этого не могло быть ничего.
Капором нашей малютки накрыл чайник, а крышку повесил за дверью!
- Мэг, послушай-ка!
за стулом гостя, держит в руке заработанный шестипенсовик и делает ей
таинственные знаки.
лестнице пакетик чаю; и сдается мне, там еще был кусочек грудинки. Не помню
точно, где именно он лежал, но я сейчас выйду и попробую его разыскать.
упомяннутые им яства за наличный расчет в лавочке у миссис Чикенстокер; и
вскоре вернулся, притворяясь, будто не сразу нашел их в темноте.
правильно. Мне так и показалось, что это чай и грудинка. Значит, я не
ошибся. Мэг, душенька, если ты заваришь чай, пока твой недостойный отец
поджаривает сало, все у нас будет готово в одну минуту. Странное это
обстоятельство, - продолжал Тоби, вооружившись вилкой и приступая к стряпне,
- странное, хотя и известное всем моим знакомым: я лично не жалую грудинку,
да и чай тоже. Я люблю смотреть, как другие ими балуются, а сам просто не
нахожу в них вкуса.
очень даже нравился; а заваривая чай в маленьком чайнике, он любовно
заглянул в глубь этого уютного сосуда и не поморщился от ароматного пара,
который ударил ему в нос и густым облаком окутал его лицо и голову. И однако
же он не стал ни пить, ни есть, только попробовал кусочек для порядка и как
будто бы даже облизнулся, тут же, впрочем, заявив, что ничего хорошего в
грудинке не видит.
была занята тем же. И никогда еще зрители на банкете у лорд-мэра или на
придворном обеде не испытывали такого наслаждения, глядя, как пируют другие,
будь то хоть монарх или папа римский. Мэг улыбалась отцу, Тоби ухмылялся
дочери. Мэг покачивала головой и складывала ладони, делая вид, что
аплодирует Тоби; Тоби мимикой и знаками совершенно непонятно рассказывал
Мэг, как, где и когда он повстречал этих гостей; и оба они были счастливы.
Очень счастливы.
что свадьба-то расстроилась".
будет спать с Мэг.
верно? Отец Мэг - это я.
поцеловав его, опять отступила под защиту Мэг.
прочь пошли... да нет, не то. Я... Мэг, голубка, что это я хотел сказать?
отвернувшись от нее, ласкал детскую головку, уткнувшуюся ей в колени.
сегодня заговариваюсь. Не иначе как у меня ум за разум зашел, право. Уилл
Ферн, идемте со мной. Вы устали до смерти, совсем разбиты, вам надо
отдохнуть. Идемте со мной.
отвернувшись от нее. Он молчал, но движения его огрубелых пальцев, то
сжимавших, то отпускавших светлые пряди, были красноречивее всяких слов.
прочел в лице дочери. - Бери ее к себе, Мэг. Уложи ее. Вот так! А теперь,
Уилл, идемте, я вам покажу, где вы будете спать. Хоромы не бог весть какие -
просто чердак; но я всегда говорю, что чердак - это одно из великих удобств
для тех, кто живет при каретнике с конюшнями; и квартира здесь дешевая,
благо хозяин пока не сдал ее повыгоднее. На чердаке сколько угодно душистого
сена, соседского, а уж чисто так, как только у Мэг бывает. Ну, веселей! Не
вешайте голову. Дай бог вам нового мужества в новом году.
Тоби. И Тоби, ни на минуту не умолкая, отвел своего гостя спать так нежно,
словно тот и сам был малым ребенком.
прислушался. Девочка читала молитву на сон грядущий; она помянула "милую
Мэг", а потом спросила, как зовут его, отца.
угли и пододвинуть стул к огню. Проделав все это и сняв нагар со свечи, он
достал из кармана газету и стал читать. Сперва только бегло проглядывая
столбец за столбцом, потом - с большим вниманием и хмуро сдвинув брови.
которому они шли весь день, и в особенности после всего, чему он за этот
день был свидетелем. Заботы о двух бездомных отвлекли его на время и дали
более приятную пищу для ума; но теперь, когда он остался один и читал о
преступлениях и бесчинствах, совершенных бедняками, мрачные мысли опять его
одолели.
какая-то женщина в отчаянии наложила руки не только на себя, но и на своего
младенца. Это преступление так возмутило его душу, переполненную любовью к
Мэг, что он выронил газету и, потрясенный, откинулся на спинку стула.
способны только в корне дурные люди, люди, которые так и родились дурными,
которым не должно быть места на земле. Все, что я слышал сегодня, - чистая
правда; все это верно, и доказательств хоть отбавляй. Дурные мы люди!
громко, что казалось, они ворвались прямо в дом.
Тоби! Навести нас, навести нас! Поднимись к нам, поднимись к нам! Мы тебя
разыщем, мы тебя разыщем! Полно спать, полно спать! Тоби Тоби Вэк, дверь
отворена, Тоби! Тоби Вэк, Тоби дверь отворена, Тоби!.."
стен.
раскаяние, что он убежал от них нынче перед вечером. Да нет, это в самом
деле их голоса! Снова и снова, и еще десять раз то же самое: "Мы тебя
разыщем, мы тебя разыщем! Поднимись к нам, поднимись к нам!" - оглушительно
громко, на весь город.
слышишь?
крепко держит мою руку?
Она их не понимала.
прошло некоторое время.
поспешно снимая фартук, но забыв прихватить шляпу, - почему бы мне не
слазить туда, чтобы самому убедиться? Если она заперта, никаких других
доказательств мне не нужно. Хватит и этого".
колокольню окажется закрытой и запертой, - ведь он хорошо ее знал, а
отворенной видел за все время раза три, не больше. Это была низкая дверь в
темном углу за выступом, и висела она на таких больших железных петлях, а
запиралась таким огромным замком, что замка и петель было больше, чем самой
двери.
церкви, протянул руку в этот темный угол, шибко побаиваясь, что ее вот-вот
кто-то схватит, и борясь с желанием тут же ее отдернуть, - и вдруг
оказалось, что дверь, отворявшаяся наружу, не только не заперта, но даже
приотворена!
сходить за фонарем, или позвать кого-нибудь с собой; но тотчас в нем
заговорило природное мужество, и он решил идти один.
просто звонари, входя, забыли затворить дверь.
И было очень тихо, потому что колокола молчали.
бархату, и от одного этого замирало сердце. Узкая лестница начиналась от
самой двери, так что Тоби с первого же шагу споткнулся и при этом нечаянно
толкнул дверь ногой; ударившись снаружи о стену, дверь с размаху
захлопнулась, да так крепко, что он уже не мог отворить ее.
нащупал витую лестницу и пошел. Вверх, вверх, вверх, кругом и кругом; все
выше, выше, выше!
она была такая узкая и крутая, что рука его все время на что-то натыкалась;
и то и дело ему мерещился впереди человек или, может быть, призрак, бесшумно
Посняков Андрей
Самойлова Елена
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Белогорский Евгений