Чтение 27–й страницы книги ~Похитители красоты~

по-прежнему железной хваткой, он отшвырнул ее в дальний угол. Вот какой я
видел мою любовницу в последний раз: сломанная кукла на полу с
вытаращенными глазами, полными ужаса. Вне себя я лягнул Раймона, заорал:
"Элен, я люблю тебя, я вернусь!" Проклятый недомерок выволок меня в
коридор, запер дверь на ключ, обернулся ко мне и, заслоняя лицо - я все еще
пытался ударить его, - ловко свалил подножкой и профессиональным захватом
прижал к полу.

- Ты еще драться вздумал? Мало тебе?

Я видел мерзкую рожу совсем близко, его дыхание обдавало меня запахом
мятной свежести. Карлик справился со мной одной левой и даже не выплюнул
при этом жевательную резинку! Тем временем Элен, уже придя в себя, колотила
в дверь и вопила:

- Я низенькая, нескладная, некрасивая, и еще у меня целлюлит, шпоры и
прыщи! Я вам не подхожу! Отпустите меня!

Подоспевшая Франческа чуть ли не бегом потащила меня вниз по лестнице.
Синяк на ее щеке расплылся до самого глаза, и от него лучами расходились
еще сильнее безобразившие ее красные прожилки. Она вытолкнула меня на
крыльцо. Было темно, сыпал мелкий снежок. От колючего холода в голове
немного прояснилось - я еще плохо соображал после потасовки. Сад в свете
фонаря казался серебряным. У стены я увидел нашу машину, уже довольно густо
припорошенную снегом. Легковушка Стейнеров стояла у крыльца с включенным
мотором и зажженными фарами. Прислонясь к капоту и скрестив на груди руки,
меня поджидал "сам" - в длинном кожаном пальто, волосы спрятаны под
поднятый воротник. После царившего в доме бедлама странно было видеть его
таким безмятежно спокойным.

- Простите, Бенжамен, за всю эту нервотрепку. Не бойтесь за Элен. Мы
обещаем беречь ее, как родную дочь. Вы будете регулярно получать от нее
весточки.

Я ощутил разочарование: широкоплечий покровитель опять говорил мне
"вы". Меня низвели в ранг простого знакомого. Он снова держался с
отчужденностью уединившегося в горной келье францисканца. Но от его
рукопожатия мне стало теплее. Так мы и стояли вдвоем, рука в руке, в
зачарованном кругу возле этого зловещего дома, терзаясь одной и той же
мукой. Наше прощание было прервано грохотом и звоном разбитого стекла. Это
Элен наверху принялась крушить все подряд.

- Я поднимусь, - прошипела Франческа.

- Только без рукоприкладства, - предупредил ее Стейнер.

Он сказал именно то, что хотел сказать я. Раймон в теплом полушубке
сидел за рулем. Чемоданы уже лежали в багажнике. Стейнер усадил меня на
переднее сиденье, пристегнул ремень безопасности, сунул мне в карман
какую-то бумажку и потрепал по щеке.

- Мужайтесь, мой мальчик. Нам еще представится случай получше узнать
друг друга.

Все произошло так быстро, что я никак не мог собраться с мыслями. Вот
уже несколько минут один вопрос пробивался в моем мозгу сквозь
предотъездную сумятицу. Сформулировал я его, лишь когда мы тронулись:

- А где гарантия, что вы ее отпустите?

Но машина уже катила, шурша шинами и оставляя в снегу две глубокие
борозды. Ответа я не услышал, только увидел через заднее стекло Жерома,
энергично махавшего мне рукой. Франческа же мне и "до свидания" не сказала.

И все, что было так трудно нынче утром, вдруг стало легко и просто:
дороги были проезжими, деревни обитаемыми, навстречу попадались другие
машины, снегоочиститель, грузовик, посыпавший шоссе солью. Когда мы
проезжали через какой-то городок, я при свете фонарей взглянул на бумажку,
которую дал мне Стейнер, - это был тот самый рисунок, Элен постаревшая на
сорок лет. Я расплакался, шепча: "Прости, Элен, прости". Раймон улыбнулся
мне широкой улыбкой слабоумного - этот оскал стоял у меня перед глазами,
даже когда я зажмуривался. Его лицо глянцево блестело, точно китайская
миниатюра. Я зарыдал пуще, в голос, хлюпая носом. Он выхватил из бардачка
шоферскую фуражку и нахлобучил ее на голову:

- К вашим услугам, месье!

Бенжамен Толон умолк, как будто у него кончился завод. В последние
минуты его голос превратился в еле слышный шелест. Я вытянула ноги. У меня
все затекло, по телу бегали мурашки.

- А дальше ? - прошептала я.

Он показал пальцем на небо. Оно порозовело. До рассвета осталось
чуть-чуть. Уже встряхивались в ветвях ранние птахи. Был слышен плеск струй:
поливальные машины, не жалея воды, мыли асфальт на паперти. Колокола собора
Парижской Богоматери пробили пять часов, и все их собратья на обоих берегах
откликнулись звоном. Где-то заворковал голубь.

- Вы не хотите рассказать, что было дальше?

Нет, он устал, ему хотелось поспать немного до прихода врача. Маска на
нем пожелтела от слюны и напоминала бинт, наложенный на открытую рану.
Шерстяная шапочка делала его похожим на лыжника - откуда только взялся
лыжник летом, да еще в пижаме? Было в нем что-то отталкивающее.

- Когда я увижу ваше лицо?

Он провел пальцем по губам - так трогают шрамы.

- Когда я доскажу свою историю до конца.

- Когда же вы доскажете ?

- Скоро.

- Учтите, что мое дежурство кончается завтра. У нас с вами тоже
договор.

Перед служебным входом в общую терапию несколько больных уже пили
кофе, болтали, покуривая на террасе. В первых косых лучах вспыхнули шпили,
коньки крыш, антенны. Над городом зависло ожидание. Вслед Бенжамену
удивленно оглядывались, послышались смешки. У меня тревожно заныло сердце,
когда он уходил по коридору, ссутулясь, какой-то очень маленький.

Я вдруг почувствовала, что очень устала, и удивилась, как это за два с
лишним часа ни разу не подумала о Фердинанде. Пока я внимала рассказу
Бенжамена, все остальное перестало для меня существовать. Я пошла спать;
бесцветное небо пребывало в нерешительности - то ли озариться солнцем, то
ли набухнуть дождем. Что-то чернело на горизонте, это мог быть след
уходящей ночи или гряда надвигающихся туч. На моей кровати, свернувшись
клубочком, зарывшись щекой в подушку и сцепив ручки между колен, спала
Аида. Одеяло она сбила к самым ногам и замерзла до гусиной кожи. В этой
позе девочка казалась такой беззащитной! Будто снова стала младенчиком. Я
прилегла рядом с ней, накрыла нас обеих тонким одеялом. Отвела прядку
волос, прилипшую к ее лбу. Потом тихонько повернула ее и обняла. Ровное
дыхание приятно щекотало мне шею. В маленькие ушки-раковинки хотелось
нашептывать чудесные сказки. От нее дивно пахло, так пахнут только спящие
дети: теплом и молоком. Ручки и ножки были по-мушиному тоненькие. Между
приоткрытыми губами проглядывал розовый язычок, длинные ресницы чуть
подрагивали. Воплощение детства, заповедной поры до неминуемого разделения
человечества на мужчин и женщин. И не в пример нам, глупым взрослым, она не
запрограммирована.

Я поцеловала ее в закрытые глаза, нежно прижала к себе. ("Что же мне с
тобой делать, сиротка ты моя?") И молила Бога, засыпая, чтобы не объявился
очередной псих или самоубийца. Час спустя я проснулась от стукнувшего в
голову вопроса: а видел ли Бенжамен своими глазами узницу "Сухоцвета"? Ведь
картинки и видео - еще не доказательство. С этой мыслью я снова провалилась
в сон.

Часть третья УСМИРЕНИЕ ПЛОТИ

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ РАССКАЗЧИКА

Когда на другой день около пяти я пришла в больницу, чтобы отдежурить
последнюю ночь, меня ждал неприятный сюрприз: Бенжамен Толон ушел. Никто
его не задерживал, он был в своем праве. Подписал отказ от госпитализации и
освободил палату. Хуже того: уходя, он снял маску и шапочку, они валялись
на стуле. Я накинулась на дежурных:

- У вас хоть фотография его осталась ? Как он выглядит ?

- Обыкновенно.

- Может, есть какая-нибудь примета - родимое пятно, шрам?

- Да нет, он ничем не отличается от нас с вами.

- Он оставил адрес или телефон ?

- Нет. Сказал, что у него нет определенного места жительства.

- Как вы могли его отпустить, не предупредив меня?

- Но это же не ваш больной!

Я как с ума сошла: ловко же он провел меня своим маскарадом. Сейчас же
бежать, разыскать его, исколесить весь Париж вдоль и поперек! Но ведь я
даже не знаю, какой он из себя. Я взяла маску с шапочкой, зачем-то понюхала
их и спрятала в карман. Зла была на весь свет. Рассказы, которые интересно
послушать, - не диво, но бывают такие, что раскалывают надвое вашу жизнь.
История Бенжамена была как раз такого сорта. Посланец из мира загадочного,
он заразил меня своей тайной. И вот теперь, когда мне предстояло узнать
развязку, он кинул меня, вроде как оставил одну у края бездны. Его рассказ
подействовал на меня успокаивающе, он отогнал застившую весь свет тень
Фердинанда. Но Бенжамен взял и испарился, бросив меня на растерзание мыслям
о любовнике. А меня ожидала шумная и бесцеремонная толпа страждущих,
которым не терпелось излить в мои уши переполнявшие их помои.

Пора было заняться прочисткой собственных мозгов: решено, я изничтожу
моего ненаглядного, на атомы его разложу, и пусть порвутся последние
ниточки, которые еще связывают нас. Так лисица, попав в капкан, отгрызает
себе лапу, чтобы освободиться. Усилием воли я убью свои чувства.

Мало было Фердинанду ухлестывать за каждой встречной юбкой ~ он
вдобавок никогда не упускал случая унизить меня. Когда любишь человека, то
показываешь ему свои слабости, не боясь удара ниже пояса; Фердинанд же мои
знал наперечет и пользовался этим безжалостно, ох, как же он умел оставить
от меня мокрое место! В общем разговоре, стоило мне открыть рот, он меня
осаживал: тебе не понять, ты не творческая личность. На мои книги по