Чтение 27–й страницы книги ~Ангелы на кончике иглы~

также ветеранов, приветствовавших молодежь, и юных пионеров, которым
поручалось приветствовать ветеранов. Он писал за секретарей компартий стран
Африки и Азии. Он мог бы написать и за президента республики Индея, если бы
такой объявился. Гонорар получали сами ораторы и принимали его как должное.
А Яков Маркович иногда получал рукопожатия.

Читая не себя в газетах, он по диагонали пробегал знакомые столбцы,
хмыкал, если что-нибудь было исправлено, и швырял газету в мусорную корзину.

-- Видали? -- ворчал он. -- Это что же они себе думают? Переделали.
Считают, что они партийнее меня!

Он собирал домики из детских кубиков. "Два абзаца из свинарки, три
абзаца из доярки -- вот вам к празднику подарки", -- мурлыкал он, работая
ножницами в преддверии очередного собрания, встречи, совещания, совета,
митинга, заседания, форума, семинара, симпозиума, коллоквиума, конгресса или
даже съезда. Выдавал он на-гора доклады, выступления, речи, обращения,
коллективные письма, резолюции, приветствия всех видов, наказы потомкам и
т.д., и т.п., и пр. Если кто-либо полагает, что не было партийных
конференций, совещаний актива и пленумов, которые целиком шли по сценарию,
написанному Яковом Марковичем, такой товарищ -- антисемит. Разве что в конце
председательствующий без бумажки спрашивал: "Кто за? Принято единогласно".
Но потом он снова заглядывал в утвержденный мыслеводитель: "Разрешите,
товарищи, от вашего имени горячо поблагодарить Центральный Комитет нашей
родной партии и лично..."

-- Я вам так скажу, котята, -- говорил редакционной молодежи Раппопорт.
-- Если на земном шаре есть люди, за которых Тавров никогда не писал, так
знайте, что нам с ними не по пути! А если и по пути, то недолго!

Как все особенно великие люди, он иногда говорил о себе в третьем лице.
Обычно, когда его участие требовалось срочно, ему шли навстречу, создавали
условия. И если позволяли пользоваться закрытым буфетом, он готовил
выступления быстро и точно то, что надо. А что когда надо, он всегда знал
лучше тех, кто заказывал. Но ежели пробовали звонить по телефону и просили
принести готовый доклад, он отвечал, что, конечно, будет стараться написать,
но тут, в редакции, совершенно нет условий для такой ответственной работы.
Вы же понимаете -- газета! Шум, гам, тарарам... И тянул до последнего, пока
ему не выписывали пропуск. Внутри он сперва шел в буфет и покупал для Аси
баночку крабов, кусочек белой рыбки, копченую колбаску, зимой -- свежие
помидорчики и бананы. Набив портфель дефицитом, он вынимал коробку, в
которой лежала ИКРА. ИКРА, или Идеологический Конструктор Раппопорта,
представляла собой набор слов, фраз, цитат и целых абзацев, вырезанных из
газет и разложенных по темам в картонной коробочке из-под духов "Красная
Москва".

Получив задание подготовить статью или доклад, Яков Маркович метал
ИКРУ, то есть вынимал из коробки мысли на нужную тему, освежал номера
съездов партии и, если приходилось, с большой неохотой вставлял пример,
взятый из жизни по телефону. Авторские права Я.М.Раппопорта не
зарегистрированы, и использовать его метод и материалы без ссылки на
источник разрешается всем.

Однажды за ним прислали машину. Идеологическое совещание в Колонном
зале, посвященное работе с молодежью, уже начиналось, а часть докладов
предложили срочно заменить. И все же сперва он разыскал буфет. А зал сидел и
ждал. Но буфет, оказалось, был закрыт. Тавров вошел в комнату отдыха
президиума, положил портфель поближе к себе (на всякий случай, чтобы его не
увели), вынул коробку со своей ИКРОЙ и, выяснив тему совещания, стал
диктовать машинистке вступительное слово председателя. Тавров закончил --
председатель начал. Дальше пошло гладко: чей текст он заканчивал, тот оратор
просил слова и громоздился на трибуну.

В конце совещания приехал почетный гость Гагарин. Ему уже пришлось
выступать на двух других митингах, и он задержался. Яков Маркович устал не
меньше Гагарина, но пока зал, стоя, аплодисментами встречал жизнерадостного
космонавта, увешанного орденами всех стран от органа говорения до органа
размножения, Раппопорт успел продиктовать первую страницу: "От имени моих
товарищей летчиков-космонавтов и от себя лично... Как сейчас, помню свой
первый полет в космос... Орлята учатся летать..." Эту страничку дежурный с
красной повязкой отнес Гагарину, и, пока тот читал ее с трибуны, Раппопорт
диктовал вторую, но не успел. Гагарин договорил раньше и поглядел на
президиум. В зале захлопали.

Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Тяжельников лично вышел в кулуары, чтобы
выяснить в чем дело. Он остановился возле Раппопорта, бубнившего что-то
машинистке, и с интересом наблюдал за процессом.

-- Запарка? -- спросил Тяжельников.

-- Не мешайте, -- отогнал его Яков Маркович. -- Идите в президиум!..

-- Хорошо, хорошо! -- смутился тот и вернулся обратно.

Зал продолжал хлопать до тех пор, пока дежурный не принес Гагарину
вторую страницу. "Сейчас, когда наша партия и весь советский народ..." Зал,
так сказать, затаил дыхание. Раппопорт в это время лихорадочно диктовал
третью. "Вы сегодня, наверное, прослушали много интересного и полезного, но
устали. Поэтому разрешите мне быть кратким... Желаю вам..."

После заседания, бурча под нос ругательства, он собирал в портфель
копии продиктованных выступлений (они пригодятся для ИКРЫ). У злости его
была причина. Распоряжением сверху буфеты и киоски с дефицитными вещами на
совещаниях закрыли, поскольку никто не хотел сидеть в зале, а все толпились
у прилавков. На дефицит участникам стали выдавать талоны для получения
товаров после митинга. Тавров участником совещаний не был, и талоны ему не
полагались.

Мимо него прошел Гагарин, остановился, вернулся.

-- Это ты писал мне выступление?

-- Ну, я.

-- Главное, хорошо, когда коротко. Раз-два -- и уже аплодисменты.

-- Будет коротко, когда в буфете ни хера! -- Яков Маркович думал о
своем.

-- Да ну?! Пойдем-ка со мной!

Гагарин провел и усадил Раппопорта рядом с собой за банкетный стол. И
сам налил ему по первой. Вокруг восседал весь бывший президиум. Тосты
произносили по субординации. Раппопорт со всеми чокался и вставал, когда все
вставали, но сам не пил. Желудок его был в лагерях доведен до отчаянного
состояния. Если бы не Ася, которая каждое утро варила ему отвар из овсяной
каши и на ночь жидкий кисель, Яков Маркович со своей блуждающей язвой
желудка, холециститом, вечными запорами и таким геморроем, который не дай
Бог во сне увидеть, не вылезал бы из больниц.

-- А чтобы у нас лечиться, -- говаривал он, -- это надо иметь железное
здоровье.

Многие цитируют теперь эту мудрость, не зная, что автор ее не кто иной,
как сам Тавров. К счастью, все за длинным столом, обильно уставленным
вкусной снедью, пили хорошо, и на Величайшего Трезвенника нашей эпохи никто
не обращал внимания. Стараясь по мере возможности избегать острого, он мог
всласть поесть дефицитных продуктов, которых не завезли в буфет. Но у
космонавта, прошедшего специальный отбор и предполетную подготовку, глаз
оказался острее, чем Яков Маркович предполагал.

-- Ты что же -- не пьешь? -- спросил Гагарин, обняв его за плечи. --
Сейчас выпьешь до дна. Установка сверху, понял?

Он встал, случайно икнул, рукой успокоив говорящих, произнес:

-- Товарищи! Разрешите предложить тост за самого скромного человека,
сидящего за нашим столом. Мы его не знаем, а он нас знает: он всем нам писал
выступления. Это... Как тебя?

-- Тавров, -- буркнул Раппопорт.

-- За нашего товарища Таврова! Ура!

-- Без бумажки можешь? -- удивился Яков Маркович.

-- А ты что думал? Может, я прикидываюсь. Ну, пей, как договорились, до
дна!..

В тот вечер, благодаря Гагарину, Якову Марковичу стало легко и весело.
Как правильно делают люди, что пьют! А то дожил до абсолютной седины, и это
счастье пролетело мимо. Все стали разъезжаться. Персональная машина не ждала
только Таврова. Его, поддерживая под руки, вывел на улицу Гагарин. Таксисты
сразу его узнали. Машины ринулись вперед, на ходу распахивались дверцы.
Первому же шоферу Гагарин сказал:

-- Слушай, друг! Довези этого космонавта до дому. Он немного перебрал.
Держи-ка вот!..

И Гагарин протянул шоферу смятую пятерку. Сам он тоже был в
послеполетном состоянии.

-- Эх, Тавров, Тавров!.. -- мечтательно произнес он, трижды целуя Якова
Марковича, -- послать бы тебя ко мне на родину, в село Клушино, Гжатского
района, то есть теперь Гагаринского.

-- За что?

-- Из тебя получился бы хороший председатель колхоза: ты не умеешь
пить, но умеешь брать людей за жабры.

-- Хорошо, что ты не Хрущев, Юрочка, а то бы послали!

-- Ну, прощай, Тавров! -- Гагарин снова обнял Раппопорта и поцеловал.
-- Ты меня уважаешь? Вот тебе, друг, на память!

Он сорвал с груди, положил что-то в лапу Раппопорту и сам закрыл его
пальцы. В полутьме Яков Маркович поднес ладонь к глазам.

-- Это же орден Ленина! -- испугался он, ибо уже отсидел один раз за
ордена. -- Ты спятил!

-- Держи, держи! У меня этого хлама в коробках по сто штук каждого. Не
веришь? Приезжай в Звездный городок, пропуск выпишу, покажу... Как куда еду,
толпа обнимает, радуется. После смотрю -- орденов не хватает... Так мне по
решению Верховного Совета наделали фальшивых. Оторвут -- Валька, жена, новые
мелом надраит да навинчивает.

-- А иностранные?

-- И иностранные наделали -- медь да стекляшки. А ты что думал?
Алмазы?.. Ну, бывай!

В этот момент Якову Марковичу не жалко было отдать Гагарину свою