Чтение 27–й страницы книги ~Макулатура~

-- Смотри, он хочет потолковать на улице!

-- Может, он хочет наши морковки!

-- Пойдем поглядим!

Я пошел в глубину бара. Услышал их шаги за спиной. Потом услышал щелчок
выкидного ножа. Я повернулся и выбил его ногой из руки. Потом рубанул
ладонью за ухом. Он упал, и я перешагнул через него. Остальные двое
бросились бежать. Они пробежали через весь бар и выскочили в парадную дверь.
Я их не преследовал. Я вернулся к упавшему. Он еще был без сознания. Я
поднял его, вскинул на плечо, вынес на улицу. Положил на скамью у автобусной
остановки. Потом я снял с него туфли и выкинул в сточный люк. Туда же и его
бумажник. Потом вошел в бар, поднял его нож, спрятал в карман, сел на свою
табуретку, заказал еще.

Я услышал кашель девушки. Она закуривала сигарету.

-- Мистер, -- сказала она, -- мне это понравилось. Мне нравятся
настоящие мужчины.

Я оставил ее слова без внимания.

-- Я Трахея, -- сказала она.

Она взяла свой стакан, подошла и села рядом. Чересчур надушенная, и
помады хватило бы другой на неделю.

-- Мы могли бы узнать друг друга ближе, -- сказала она.

-- Это ничего не даст, это будет просто глупо.

-- Что заставляет вас так говорить?

-- Опыт.

-- Может, вам встречались не те женщины?

-- Может, я к этому пристрастился.

-- А я могу оказаться той.

-- Конечно.

-- Угостите меня.

Как раз прибыло мое виски.

-- И налейте Трахее, -- сказал я бармену. -- Джин с тоником, Бобби...

Бобби заковылял прочь.

-- Вы не сказали, как вас зовут, -- просюсюкала она.

-- Дэвид.

-- О, как хорошо. Я когда-то знала Дэвида.

-- Что с ним стало?

-- Я забыла.

Трахея прислонилась ко мне боком. Весила она килограммов на двенадцать
больше, чем следует.

-- Вы милый, -- сказала она.

-- Почему? -- спросил я.

-- Ну, не знаю... -- Она помолчала. -- Я вам нравлюсь?

-- Вообще, нет.

-- Я понравлюсь. Я заботливая.

-- Это как? Вы сиделка?

-- Нет, но кое-чему помогаю встать.

-- Чему же это?

-- Сами знаете!

-- Нет, не знаю.

-- Догадайтесь.

-- Солнцу?

-- Вы остряк.

-- Мне говорили.

Ей принесли стакан. Она отпила.

Чем больше я глядел на нее, тем меньше в нее влюблялся.

-- Черт, -- сказала она, -- моя зажигалка! Она открыла сумочку и стала
вытаскивать вещи. Открывалка для пива. Помада трех оттенков. Жевательная
резинка. Свисток. И... что?

-- Нашла! -- сказала она, подняв зажигалку. Она постучала сигаретой,
закурила.

-- Что это там за вещь?

-- Где?

-- Вон. На стойке. Красная. Я показал.

-- А, -- сказала она, -- это мой воробей.

-- Он живой? Он был живой? Раньше?

-- Нет, глупышка, это чучело. Сегодня купила в зоомагазине. Для моей
киски. Это кискин воробей. Киска их любит.

-- О черт, уберите его.

-- Дэвид, смотрите, вы заволновались! Вас возбуждают птицы?

-- Только Красный Воробей.

-- Хотите его?

-- Нет, не нужно.

-- У меня еще есть воробьи для киски. Можете познакомиться с моей
киской.

-- Нет, не надо, Трахея. Мне пора идти.

-- Хорошо, Дэвид, но вы не знаете, чего вы лишились. Я встал, прошел
вдоль стойки, кинул деньги бармену и вышел. Сопляка уже не было на скамейке.
Я сел в машину, тронулся и выехал на запруженную улицу. Было около десяти
вечера. Стояла луна, и жизнь моя медленно текла в никуда.
47

На другой день я сидел у себя в кабинете. Дверь распахнули пинком, и
вошел Гарри Сандерсон со своими двумя обезьянами. На этот раз Сандерсон был
одет в светло-пурпурный костюм. Дикий вкус у человека. Я знал когда-то
девицу, она тоже любила одеваться в какой-нибудь дикий цвет. Придем в
ресторан есть -- все оборачиваются и на нее глазеют. Беда только в том, что
там посмотреть было не на что. Даже с похмелья и с трехдневной щетиной я
выглядел лучше нее. Так возвращаясь к Сандерсону...

-- Ну что, опарыш? -- сказал он. -- Твои 24 часа истекли. Ты все
балуешься с пипкой или что-нибудь уже надумал?

-- Я еще балуюсь с пипкой.

-- Тебе нужен Красный Воробей или нет?

-- Нужен. Но вы, ребята, напоминаете мне тех ребят, которые работали у
моей тети в Иллинойсе.

-- У твоей тети? Что еще на хер за тетя?

-- У нее текла крыша.

-- В самом деле?

-- Да. Эти ребята пришли к ней и сказали, что починят крышу, что у них
новый супергерметизатор. Дали ей подписать листок бумаги, заставили выписать
чек и полезли туда.

-- Куда, опарыш?

-- На крышу. Влезли туда и все облили смазочным маслом. И смылись.
Пошел дождь, все протекло, и дождь, и масло. Испортило тете весь дом.

-- Серьезно, Билейн? Ты меня прямо растрогал! Но хватит разговоров! Ты
хочешь Воробья или ты хочешь, чтобы мы ушли отсюда?

-- Собираетесь одолжить мне 10 кусков, а? Которых я даже не получу и
буду платить вам 15 процентов в месяц? Ничего поинтересней не предложите? Ну
посудите сами: вы на моем месте клюнули бы на такое тухлое предложение?

-- Билейн, -- улыбнулся Сандерсон, -- если есть за что мне благодарить
судьбу, так за то, что я не на твоем месте. Обе его обезьяны
ухмыльнулись.

-- Ты спишь с этими ребятами, Сандерсон?

-- Сплю? Что значит сплю?

-- Ну, спишь. Закрываешь глаза. Ладошку под щеку. В таком роде.

-- Мне бы тебя шлепнуть, Билейн, чтобы от тебя осталось не больше
бздеха в пустой церкви!

Обе мартышки захихикали над этим.

Я вдохнул, выдохнул. Я почувствовал, что почему-то начинаю злиться. Но
a. мной это часто бывало.

-- Так ты говоришь, Сандерсон, что можешь дать мне в руки Воробья?

-- Без сомнения.

-- Ну так пошел ты в жопу.

-- Что?

-- Я сказал: пошел в жопу!

-- Да что с тобой, Билейн? Начинаешь злиться?

-- Да. Да. Именно.

-- Одну минуту...

Сандерсон притянул к себе обеих обезьян. Я услышал, как они жужжат и
стрекочут. Потом кучка рассыпалась. Сандерсон глядел сурово.

-- Это твой последний шанс, опарыш.

-- Что? Какой?

-- Мы решили отдать тебе птицу за 5 тысяч.

-- 3 тысячи.

-- 4 тысячи -- и это все.

-- Где ваши сраные бумаги?

-- Они у меня, здесь...

Он залез к себе в пиджак и выкинул их на стол. Я попробовал их
прочесть. Сплошной юридический жаргон. Я должен подписать долговое
обязательство "Акме Ликвидаторам". 15% в месяц. Это я понял. И там было что-
то еще.

-- Там все еще написано 10 тысяч долгу.

-- А, мистер Билейн, это мы можем исправить, -- сказал Сандерсон. Он
схватил бумаги, зачеркнул 10, надписал 4, поставил подпись. Швырнул бумаги
мне на стол.

-- Теперь распишись...

Я нашел ручку и подписал этот чертов договор.

Сандерсон схватил бумаги и засунул в пиджак.

-- Громадное мерси, мистер Билейн. Всего хорошего. -- Вместе с двумя
обезьянами он направился к выходу.

-- Э, а где Красный Воробей? Сандерсон остановился, обернулся.

-- А-а, -- сказал он.

-- Бэ, -- сказал я.