ботинками и острым оком выглядывая вокруг.
сейчас... - торопливо и все мелькая глазами, заговорил он.
- Мы еще поглядим, какая там барышня!
поспешно рассаживались, почему-то стараясь не смотреть на Зарудина. Санин
тоже сел, серьезно посмеиваясь.
жалости к красивой и теперь уже, очевидно, несчастной сестре возникло в нем.
XVII
дергала и мяла платок.
сильной девушки не осталось и следа, перед ним сидела сутулая, растерянная и
болезненно слабая женщина. Лицо ее осунулось, побледнело, и темные глаза
тревожно бегали по сторонам.
опустились, и инстинктивно Зарудин почувствовал, что она боится его.
Совершенно неожиданно злоба и раздражение до судорог поднялись в нем. Он
крепко запер дверь и совсем не так, как прежде, грубо и прямо подошел к ней.
жгучее желание ее ударить, заговорил он, - у меня полные комнаты народу...
брат твой тут... Точно нельзя было выбрать другого времени... Это черт...
всегда, Зарудин испугался своей резкости, угодливо показал белые зубы и,
взяв Лиду за руку, сел рядом.
соскучился за тобой...
руку с тонким и изящным заопахом.
подняла на него глаза, говорившие: правда ли, что ты любишь меня? Ты видишь,
какая я теперь бедная, несчастная... совсем не такая, как прежде... я боюсь
тебя и угадываю весь ужас своего унижения, но больше мне не на кого
опереться...
холода, тяжелая для него самого, потянула от этих слов. Он опять поднял ее
руку и поцеловал.
тому назад, на этой самой белой подушке были разметаны темные волосы Лиды,
извивалось в припадке страсти ее гибкое, горячее и упругое тело, горели губы
и обладали все его существо темным огнем невыносимого наслаждения. В то
мгновение весь мир, тысячи женщин, все наслаждения и вся жизнь соединялись
для него в том, чтобы сладострастнее, нежнее и грубее, бесстыднее и жесточе
истязать именно это горящее и требовательное, и покорное тело, и вдруг
теперь он почувствовал, что она ему противна, что ему хочется уйти,
оттолкнуть ее, не видеть и не слышать. Желание это было так велико и
непримиримо, что даже сидеть здесь стало пыткой. Но в то же время темный,
извивающийся и туда и сюда страх перед нею лишал его воли и придавливал к
месту. Всем существом своим он сознавал, что ничем не связан, что обладал ею
по ее согласию, ничего не обещая, дав ей то же, что получил, но вместе с тем
ему казалось, что он бессильно и глубоко влип в какую-то вязкую цепкую
массу, против которой не может бороться. Он ждал, что Лида чего-то потребует
от него и он должен будет или согласиться, или сделает нечто гадкое, трудное
и грязное. Зарудин почувствовал себя совершенно бессильным, точно из рук и
ног его вынули все кости, а во рту вместо языка привесили мокрую тряпку. Это
было обидно и возмущало. Хотелось крикнуть и сказать раз и навсегда, что она
не имеет права ничего от него требовать, но вместо того у Зарудина трусливо
замерло сердце, и он сказал глупость, явную для него самого, неожиданную и
вовсе не идущую к моменту:
беспощадный свет. В один момент она поняла, что пропала: то огромное, чистое
и великое, что она могла дать, было отдано ею человеку, которого не
существовало. Прекрасная жизнь, невозвратимая чистота и смелая гордость были
брошены под ноги гаденькому и трусливому зверьку, не принявшему их с
благодарностью за радость и наслаждение, а просто опакостившему их в актах
темной тупой похоти. Был один миг, когда взрыв отчаяния едва не бросил ее на
пол с бессильным рыданием и ломанием рук, но с болезненной быстротой
отчаяние сменилось приливом мстительной острой злобы.
сдавленные зубы, выговорила она, вся вытягиваясь к его лицу.
и женственной Лиде, что Зарудин даже отодвинулся. Но он не понял всего
значения этого взгляда и попытался свести все на шутку.
глаза и высоко поднимая плечи.
руки.
внезапно пробудившимся возбуждением бессознательно следил за выгибом ее
круглых точеных рук и покатых плеч.
собственного превосходства.
сейчас же поднимался другой. И Зарудин с острым удовольствием почувствовал,
что эта девушка, которую он бессознательно считал выше себя и которую
инстинктивно боялся даже в минуты сладострастных ласк, играет теперь, по его
понятию, жалкую и позорную роль. Это чувство было ему приятно и смягчило
его. Зарудин нежно взял ее за опущенные безвольные руки и чуть-чуть потянул
к себе, уже возбуждаясь и начиная горячее дышать.
пристальным взглядом, спросила Лида.
возбуждающе бесстыдным объятием, силу которого он знал.
проговорил он.
вывернулась из его рук.
него на скулах.
руками и совершенно неожиданно для Зарудина залилась слезами. Она плакала
совсем так, как плачут деревенские бабы: закрываясь руками, наклонившись
всем телом вперед и протяжно всхлипывая. Длинные космы волос повисли вдоль
мокро! о лица, и стала она совсем некрасивой. Зарудин растерялся. Улыбаясь и
боясь обидеть ее этой улыбкой, он попытался отнять ее руки от лица, но Лида
упорно и упрямо удерживала их и все плакала.
прикрикнуть на нее, дернуть за руку, сказать что-нибудь грубое.
горе! Да почему именно сейчас, что такое? Да перестань же! визгливо крикнул
он и дернул за руку.
толчка, и она внезапно замолчала, опустив руки, сжавшись и с детским страхом
глядя на него снизу вверх. Сумасшедшая мысль о том, что теперь всякий может
ее бить, вдруг мелькнула у нее в голове. Но Зарудин снова ослабел и
заговорил вкрадчиво и неуверенно:
много потеряла, но зато и счастья было много... Никогда нам не забыть эти...
зеленые ветки. Зарудин с трудом овладел собой, подошел к Лиде и осторожно
обнял ее. Но она сейчас же вырвалась и, угловато выворачивая локоть,
нечаянно так ударила его в подбородок, что зубы отчетливо ляскнули.
того, что лясканье было очень неожиданно и смешно.
Зарудина смешным и с женской жестокостью воспользовалась этим:
возразил Зарудин. - Хоть бы, наконец, узнать в чем дело!
вдруг Зарудин стал бледнеть быстро и ровно, точно серый налет извне покрывал
его лицо.
заговорила Лида, и голос ее перешел в истерический крик, испугавший ее
самое.
Каменистый Артем
Маккарти Кормак
Лукин Евгений
Березин Федор
Ильин Андрей
Андреев Николай