большому шлакоблочному зданию, на фасаде которого между двумя эмблемами
кока-колы красуется длинная вывеска: ПОЛЕ ДЛЯ ГОЛЬФА "КАШТАНОВАЯ РОЩА".
Когда Гарри носил клюшки, здесь была всего лишь дощатая хибарка с дровяной
печуркой, с таблицами старых состязаний, двумя креслами, стойкой с
конфетами и мячами для гольфа, которые выуживали из болота, а миссис
Венрих перепродавала. Миссис Венрих, наверно, давно уже умерла. Это была
худощавая старая вдова, похожая на нарумяненную седую куклу, и ему всегда
казалось забавным слышать, как она рассуждает о гринах, дивотах,
чемпионатах или, скажем, о паре лунки или гандикапе [специальные термины
игры в гольф].
площадью восемь акров, не доезжая Эплборо. Ее муж был просто помешан на
рододендронах. Впрочем, нехорошо говорить "помешан", очень уж милый был
старик.
свете не осталось ни одного садовника. За сорок долларов в неделю
наверняка.
нужно. Свобода. Чтоб оставалось время проповедовать.
пасторский воротник, он, видно, дает себе волю. Кролик выходит из машины.
Экклз тоже, и над крышей его голова напоминает голову на блюде. Он
разевает свой широкий рот.
Тотеро? Скорей всего девка, что была с Тотеро. Как ее там? Копия Дженис.
Ну и наплевать, мир - так и так довольно рыхлая сетка, и рано или поздно
сквозь нее все просачивается. - В первый раз слышу.
ухмыляется.
против шерстки. Оно как будто липнет. И говорит: "Жалей меня. Люби меня".
Оно так крепко склеивает губы, что Кролик не может раскрыть рот для
ответа. Когда Экклз за него расплачивается, он с трудом выдавливает из
себя "спасибо". Они выбирают клюшки, чтобы взять ему напрокат, он молчит и
глядит до того безучастно, что веснушчатый паренек, ведающий инвентарем,
смотрит на него как на слабоумного. Шагая с Экклзом к первой метке, он
чувствует себя униженным, словно добрый конь в одной упряжке с
неподкованной клячей.
инструкции Экклза. Мяч уходит в сторону, неправильный крученый удар
парализует его полет, и он, словно ком глины, уныло шлепается наземь.
мячу постучать, так, на пробу. Так что сейчас мог бы и лучше ударить.
станет легче.
которого, вообще говоря, не лишены некоторой природной гибкости,
замахивается клюшкой так, словно ему уже за пятьдесят и все суставы у него
закостенели. Словно ему мешает толстое брюхо. Он бьет по мячу с вялой
основательностью. Мяч движется по прямой, хотя слишком высоко и слабо, а
Экклз, явно очень довольный собой, с важным видом шествует по короткой
траве. Гарри тяжелым шагом плетется за ним. Мягкий дерн, холодный и мокрый
после недавней оттепели, хлюпает под его большими замшевыми башмаками. Они
как на качелях - Экклз вверх, он вниз.
охватывает телячий восторг: Он смеется, размахивает клюшкой, кудахчет,
кричит. Гарри уже не чувствует к нему ненависти - отвратительным кажется
себе он сам. Неуменье обволакивает его, как неприличная болезнь, и он
благодарен Экклзу, что тот от него не бежит. Обойдя Гарри футов на
пятьдесят, Экклз - у него привычка возбужденно забегать вперед - то и дело
возвращается искать потерянный Гарри мяч. Кролик никак не может оторвать
свой взор от того места, куда в идеале мяч должен был прилететь, - от
маленькой, безукоризненно подстриженной зеленой салфеточки с нарядным
флажком. Уследить за тем, куда мяч на самом деле угодил, его глаза не в
состоянии.
играли и все же ни разу не загубили удар окончательно.
несмотря на корень, заставляет его загубить удар, на сей раз окончательно.
рост, - говорит ему Экклз. - У вас от природы изумительный замах.
корня и, вихляя, пролетает несколько ярдов.
вы хотите присесть.
чувствует, что его все глубже затягивает в водоворот, верхний край
которого обведен безмятежными верхушками распускающихся деревьев. Ему
кажется, что он уже раньше был здесь. Его засасывают лужи, поглощают
деревья, он беспрестанно вязнет в отвратительной грязи по краям лужаек.
способны так дергаться и извиваться. С неодушевленными он всегда был в
ладу. От этих противоестественных ударов по мячу у него мутится в голове,
ошалелый мозг играет с ним странные шутки, и он лишь с трудом осознает,
что, собственно, происходит. Он мысленно разговаривает с клюшками, словно
они женщины. Вот айрона - клюшки с металлической головкой - легкие и
тонкие, но в его руках почему-то полные коварства: это Дженис. _Иди сюда,
дуреха, успокойся; вот так, ну тихо, все в порядке_. Когда желобчатая
головка клюшки взрывает землю позади мяча и резкий удар отдает в плечи,
ему кажется, что это Дженис его ударила. _Вот идиотка, вот тупица, черт ее
дери_. От ярости его кожа расползается настолько, что сквозь нее проникает
внешний мир; внутренности исцарапаны крошечными сухими шипами колючих
кустов; в них висят слова - гнезда гусениц, которые никак не выжечь. _Она
бьет, бьет, бьет; земля, разевающая коричневую пасть_. Когда в руках вуды,
клюшки с деревянными головками [современные вуды полностью металлические],
"она" - это Руг. Он держит вуд номер три, не отрывает глаз от толстой
красной головки, от травянистых пятен на лицевой стороне, от аккуратной
беленькой полоски по краю, думает: _Ишь ты, какая хитрая_, крепко сжимает
рукоятку и бьет. Уу-ух! Раз ты так легко сдалась, чего уж теперь-то
артачиться! Ободранная пасть травы, мяч убегает, прыг, скок, прячется в
кустах, белый хвост. Когда Кролик подходит к кусту, это уже не куст, а
человек, черт побери, это его мать; он задирает обиженные ветви, словно
юбки, ему смертельно стыдно, но он следит, чтобы они не сломались, ветви
хлещут его по ногам, а он пытается влить свою волю в тугой неподатливый
шарик, который и не он, и в то же время он - хотя бы потому, что торчит
тут в самой гуще всего. Когда айрон номер семь со свистом врезается в
землю, ну, _пожалуйста, Дженис, всего один разок_, боль неуклюжим пауком
ползет к локтям, и он видит, как мяч, петляя, с тошнотворной
медлительностью зарывается в еще одну унылую кучу грязи техасского цвета
хаки. _Ах ты, кретин, ступай домой_. Дом - это лунка, а надо всею грудой
отвратительных, почти физически ощутимых видений, которые затуманивают ему
мозг, - небо в светло-серых дождевых облаках, это его дед, он ждет
наверху, чтобы маленький Гарри не стал "Фоснахтом".
сна мельтешит в своей грязной рубашке Экклз; он подбадривает Гарри и,
трепеща на окружающей лунку гладкой зеленой лужайке, словно белый флаг
всепрощенья, указует ему путь к дому.
Мяч скачет, разбрасывая твердые комочки.
Короткий легкий размах, руки напряжены. При первом ударе дистанция важнее,
чем цель. Попробуйте еще раз.
лужайку с лункой, Гарри потребовалось двенадцать ударов, но нахальное
заявление, что его удары пока что не стоит подсчитывать, его раздражает.
_Давай, детка_, уговаривает он жену. _Вот она, лунка, огромная, как ведро.
Все в порядке_.
испугалась? Слишком сильно - перелет чуть не на пять футов. Он подходит к
Экклзу и говорит: