справиться. Над бурей удается одержать верх, ибо она недостаточно
вооружена. С врагом, который беспрестанно сам разоблачает свои намерения,
мечется без толку и зачастую допускает промахи, всегда можно найти
средства борьбы. Но против штиля нет никакого орудия. Тут не за что
ухватиться.
рассеется. Штиль - это клещи палача.
трюме, и, по мере того как она поднималась, урка все глубже погружалась.
Это совершалось очень медленно.
надвигается ужаснейшая гибель, гибель без борьбы. Ими овладела
зловеще-спокойная уверенность в неизбежном торжестве слепой стихии. В
воздухе не было ни малейшего дуновения, на воде - ни малейшей ряби. В
неподвижности кроется что-то неумолимое. Пучина поглощала их в полном
безмолвии. Сквозь слой немотствующей воды безгневно, бесстрастно,
бесцельно, безотчетно и безучастно их притягивал к себе центр земного
шара. Пучина засасывала их среди полного затишья. Уже не было ни
разверстой пасти волн, ни злобно угрожавших челюстей шквала и моря, ни
зева смерча, ни валов, вскипавших пеной в предвкушении добычи; теперь
несчастные видели перед собой черное зияние бесконечности. Они
чувствовали, что погружаются в спокойную глубину, которая была не что
иное, как смерть. Расстояние от борта до воды постепенно уменьшалось -
только и всего. Можно было точно рассчитать, через сколько минут оно
исчезнет совсем. Это было зрелище, прямо противоположное зрелищу
наступающего прилива. Не вода поднималась к ним, а они опускались к ней.
Они сами рыли себе могилу. Их могильщиком была их собственная тяжесть.
пеленой ложилась на палубу, точно саваном покрывая урку.
течь. У них не было даже черпака, который, впрочем, не мог бы принести
никакой пользы - урка была палубным судном. Тремя-четырьмя факелами,
воткнутыми куда попало, осветили трюм. Гальдеазун принес несколько старых
кожаных ведер; решили отливать воду из трюма, образовали цепь. Но ведра
оказались никуда не годными: одни расползлись по швам, у других было
дырявое дно, и вода выливалась из них по дороге. Несоответствие между
количеством воды прибывавшей и вычерпываемой казалось прямым
издевательством. Прибывала целая бочка, убывал один стакан. Все старания
не приводили ни к чему. Это напоминало усилия скупца, который пытается
израсходовать миллион, тратя ежедневно по одному су.
привязали к мачте. Они так и остались принайтовленными к ее обломку.
Теперь найтовы развязали и столкнули сундуки в воду через брешь в обшивке
борта. Один из этих сундуков принадлежал уроженке Бискайи: у бедной
женщины вырвалось горестное восклицание:
чулки! И серебряные сережки, в которых я ходила к обедне в богородицын
день!
ней, как помнит читатель, находился багаж пассажиров и тюки,
принадлежавшие матросам.
мешки, баки, бочки с пресной водой, котел с похлебкой - все полетело в
воду.
цементной подставки, подняли на палубу, дотащили до бреши и бросили за
борт.
выбросили ридерсы, ванты, обломки мачты и реи.
показывающие глубину осадки, стараясь определить, сколько еще продержится
судно.
18. КРАЙНЕЕ СРЕДСТВО
но все же продолжала погружаться.
Последнее средство было исчерпано.
главарь.
произнес:
них судно идет ко дну. Нечего больше думать о спасении жизни, подумаем
лучше о спасении души. Слушайте, несчастные: тяжелее всего наше последнее
преступление - то, которое мы сейчас совершили, или, вернее, довершили.
Нет более дерзкого кощунства, как искушать пучину, имея на совести
предумышленное убийство. То, что содеяно против ребенка, - содеяно против
бога. Уехать было необходимо, знаю, но это была верная погибель. Тень,
отброшенная нашим черным делом, навлекла на нас бурю. Так и должно быть.
Впрочем, жалеть нам не о чем. Тут, неподалеку от нас, в этой непроглядной
тьме, Вовильские песчаные отмели и мыс Гуг. Это - Франция. Для нас
оставалось только одно убежище - Испания. Франция для нас не менее опасна,
чем Англия. Избежав гибели на море, мы попали бы на виселицу. Либо
потонуть, либо быть повешенным - другого выбора у нас не было. Бог сделал
выбор за нас. Возблагодарим же его. Он дарует нам могилу в пучине моря,
которая смоет с нас грехи. Братья мои, это было неизбежно. Подумайте, ведь
мы сами только что сделали все от нас зависящее, чтобы погибло невинное
существо, ребенок, и, быть может, в эту самую минуту в небе, над нашими
головами, его чистая душа обвиняет нас перед лицом судии, взирающего на
нас. Воспользуемся же последней отсрочкой. Постараемся, если только это
еще возможно, исправить в пределах, нам доступных, содеянное нами зло.
Если ребенок нас переживет, придем ему на помощь. Если он умрет, приложим
все усилия к тому, чтобы заслужить его прощение. Снимем с себя тяжесть
преступления. Освободимся от бремени, гнетущего нашу совесть. Постараемся,
чтобы наши души не были отвергнуты богом, ибо это было бы самой ужасной
гибелью. Наши тела тогда достались бы рыбам, а души - демонам. Пожалейте
самих себя! На колени, говорю вам! Раскаяние - ладья, которая никогда не
идет ко дну. У вас нет больше компаса? Вы заблуждаетесь. Ваш компас -
молитва.
безысходного отчаяния. Бывают случаи, что и тигры лижут распятие. Когда
приоткрывается дверь в неведомое, верить - трудно, не верить - невозможно.
Как бы ни были несовершенны попытки существовавших и существующих религий
измыслить картину загробного мира, но даже и тогда, когда вера человека
носит неопределенный характер и предлагаемые ему догматы никак не
согласуются с его смутными представлениями о вечности, все-таки в
последнюю минуту невольный трепет овладевает его душой. За порогом жизни
нас ждет что-то неведомое. Это и угнетает нас перед лицом смерти.
тяжесть лежащей на них ответственности. То, что было, усложняет собою то,
чему предстоит совершиться. Прошедшее возвращается и вторгается в будущее.
Все изведанное предстоит взору такой же бездной, как и неизведанное, и обе
эти пропасти, одна - исполненная заблуждений, другая - ожидания, взаимно
отражаются одна в другой. Это слияние двух пучин повергает в ужас
умирающего.
Потому-то они и повернулись в противоположную сторону. Только там, во
мраке вечной ночи, они еще могли уповать на что-то. Они это поняли. Это
было скорбным просветлением, за которым сразу же снова последовал ужас.
То, что постигаешь в минуту кончины, похоже на то, что видишь при вспышке
молнии. Сначала - все, затем - ничего. И видишь, и вместе с тем не видишь.
После смерти наши глаза опять откроются, и то, что было молнией, станет
солнцем.
нужно делать? Говори!
по ту сторону могилы. Я знаю больше всех вас, и наибольшая опасность