АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Другая бы женщина испугалась: что же будет в грибах, если Вике станет так плохо, что придется вызывать "Скорую помощь", но Анна Петровна готова на все, лишь бы ее сыну провели вновь бесплатный цикл уколов, и с готовностью кидается в аферу.
Она без труда попадает в квартиру к Виноградовой. Вика наивна, доверчива и готова помогать людям, а Анна Петровна, несмотря на неудавшуюся карьеру, талантливая актриса. Продав баночку грибочков, она хватается за косяк и шепчет:
- Господи, дайте мне кусочек сахара, если не жалко! Вика стремглав несется на кухню, притаскивает рафинад и с жалостью спрашивает:
- У вас, наверное, диабет! Моя покойная мама тоже бралась иногда за сладкое, когда плохо становилось.
- Нет, - лепечет Анна Петровна, - просто я два дня ничего не ела. Мой НИИ накрылся, нас, ученых, разогнали, денег нет. Вот решила грибочки продать, вы первая купили. Остальные отказывались, боится народ. Вы не сомневайтесь, для себя делала.
- А я и не боюсь, - улыбается Вика, - давайте я вас ужином угощу.
- Неудобно как, - заплакала Анна Петровна, - вроде я - нищая побирушка получаюсь.
- Да бросьте вы, - с жаром восклицает Вика и приглашает гостью на кухню, - картошечки поешьте, и полегчает.
Естественно, Анна Петровна не пробует грибы, и Вика одна уничтожает банку. Через некоторое время ей делается плохо, когда приезжает "Скорая помощь", девушка уже лежит без сознания. Анна Петровна, изображая безумную тревогу, показывает врачу пустую тару.
- У метро купили. Я не ела, у меня на грибы аллергия, а Викочка от души попробовала.
Доктор мрачно вздыхает, Виноградову госпитализируют, Анна Петровна получает утром, около восьми, вещи и ключи. Ни у кого из сотрудников больницы не возникает подозрений. Анна Петровна называется подругой Вики, мечется по коридору, плачет...
Получив ключи, актриса вновь приезжает на Реутовскую улицу и начинает открывать дверь.
- Кем вы Вике приходитесь? - проявляет любопытство дама из соседней квартиры.
И Анна Петровна совершенно спокойно заявляет:
- Я ее лучшая подруга. Вот дурочка-то! Купила у метро грибы...
Затем она начинает искать письмо. Она проводит в квартире часть утра, пытаясь найти конверт, но ничего подобного нет.
Жилплощадь у Вики большая - три комнаты. И как назло, они набиты бумагами. Анне Петровне пришлось пересмотреть кучу папок. В конце концов она, отчаявшись, звонит Марии Григорьевне.
- Тут всего полно, но письма от Любы Боярской нет.
- Должно быть! - восклицает Мария Григорьевна. - Ищи лучше.
- Я везде смотрела, тут очень много бумаг!
- Писем?
- И письма тоже есть.
- Вот что, - приказывает Мария Григорьевна, - отрой там какую-нибудь торбу, сунь в нее всю найденную корреспонденцию и неси мне, сама разберусь.
Анна Петровна оглядывается, видит сумку, сваливает в нее корреспонденцию, выходит из квартиры и налетает на Вилку.
Все уставились на меня.
- Она и впрямь хорошая актриса, - пробормотала я, - совершенно не растерялась, придумала историю про санитарку. Меня, и то лишь потом уже, насторожила одна деталь.
- Какая? - спросил Куприн.
- У нее был красивый маникюр, но не могут такие руки быть у женщины, занятой тяжелым физическим трудом.
- Да уж, - покачал головой Куприн, - правда, Мария Григорьевна не насторожилась, когда Анна Петровна рассказала ей про коллегу Вики. А вот Ладожского ты напугала по полной программе. Пришла, сунула под нос фото, где Лиззи запечатлена вместе с полковником Виттенхофом, стала "радовать" его известием о нашедшемся архиве Горгольца.
- Я думала, он один из несчастных, чудом уцелевших в Горнгольце людей, - отбивалась я, - кстати, зачем он отправился в Комитет помощи жертвам фашизма? Сидел бы тихо, не высовывался!
Олег пожал плечами.
- Ладожский очень, очень жадный человек. Ему хотелось получить компенсацию. И потом, он справедливо полагал, что после окончания Отечественной войны прошли десятилетия, свидетелей тех времен не осталось, а денежки - вот они, надо лишь затребовать компенсацию. Кстати, Мария Григорьевна, сентиментальная, как все убийцы, именно из этих соображений и повесила несколько лет назад у себя дома фото, где она вместе с Виттенхофом. Все свидетели давным-давно умерли, считала она. Виттенхоф был ей вместо отца, она его не забыла.
- Но ведь она спокойно допустила, чтобы полковника и Бригитту умертвили! - воскликнула Томочка.
- Да, - кивнул Куприн, - но спустя много лет убедила себя, что Фридрих Виттенхоф пал смертью храбрых на алтаре науки. Я не психолог, всего лишь, так сказать, практикующий мент, но хорошо знаю, что убийцы, которых не настигло правосудие, чаще всего внушают себе, что никакого преступления не совершали. Ну не убивали они никого, и все тут! Вот и Мария Григорьевна спустя десятилетия благополучно убедила себя в том, что воспитавший ее Виттенхоф погиб от руки советских солдат. Она повесила фото и иногда предавалась воспоминаниям, глядя на него.
Олег помолчал секунду и продолжил:
- Теперь понимаете, что испытал Ладожский, увидав дурочку Вилку? Сначала он решил тут же убить ее, вытащил веревку...
- Так вот почему Герман Наумович все время открывал ящики и вертел в руках то бечевку, то штопор, - испугалась я.
- Ага, - кивнул Куприн, - примерялся, как лучше отправить тебя к праотцам, но потом, когда понял, что явившаяся к нему глупышка в течение недели никуда не собирается идти, решил действовать по привычному сценарию. Он потребовал у Вилки паспорт и запомнил адрес, потом, чтобы у нее создалось впечатление - Герман Наумович бывший заключенный, который хочет наказать негодяев, - начинает негодовать, рассказывает про эсэсовские татуировки под мышкой... В общем, усиленно изображает человека, желающего отыскать негодяев. Более того, когда Виола собирается уйти, он ловко крадет у нее из сумочки снимок Лиззи с Виттенхофом. Дальше преступники действуют очень оперативно. Главную опасность для них представляет архив Горнгольца. Поэтому Герман Наумович несется в бумагохранилище, прикидывается обычным посетителем и заказывает себе папку с полки семьдесят восемь "а".
- Почему именно ее? - полюбопытствовал Сеня. - Что в ней?
- Ничего, - пояснил Куприн, - какие-то документы. Просто Вилка опрометчиво заявила, что архив Горнгольца лежит на стеллаже семьдесят восемь "а", вот Ладожский и выбирает, что поближе. Содержимое папки его совершенно не интересует. Некоторое время он делает вид, будто изучает бумаги, потом аккуратно насыпает внутрь одного из конвертов порошок, сдает документы и спокойно уходит. Примерно через час папочка начинает тлеть и разгорается пожар.
- Что он насыпал, - закричала я, - как называется это вещество?
- Не скажу, - нахмурился Куприн, - а то еще напишешь в своей дурацкой книге рецепт самовозгорающейся смеси. Для высококлассного химика, которым является Ладожский, проблем нет. Самовозгорающиеся смеси хорошо изучены, и многие из них можно получить, смешивая совершенно свободно продающиеся ингредиенты. Герман Наумович получил необходимый порошок буквально за десять минут.
- А Света Сафонова? Она жива? - закричала я - Слава богу, да, - кивнул Куприн. - Боярские решили сначала избавиться от тебя и прислали вновь Анну Петровну с грибочками. На этот раз она переоделась, превратилась в милую бабусю, и задача была совсем простой - продать грибочки. Что ей и удалось. Ленинид пришел в полный восторг от шикарной и совсем недорогой закуски... Светой Сафоновой решили заняться чуть позже.
- Папенька - идиот, - прошипела я, - разве можно покупать консервы с рук?
- Между прочим, - возразила Томочка, - ты вела себя безобразно! Подвергла опасности всех нас, и все почему?
Я разинула рот. Мы дружим с Томочкой столько лет, что и сказать страшно, но никогда она не разговаривала со мной таким тоном.
- А все потому, - отозвался Олег, - что госпоже Арине Виоловой хочется до дрожи стать знаменитой писательницей.
Эпилог
Боярские и Ладожский были арестованы. На свободе осталась одна ни о чем не подозревающая Ксюша Бедная девушка теперь носится с передачами. Надеюсь, что преступников сурово накажут.
Анна Петровна Заяц, тоже скорей всего сядет в тюрьму на длительный срок. Мне очень жаль Колю, который останется без матери, но преступница должна быть наказана. Нельзя, желая подарить жизнь своему ребенку, отнимать право на ту же жизнь у другого человека, но, с другой стороны, я очень рада, что меня судьба никогда не ставила перед таким выбором. Я, безусловно, осуждаю Анну Петровну, но в моей душе, где-то далеко-далеко внутри, живут жалость и сочувствие к ней.
К сожалению, мне как свидетельнице придется идти в суд. Но до этого далеко, следствие в самом разгаре, и продлиться оно может очень долго.
В воскресенье вечером я села писать книгу. Не успела схватить ручку, как в комнату всунулась Томочка - Вилка, к тебе пришли.
- Кто? - недовольно буркнула я. - Кого черт принес? Ну почему я не могу спокойно сесть работать, а?
- Извини, пожалуйста, - забубнила Томуська, - знаю, как ты не любишь, когда тебе мешают, но муж какой-то Юдиной просто ворвался в квартиру, кричит, что у него пропала жена, а ты знаешь, где она...
- Кто? - в ужасе переспросила я. - Муж Юдиной?
- Ага, - кивнула Томуська.
Я бросилась в прихожую. Муж Нюси, которую я отвезла на недельку в деревню для похудания! Отвезла и, занявшись расследованием, забыла про нее. Господи, Нюся там, предоставленная сама себе, живет почти месяц. Надеюсь, бабки не дали ей умереть с голоду, но... Ой, мама, что же теперь будет!
Антон Юдин мрачно молчал всю дорогу до Попугаихи. На окраине деревни вышколенный шофер, притормозив роскошный "Мерседес", виновато сказал:
- Извините, Антон Михайлович, дальше никак, дороги нет...
Нюсин муж вылез из салона и отчеканил:
- Если с моей женой.., если только...
Не дослушав фразу, я понеслась к воротам, пнула створку ногой, влетела в чисто выметенный двор, вскочила в сени, затем в избу и заорала:
- Нюся!
Ответом была тишина.
- Ну и где она? - прошипел вошедший следом Антон. Я перевела дух и огляделась. В доме не пахло тлением. Напротив, было тепло и уютно. На окнах появились занавески, на столе скатерть, кровать аккуратно застелена и топорщится подушками, а в воздухе витает аромат свежесваренной картошки.
У окна, на маленьком письменном столике, за который меня в свое время усаживала мать Раисы, заставляя выполнять заданные на лето уроки, лежала стопка тетрадей, самых простых, в серо-зеленых бумажных обложках, и стояла чернильница-непроливайка. Рядом, на специальной подставочке, покоилась старомодная ручка-"макалка" со сменным перышком. Я видела подобное приспособление для письма последний раз лет двадцать тому назад в почтовом отделении, куда пришла отправить телеграмму.
- Ну и где моя жена? - злобно прошипел Антон. - Имей ввиду...
"Хряк, - раздалось со двора, - хряк, хряк..." Не сговариваясь, мы, словно солдаты срочной службы, сделали поворот через плечо, выскочили из избы и понеслись на задний двор. Там, возле открытой двери сарая, стояла девочка-подросток: тоненькая, даже хрупкая, в старой кацавейке, туго перепоясанной ремнем. На ногах у девчонки чернели калоши. Стоя к нам спиной, девица, ловко орудуя топором, расколола чурбак и принялась подбирать поленья. Значит, к какой-то из бабок приехала внучка и они приставили девочку к делу. Забили свои сараюшки дровами, а теперь еще заполняют и наш. Зима длинная, запас карман не тянет.
- Девушка, - крикнула я, - не знаете ли... Та обернулась. Конец вопроса застрял у меня в горле. На меня смотрела замечательно похудевшая и помолодевшая лет на двадцать Нюся.
- Ариша! - завопила она, бросая топор. - Уже приехала? Я попятилась и закивала.
- Нюся! - взвыл Антон. - Это ты?! Не может быть!
- Может, может, - захохотала та, - пошли в избу, у меня картошечка своя, не купленное говно, с огорода, ровно яблочко, огурчики малосольные, пальчики оближете.
В полном ступоре мы прошли назад в избу. Нюся стащила кацавейку и оказалась в стареньком ситцевом платьишке, в котором я с изумлением узнала свое собственное, брошенное когда-то тут за ненадобностью. Пока я пыталась выдавить из себя слово, Нюся шлепнула на стол горшок с картошкой и стала рассказывать.
Первое время ей было тяжело и ужасно скучно, день тянулся, как резиновый, но потом она слазила на чердак, нашла там сундуки, набитые тряпьем, и швейную машинку. Бабки показали, как топить печь, рубить дрова Нюся научилась через два дня, с керосиновой лампой управляться еще раньше.
- Баня тут у меня, - звенела Нюся, - не чета Сандунам. Зайдешь, сердце радуется, а запах! Хотите, истоплю? Антон во все глаза глядел на жену.
- А еще, - тарахтела Нюся, - нашла чистые тетрадки, чернила и ручку. Я, Антоша, новую книгу написала, да быстро как - за десять дней. Сейчас вторую кропаю. Господи, сколько же времени я потеряла, по тусовкам шляясь! Ты, Антоша, извини, но пока не допишу роман, и с места не сдвинусь. Слушай, Аришка, продай мне эту избу, а? Тебе же она не нужна! Все, решено. Ты, Антоша, уезжай, я приеду через месячишко, а может, и через два, до холодов тут поживу. Хотя зимой здесь, наверное, классно - тихо, все в снегу...
Я не нашлась что ответить.
- Так продаешь избу? - налетела на меня Нюся.
- Я тебе ее подарю, все равно она нам не нужна, - отмерла я.
- Нюся, - наконец обрел дар речи и Антон, - как ты выглядишь Похудела, помолодела, прямо красавица. Подруга смущенно хихикнула:
- Да уж, хорошо, в сундуках одежонка нашлась, а то ходить бы голой.
Антон повернулся ко мне - Ты уезжай домой, мы тут с ней недельку поживем.
- А бизнес? - прищурилась Нюся.
- Ну и чего? - вскинул брови муж. - Может, я хочу тут с тобой, такой молодой и красивой, вдвоем время провести, в баньку сходим Антон и Нюся уставились друг на друга туманными взглядами. Чувствуя себя абсолютно лишней, я выпала во двор, добрела до "мерса" и сказала шоферу:
- Поехали назад.
- А Антон Михайлович? - удивился водитель.
- Тут решил жить остаться.
- Вы шутница, однако, - покачал головой парень и пошел к избе. Через пять минут, подгоняемый гневными криками хозяина, он сел за баранку и, выруливая на дорогу, заворчал:
- Офонареть можно. Прямо не знаю, чегой-то с людьми делается.
Я молча сидела в углу кожаного салона, глядя, как за окном проносятся деревья. "Что делается, что делается..." Что непонятного: второй медовый месяц у людей, в деревне, на печке. И еще, теперь я знаю, какой фразой начну свою новую книгу: "Что нас не убивает, то идет нам на пользу".
24
Дарья Донцова: "Скелет из пробирки"
Библиотека Альдебаран: http://lib.aldebaran.ru
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 [ 27 ]
|
|