Чтение 27–й страницы книги ~Подняться на башню~

Риль вздохнула:

- Плохо дело. После того как в Убаре погиб герцог и его сыновья, а замок Убарис был разрушен, власть там как-то незаметно перешла в руки служительниц Всемилостивой Амны. Действуя по приказу матери Полонны, они обыскали там всё, перевернули каждый камешек, каждую досочку, залезли в каждую щель, но так и не нашли Чистое Сердце.

Приняв из рук служанки запотевшую кружку, Хёльв попробовал пиво, закусил сухариком из тарелки Лэррена.

- Тогда они стали искать его при помощи своих несчастных послушниц? Ойны и ее подруг? Чистых, как их называли?

- Именно. Проведенный ритуал указал, что святыня находится в некоем глухом местечке, обозначенном далеко не на каждой карте... Здесь. В Мертвоозеръе.

Хёльв не удивился. Лэррен - судя по скорости, с которой он продолжал уплетать принесенное ему рагу, - тоже.

- Если говорить совсем точно, - добавила Риль, - то линии сходятся на замке, в котором жил Фархе.

- Это не замок, - пробормотал юноша, рассматривая старого выпивоху, уснувшего прямо на соседней скамье. Это был Кукис-кузнец - его давний знакомый. Хёльв еще раз обежал глазами трактирную залу: ему казалось, что он вернулся в прошлое, только несколько кусочков мозаики пока не встали на место, портя картинку.

- Что же? - удивленно переспросила Риль. - Курятник? Хёльв нервно икнул и с ужасом воззрился на чародейку.

- Там просто башня... Довольно старая, - ответил он чуть погодя.

- Иллюзия?

- Вроде того.

Эльф засмеялся, не переставая жевать.

- А ты у нас, оказывается, большой специалист в магии?

- Лэр, прекрати. - Риль подняла руку, удерживая готового вспыхнуть Хёльва. - На данный момент совершенно не важно, чем на самом деле является обиталище Фархе. Важно другое - как туда попасть.

Кокетливо улыбаясь, к столу подбежала подавальщица, поставила перед Хёльвом плетеное блюдо с лаковыми коричневыми пирогами и булочками, которые истекали капельками масла. Нос Лэррена хищно зашевелился.

- А что нам мешает это сделать? Просто взять да войти?

- Вокруг замка десятерное кольцо из сестер Всемилостивой Амны, - пояснила Риль. - Мы с Мерлоком уже пытались туда пробраться... Такое ощущение, что Полонна созвала монахинь со всей империи, - лес и овраги совершенно серые от их роб.

Хёльв ухватил с тарелки верхний пирожок и тут же уронил его, зашипел, стал дуть на пальцы.

- Что же они там стоят, интересно? - заметил эльф, спокойно надкусывая булочку с заварным кремом. - Почему не вломятся в дом покойника и не вернут свое сокровище?

- Насколько я понял из обрывков разговоров, замок окружен каким-то барьером, - впервые подал голос Мерлок - Магическим. Невидимым.

Риль погладила пальцами ножку бокала.

- Барьер меня волнует мало. Думаю, Хёльв пройдет через него без проблем - ведь один раз ему это уже удалось? Тем более сейчас - колдун же его ждет. Меня интересует, как мы проскользнем мимо монахинь.

Накинув на ладонь салфетку, Хёльв предпринял вторую попытку угоститься пирогами. Осторожно прожеван первый кусочек, он зажмурился и замаслился довольной улыбкой.

- Неужели они нас не пропустят? В конце концов, здесь не монастырь и власть принадлежит отнюдь не им.

- Кому только, хотела бы я знать, - проворчала чародейка. - Нам и пары шагов ступить не дали - вежливенько развернули и отправили прочь. - Она вздохнула и с досадой прищелкнула пальцами. - И точки телепортации внутри нет, а создать временную - слишком сложно. Да и невозможно даже, не побывав сперва внутри...

Снова вздохнув, Риль резко поднялась и двинулась к буфету, на ходу указывая засуетившемуся хозяину на глиняный кувшин с лазурно-желтой символикой самарагдских виноградников. Хёльв проводил ее взглядом, наблюдая, как она уперлась ногой в стену и облокотилась о стойку. Вся ее поза - небрежная, но исполненная скрытой силы - напоминала о чем-то знакомом, о кусочке мозаики, еще не вставшем на место.

- Ого. Надо же, - сказал Лэррен, глядя на что-то через плечо приятеля.

Хёльв обернулся, и его брови поползли вверх. Он медленно встал да так и замер, ухватившись обеими руками за столешницу. Последний кусочек мозаики со щелчком занял свое место.

ПОДХОДЯЩАЯ ЦЕНА

Бордель "Под осинушкой" почти не отличался от других заведений Краснокирпичного переулка: та же просторная прихожая с множеством шкафов, полочек и вешалок, та же обитая бархатом гостиная, служащая по совместительству закрытым кабачком "для своих", та же резная, лакированная лестница на второй этаж. Поверхностный взгляд не нашел бы никаких различий между "Осинушкой" и "Маленькими радостями" - публичным домом напротив.

Отличие, однако же, существовало.

Дощатые полы в "Осинушке" были прикрыты коврами - вытершимися, поблеклыми, но вполне чистыми. На окнах красовались опрятные занавески, перетянутые бантами, цветы в вазах всегда были свежими, скатерти на столах - белоснежными и накрахмаленными. Именно эта аккуратность и какой-то трогательный уют привлекали сюда гладких, привыкших к сытой жизни купцов, зажиточных мастеровых и крестьян. Благодаря той же аккуратности и - в меньшей степени - капустным пирожкам бордельной кухарки в заведении всегда толпились прибывшие с Гилейского хребта гномы, а удивительная по крепости вишневая наливка магнитом притягивала в "Осинушку" кавалеров ночной дороги. Разбойников, говоря по-простому.

Уно Фрикс вошел в бордель уверенной походкой частого гостя. Не дожидаясь помощи горничной, повесил плащ на крючок и, сунув торбу под мышку, направился в гостиную. Время было не позднее - в храме Всемилостивой Амны только позвали к послеобеденному молению, - но многие завсегдатаи уже расположились на диванах и за столами. На Уно внимания не обратили: изрядно подпившая компания с хохотом обсуждала императорский поход и его политические последствия.

- А денежки-то чьи? Наши денежки, наши! Мои, Виникса, Треухого!

- Как же. Твои. Скажешь тоже. Отродясь у тебя монет не водилось.

- А я образно говорю! Образно - наши.

Запыхавшаяся служанка предлагала посетителям традиционные осенние закуски: яблочную слойку, свежие колбасы, виноград. Пышная коса девушки растрепалась, лицо порозовело.

"Слегка простужена", - машинально отметил Уно, подзывая ее к себе.

- Да, сударь? - чуть в нос проговорила она.

- Руперта?

- Хозяйка у себя, сударь. Спрашивала о вас.

- Все приготовлено?

- Как вы просили, сударь. - Уно кивнул:

- Спасибо, Касенька.

- Вам что-нибудь подать?

- Воды. Хотя, впрочем, не надо, потом выпью. И вот еще... - Он придержал девушку за рукав. - Найди время выпить чай из тех травок, что я на прошлой неделе приносил. Помнишь? А то завтра работать не сможешь.

Никем не замеченный, он поднялся по лестнице на третий этаж и постучался в дверь хозяйки борделя.

Руперта сидела за конторкой и сосредоточенно изучала амбарную книгу, одновременно делая пометки мелом на грифельной доске. Узловатые, совсем не женские руки выводили цифры, уверенно скользили по строкам и столбцам, перебирали страницы.

- Ах, вот оно где! - Голос Руперты тоже не отличался нежностью. - Дрова, опять растреклятые дрова! И куда их столько идет? Не бордель, а хренова парилка.

Уно деликатно покашлял:

- А, пришел! Садись куда-нибудь. Или нет, лучше посмотри, все ли так, как ты заказывал.

В приоткрытую дверь заглянул любопытный карий глаз. Раздалось перешептывание и хихиканье.

Руперта отложила книгу и встала. Меловая пыль облачком слетела с ее утесоподобного бюста.

- Заходите, заходите! - громыхнула она. - Только по очереди, не толпой. Чай, не ярмарка.

Перешептывание усилилось, потом на мгновение стихло, и в комнату прошмыгнула первая девушка.

Уно Фрикс очень любил жизнь. Была ли его профессия следствием этой любви или любовь - следствием профессии, установить уже невозможно. Только и его судьба, и судьбы многих других людей решились в тот весенний день, когда добродушный толстяк Фрикс-старший привел семилетнего сынишку на обучение к знаменитому на всю округу лекарю.

За десять лет, проведенных в доме старого Иридиса, Уно не только перенял все знания лекаря, но и сам придумал новые способы борьбы с такими опасными недугами, как болотная лихорадка, гнойный лишайник и красная оспа. Его фамилия, сперва скромно упоминавшаяся после фамилии его прославленного учителя, со временем встала с ней в один ряд, а затем и обогнала. К двадцати годам Уно Фрикс спас десятки людей, стал самым известным лекарем не только герцогства, но и всей империи, обзавелся собственной лечебницей, женился и произвел на свет сынишку.

Жизнь Уно неслась вперед - гладко, стремительно, ярко, как веселый санный кортеж в канун Зимохода. Казалось, ничто не может удержать его, остановить этот радостный, блистательный полет.

Когда последняя из девушек - Милли - покинула комнату, Уно почувствовал, что смертельно устал. Не хотелось думать ни о чем, кроме горячей ванны с розмариновым маслом и свежих, истекающих соком алычовых булочек. Он налил в таз воды, снял рубашку и долго, с наслаждением мыл руки и шею: Лёля, его жена, не одобряла его визитов в "Осинушку" и уверяла, что он приносит с собой отвратительный бордельный залах.

Насухо вытеревшись, лекарь какое-то время бесцельно просидел на кушетке, прислушиваясь к доносившемуся снизу гаму. Он различал трубный голос Руперты, визг и смех девочек, отдельные реплики гостей. День в "Осинушке" только начинался.

- Лёля ждет, - сказал себе Уно и решительно встал. Не стоит задерживаться и сердить молодую жену.

"Может, Нои еще не спит, - подумал он. - Успею поиграть с ним".

Уно сбежал по лестнице, подхватил в прихожей плащ и выскочил на улицу, навстречу мягкому осеннему вечеру.

Он уже был за порогом, когда его настиг крик.

Человек лежал на боку скрючившись, сжавшись в трепещущий, исходящий болью комок. Его камзол валялся в стороне, а по краю короткой вышитой рубахи алыми щупальцами расползалась кровь.

Кто-то истерично всхлипывал, кто-то с ужасом качал головой, кто-то просто молча смотрел на умиравшего. Двое одинаково одетых гномов подошли ближе, желая переложить его на диван.

- Не трогать! - Голос Уно был острым, жалящим, - Не трогать! Отойдите все! Мне требуется место.

Лекарь бросился на колени рядом с раненым, осторожно коснулся его висков, лба, прислушался к дыханию.

- Воду, полотенца, - скомандовал он, раскрывая свою торбу. - И приготовьте лучшую карету и лошадь с самым легким ходом.

Опытные пальцы живо выхватили нужные инструменты и бинты. На полу рядком выстроились баночки темного стекла с неразборчивыми надписями на этикетках.

- Это Ясив его, - шептались стоявшие за спиной Уно служанки. - В кости проигрался и...

Сгоряча, да. И понять можно: Тилони жулик тот еще. Мухлевал небось в четыре руки.

- Вся их компания - жулики. Шулер на шулере, шулером погоняет.

Уно видел перед собой только раненого Тилони. Его лицо было серовато-прозрачным, губы поблекли, на лбу застыли капли пота, кисти рук казались синеватыми и ледяными. Только на шее нетерпеливо билась маленькая жилка.

- А может, и поделом ему, - услышал лекарь, прежде чем мир вокруг него окончательно исчез.

Он остался один на один со смертью, которая выгладывала, проступала из все ширившейся лужи крови. Она пахла - тяжело, отвратительно, она смеялась рваными краями раны.

Уно воевал с ней. Он бил ее лекарствами и травами, теснил скальпелем, отодвигал марлевыми тампонами. Он жил в этой борьбе, и он жил для нее.

Когда в окно заглянула стареющая луна, Тилони уже был вне опасности. Он выглядел ослабевшим, измученным, но мертвенная серость ушла с его лица. Рана была плотно перевязана. Больного осторожно уложили на носилки и перенесли в ожидавшую карету. Уно залез следом.

- В мою лечебницу, на улицу Черных Петухов! - крикнул он, и карета заспешила по спящим улочкам Убариса.

Домой, на Свекловичную, Уно вернулся под утро. Едва переступив порог, снял сапоги и на цыпочках прошел в столовую. Нашел в буфете оставшуюся с обеда головку сыра и жуя подошел к окну. Глухая предрассветная темень постепенно блекла, в тумане проявлялись силуэты деревьев и домов.

- Где ты был? - Лёля появилась за его спиной настолько внезапно, что он чуть не выронил сыр.

- Зая, ну зачем ты встала? - Уно попытался привлечь жену к себе, но та быстро отстранилась.

- Где ты был?

- Ты прекрасно знаешь, что...

Лёля отобрала у него обглоданный сырный остаток, достала из шкафа хлеб, масло, налила в тарелку холодную капустную похлебку. При каждом движении ее темно-каштановые волосы волной перетекали по спине.

- В том притоне, да? Опять? - Вопрос звучал приговором.

- Я был в "Осинушке", Лёля. Я же говорил, что пойду туда. Сперва - обычное обследование, потом произошел несчастный случай, человек был серьезно ранен, мне нужно было им заняться... - Он оборвал свою тираду, вздохнул и повторил: - Я же говорил, что пойду туда.

Медленно, с преувеличенным спокойствием она расстелила скатерть, поставила приборы. Чуть ли не силой усадила мужа за стол. Уно покорно взял ложку и принялся есть суп.

- Мог бы и не говорить. По запаху понятно.

- Но я предупреждал! - Он оттолкнул тарелку и вскочил. - Я ничего не скрывал от тебя!

- Еще бы ты скрывал, - с усмешкой парировала она, отворачиваясь к окну. - Даже если и хотел бы - от тебя за версту духами разит.

- Лёля!

Она бросила на него косой взгляд через плечо.

- Сядь.

- Мне не нравится, когда ты...

- Сядь.

Он сел.

- Зая, ты же знаешь, почему я туда хожу. Это практика, понимаешь? Такая же практика, как и всякая другая. Мне нужен опыт, мне нужно разнообразие пациентов, разнообразие случаев...

- И разнообразие, конечно, бывает только в публичном доме? - Губы Лёли презрительно сжались.

Уно провел ладонью по лицу. Кожа под пальцами казалась тонкой и сухой. Вялой.

- Так просто удобно, - в который раз объяснил он. - И мне, и им. Они получают почти бесплатного лекаря, я - большой материал для изучения.

- Материал. - Она горько засмеялась. - Материал. Хорошее название.

- Лёля!

- Надо мной все смеются, понимаешь? - В ее глазах заблестели слезы. - Вся улица, все соседки!

Не отрывая взгляда от жены, Уно облокотился на столешницу и обхватил голову руками:

- Это моя работа. Она дает деньги, на которые мы живем.

Лёля дернула плечом:

- Деньги ты получаешь от других. От богатых, от знатных.

- Да, но их слишком мало! Чтобы мое имя оставалось известным, мне надо вести исследования, изучать и описывать необычные случаи...

- Которые можно найти только в борделе, - заключила Лёля. Она уже плакала, ее лицо сделалось каким-то маленьким, потерянным. Губы дрожали.

Она не понимала. Никак не могла понять того, что составляло суть жизни ее мужа. Уно притянул ее к себе, обнял, коснулся губами волос, вдыхая нежный мальвовый аромат.

- Я просто боюсь за тебя, как ты не видишь?

- Я вижу.

Некоторое время они сидели молча.

- Как Нои? - тихо спросил Уно.

- Спит.

- Пойду посмотрю, ладно?

Лёля кивнула:

- Только помойся сперва. После этих... - Она замялась. - В общем, помойся.

- Конечно. - Уно заставил себя улыбнуться. - С вечера мечтаю о ванне с розмариновым маслом.

Уно вышел из лечебницы в самом приподнятом настроении. Состояние Тилони было ровным, и, судя по некоторым признакам, опасность уже миновала. Ночная размолвка была забыта, и, провожая мужа, Леля улыбалась, шутила, заставляла щекотать и тормошить и ее, и маленького Нои.

Лекарь пересек Круглую площадь, рухнул на скамью, скрытую от взглядов прохожих уже начавшими желтеть кустами сирени, и на минуту закрыл глаза. Потом потянулся, посмотрел вокруг.

Отсюда, с самого края парка, был виден старый замок - ныне стоявший пустым - и тонкие башни храма Всемилостивой Амны. Над центральным шпилем сияла ослепительная даже днем синяя звезда. Через поредевшие кроны деревьев проглядывала и поднимавшаяся ступенями Свекловичная улица. В воздухе плыли чуть дымные осенние ароматы, чирикали воробьи, теплый ветер шевелил ветви деревьев. Жизнь была прекрасна. Уно потянулся и мечтательно посмотрел вверх.

- Сто. Ровно сто, - раздался вдруг у него над ухом мелодичный высокий голос.

Уно подскочил на месте и изумленно огляделся. Рядом с ним на скамейке сидел пухлый золотоволосый юноша, румяный и сияющий Юноша покачивал ногой и с интересом рассматривал молодого лекаря. Тот сглотнул. Он мог поклясться, что всего минуту назад пребывал в полном одиночестве.

- Э-э-э... Сударь?

- Аний, - представился тот и терпеливо повторил: - Я говорю, сто. Ровно сотня.

- Сто?

- Так точно, уважаемый. Именно сто.

- Сто, значит, - протянул Уно, начиная подозревать, что разговаривает с сумасшедшим. - А что сто, собственно, позвольте полюбопытствовать?

- Сто жизней. - Аний доброжелательно улыбнулся. Лекарь невольно улыбнулся в ответ: было в розовощеком незнакомце какое-то неземное обаяние.

- Что сто жизней?

- Сегодня вы спасли ровно сотую жизнь, - охотно пояснил юноша. - И не просто спасли! А от неминуемой смерти!

- Откуда вы знаете? - удивленно спросил Уно.

- Служба у нас такая - знать.

- В самом деле?

Аний немедленно извлек из складок одежды предмет, больше всего похожий на очень сложной конструкции счеты:

- У меня все учтено. Ошибок не бывает.

Недоверчиво хмыкнув, Уно воззрился на счеты. Он был почти уверен, что происходящее - глупый розыгрыш кого-то из друзей, и только мертвенный бесстрастный взгляд Ания, столь контрастирующий с его добродушной внешностью, заставлял сомневаться в этом.

- Так вот ходите за мной и все подсчитываете?

- Почему же хожу? - Юноша легко воспарил и сделал несколько кругов над скамейкой.