дизельные трактора, не был специалистом по обслуживанию бензиновых
двигателей. Отчаяние готово было овладеть нами. Однако мы понимали, что
поддаваться ему нельзя ни в коем случае. Не выключая паяльных ламп, мы снова
притащили аккумулятор к камельку, вывернули и зачистили свечи зажигания,
отогрели щетки генератора, сняли, прогрели и продули бензопроводы, удалили
лед из приемного патрубка карбюратора. Затем все поставили на место. Работа
была тонкой, поэтому пришлось снять перчатки. При соприкосновении с металлом
слезала кожа, на пальцах образовывались волдыри, из-под ногтей сочилась
кровь, свертывавшаяся на морозе. Губы, соприкасавшиеся с холодным металлом
бензопровода, распухли. Мы выносили поистине адские муки. Хотя мы то и дело
грелись у камелька, у нас постоянно мерзли руки, ноги и лица. И все же наши
старания были не напрасны. В шесть пятнадцать, два с лишним часа спустя,
двигатель зачихал, закашлял, ожил. Снова заглох, закашлял опять и застучал
ровно и уверенно. С усилием раздвинув в улыбке губы, я хлопнул по спине
Джекстроу и Корадзини, на мгновение позабыв о том, что тот вполне может
оказаться одним из преступников, а потом повернулся и пошел завтракать. Если
только можно было назвать завтраком нашу скудную трапезу: кофе, галеты да
пара банок мясных консервов на всю компанию. Причем львиную долю получил
Теодор Малер. После этого у нас осталось всего четыре банки корнбифа,
столько же банок овощных консервов, фунтов десять сухофруктов, немного
мороженой рыбы, коробка галет, три пачки овсянки и более двадцати банок
сгущенного молока без сахара "Несл". Этого продукта, как и кофе, у нас было
в избытке. Разумеется, была у нас и тюленина для собак: пока мы завтракали,
Джекстроу положил несколько кусков на камелек, чтобы мясо оттаяло. Мясо
молодого тюленя в жареном виде вполне съедобно, но главное, чтобы собаки
были сыты. Выйди двигатель из строя, единственная наша надежда - это собачья
упряжка.
путь. Трактором управлял Корадзини. При тусклом свете луны было видно, как
поднимается ввысь плотное облачко выхлопных газов. Мы договорились, что
водители будут меняться каждые четверть часа: находиться в неотапливаемой,
продуваемой насквозь кабине дольше невозможно. Рассказывали, что в
Антарктике произошел такой случай. Водитель, которому пришлось долго сидеть
в открытой кабине, так отморозил пальцы, что для того, чтобы разжать их и
отогреть в теплом помещении руки, пришлось отсоединять баранку от рулевой
колонки. Я не хотел, чтобы такое же случилось и с нами.
оставлял желать много лучшего. Хотя он лежал в спальнике из гагачьего пуха,
застегнутом до самого подбородка, да еще под несколькими одеялами,
осунувшееся лицо старика посинело от холода. Чтобы не стучать зубами, он
сунул в рот носовой платок. Я пощупал запястье больного. Пульс был
учащенный, но достаточно наполненный. Правда, за последние два-три часа я
так сильно, поморозил себе пальцы, что мог утратить их чувствительность.
горло.
которую получил диабетик, была солидной, он проглотил ее в мгновение ока.
содержание сахара в крови, его организм постоянно требовал пищи.
обострения болезни. Значит, Малер начал слабеть. Скоро он начнет терять в
весе. За прошедшие полтора суток он спал с лица, скулы у него обострились.
женщина старела на глазах. Выглядела она больной и измученной. Но я ничем не
мог ей помочь.
осмотрел больного. Одного взгляда на мертвенно-бледную, холодную как лед
плоть было достаточно.
Малера. На санях у нас есть две грелки. Как только вода нагреется,
наполняйте их по очереди. К сожалению, растопить этот окаянный снег удастся
не скоро. Прикладывайте их к ногам мистера Малера.
Но я не стал обращать внимание на его слова. Я не решался сообщить ему, что
обмороженные ноги означают для диабетика гангрену или, в лучшем случае,
ампутацию. Обведя медленным взглядом людей, находящихся в кузове, я поймал
себя на мысли, что знай я, кто виновник всех этих несчастий, то убил бы
подлеца на месте.
рулем он просидел всего пятнадцать минут, вид у него был ужасный. На
синеватом лице появились желтые пятна - признаки обморожения, губы
потрескались, ногти побледнели, руки покрылись волдырями. Мы с Джекстроу и
Зейгеро выглядели не лучше, но именно Корадзини пришлось управлять трактором
в самую сильную стужу. Будто больного малярией, его била страшная дрожь.
у него обморожены. Я посадил его возле камелька.
губах выступила кровь. - Холод собачий, док. Пожалуй, надо растереть свои
ходули снегом, верно? - Наклонившись, он принялся было развязывать шнурки
окоченевшими кровоточащими пальцами. Но Маргарита Росс, опустившись на
колени, своими нежными руками уже снимала с него башмаки. Глядя на
закутанную в громоздкую одежду хрупкую фигурку девушки, я в сотый раз
обругал себя за мои нелепые подозрения в отношении нее.
растираются, - возразил я. - Это все равно что пустить в ход наждачную
бумагу. - Дело в том, что при температуре ниже 70ё снег приобретает жесткую
кристаллическую, как у песчаника, структуру. Если его потереть, он
рассыпается, превращается как бы в белый песок. - Кивнув на одно из ведер,
стоявших на камельке, я продолжал:
туда ноги. Подождите, пока кожа не покраснеет. Ощущение будет не из
приятных, но делу поможет. Если появятся волдыри, завтра я их проткну и
продезинфицирую.
термометра замер и начал мало-помалу подниматься. Все это время на плите
стояли ведра со снегом, а миссис Дансби-Грегг, ее горничная Елена, а затем и
Солли Левин горящими паяльными лампами помогали поскорее растапливать лед. И
все это время водители испытывали адскую боль, когда отогревали окоченевшие
руки и ноги. За эти десять часов у нас появилась почти патологическая боязнь
минуты, когда нужно будет опускать обмороженные ноги в горячую воду.
в уголок, закрыв глаза, словно мертвая. Прошло десять часов. Десять долгих,
как вечность, часов, в течение которых мы претерпевали адские муки.
образом изменилась.
помощью паяльных ламп растапливали две банки с фруктами, мы с Джекстроу
наладили передатчик, натянули антенну и принялись выстукивать свои позывные
GFK. Обычно такие 8-ваттные рации, получающие питание от приводимой в
движение ручной динамки, снабжены ключом для работы с азбукой Морзе.
все участники экспедиции, кроме него самого, не в ладах с морзянкой, Джосс
усовершенствовал рацию таким образом, что "морзить", нужно было лишь при
вызове. После того как связь устанавливалась, подсоединив микрофон к
антенне, вы превращали его в небольшой, но достаточно надежный динамик.
регулярно. Только и всего. По моим расчетам, мы находились в 120 милях от
станции, это был предельный радиус действия нашей рации. Я не знал, как
повлияет чрезвычайно низкая температура на качество передачи, но почти не
надеялся, что у нас что-нибудь выйдет. Хотя северного сияния утром не было,
нарушения, возникшие в ионосфере, по-видимому, все еще давали себя знать.
невозможно.
я выстукивал свои позывные. Трижды повторив сигнал вызова, я переключал
тумблер на прием и, подождав секунд десять ответа, вновь продолжал вызывать
станцию. В последний раз послав позывные, я включил "прием", немного
подождал и с подавленным видом дал отбой Джекстроу. Но микрофон, который я
сжимал в руке, внезапно ожил:
отчетливый. Повторяю, мы вас слышим. Прием.
Джекстроу показывает мне на тумблер, я обругал себя за недогадливость и,
переключив его в положение "передача", принялся повторять позывные. Затем,
нарушая общепринятые правила, выпалил:
ты, Джосс? - С этими словами я переключил тумблер.