- две однояйцевые старухи-близняшки, служившие уборщицами.
Столь панибратски их нарекли за обращение, которым они предваряли свое
появление в комнатах. "Можно, мы у вас тут уберемся, паренечки?" -- говорили
они обычно и в две швабры приступали к работе.
праздником квадратные метры. Старушки обернулись на нарастающий сзади скрип
и чуть не откинулись с перепугу.
помилуй!
крепко обняться, прощаясь с жизнью, как это леденящее душу зрелище. Они, как
стояли, так и сели в свои ведра. Скрещенные швабры плавно сползали по стене,
а отжатые тряпки медленно раскручивались в обратную сторону.
старухи у него двоятся в глазах. Своим горним, как хрусталь, голосом он
полностью доконал близняшек.
отключкой.
добралась до отверстой, к счастью, 535-й комнаты, дохнула паром в пустоту,
упала на койку и начала натягивать на себя все подряд одеяла.
просипела глыба узконаправленно в подушку и сама себе ответила: -- Наука
умеет много гитик!
придумали, что делать. Помыслив, Решетнев бросился вниз за снегом, а
остальные начали готовить тело к растиранию.
здоровым моржовым сном. Решетнев силком стащил с сонного одеяла и кое-как с
помощью снега с прожилками льда довел температуру тела до 30 градусов по
Цельсию, а потом уже с помощью "Перцовки" -- до 36.
развел руками Решетнев. -- Лежит как колода! Хотя, правда, потеплел
чуть-чуть.
окончательно, пострадавший, кое-как разлепляя будто не свои губы, прояснил
детали принятия ледяной купели.
одежду купальщика. Оказалось, он искал ее в десяти метрах от того места, где
оставил.
сапоги системы "казачок", на кожаную куртку а-ля рокер и, не заостряя на них
внимания, продолжал:
часа ночи и сорваться к любимой женщине, зацепив с горкомовской клумбы
охапку цветов! И сказать ей, этой женщине, что ты попытался вдруг
представить ее лицо и не смог, поэтому примчался, боясь, как бы чего не
вышло! И напиться с ней вместе от счастья. А завтра -- она к тебе. Ты -- в
сатиновой нижней спецовке, потому как бельем это... -- посмотрел он на
черные по колено семейные трусы, одолженные у Решетнева, -- бельем это
назвать никак нельзя. Ты открываешь дверь и удивляешься: "Люсь, ты? Извини,
а я вот тут это... без цветов!" Но ни в коем случае не жениться на ней! В
жены надо брать тачку глины и лепить из нее, что пожелает душа! Или получить
в сессию сразу пять двоек подряд, но сесть в поезд и уехать в Ригу на
толкучку! Потом заболеть, на основании справки продлить сессию и сдать ее на
стипендию! В этом весь смысл. Ведь жизнь -- это поминутные аберрации,
сплошное отклонение от так называемой нормальной, Бог знает кем придуманной
жизни! Но обыкновенно люди по своей душевной лени руководствуются самым что
ни на есть наивным реализмом... -- Бирюк разгорался все сильнее и сильнее и
сбрасывал с себя одно одеяло за другим.
была бы моей. Да, в жизни надо срываться! Проворонил я ее, проворонил! Духу
не хватило!
мы с Мишей сразу после каникул усаживаемся за композицию, будем сочинять
Махров Алексей
Лукин Евгений
Каменистый Артем
Мороз Александра
Херберт Фрэнк
Прозоров Александр