женщину в дезабилье.
завтраком. Эмброз называл это моей монашеской рясой.
как тетушка Феба укладывает волосы. Зрелище вполне обыденное и даже
приятное. Вы смущены?
укладывать волосы валиком, который длинным узлом спускался на шею. Процедура
заняла несколько секунд, во всяком случае, мне так показалось.
изумлении.
- Неужели вы никогда не видели, как закалывает волосы ваша Луиза?
вспомнив прощальное замечание Луизы перед моим отъездом из Пелина.
внимание на лицо Сикома во время завтрака.
громко сказала она.
крестного, - но ничего не увидел. Интересно, что произошло, размышлял я.
Может быть, оно у нее в спальне. Может быть, она ничего мне не скажет и
отнесется к этому делу как к сугубо личному, касающемуся только ее и
крестного. Я надеялся, что так и будет.
повидаться.
она. - Выбросить пришлось всего несколько растений. Знаете, Филипп, здесь
еще столько работы... На границе с лугом надо вырубить мелколесье, проложить
дорожки и весь участок отвести под камелии. Не пройдет и двадцати лет, как у
вас будет весенний сад и со всего Корнуолла станут приезжать, чтобы
взглянуть на него.
просто положиться на волю случая и Тамлина. Он очень милый, но его познания
довольно ограниченны. Почему бы вам самому не проявить больший интерес к
садоводству?
тот знал.
художника из Лондона.
что она знает толк в садах лучше любого из них.
Кендалла, с запиской для госпожи.
дороге, раз он так опоздал. Теперь мне придется присутствовать при том, как
она читает письмо. Чертовски не вовремя. Я услышал, как Сиком постучал в
открытую дверь спальни и подал письмо.
вместе. У меня письмо от мистера Кендалла. Наверное, он приглашает нас в
Пелин.
последовать за ним. Мне вдруг стало не по себе. Из спальни не долетало ни
звука. Наверное, она читала письмо. Казалось, прошла целая вечность. Наконец
она вышла из спальни и остановилась в дверях с развернутым письмом в руке.
Она была одета к обеду. Я заметил, что она очень бледна, - возможно, черное
траурное платье в силу контраста оттеняло белизну кожи.
нибудь, а прямо в эти испытующие, обвиняющие глаза.
крестным.
случае - перед ней.
написал его по собственной воле. Мы обсуждали дела... всплыли некоторые
юридические вопросы... и...
итальянского, разве не так?
- Вы заставили меня стыдиться самой себя.
правильный.
ее огромных темных глазах горело бешенство. - Как смеете вы говорить о моей
гордыне?
ни был, который мгновение назад смеялся вместе со мной, может вдруг прийти в
такую ярость. И тут я с удивлением заметил, что мое волнение улеглось. Я
подошел к кузине Рейчел и остановился перед ней.
дьявольской гордыне. Унижены вовсе не вы - унижен я. Вы не шутили, говоря,
что намерены давать уроки итальянского. Ваш ответ прозвучал слишком быстро,
чтобы быть шуткой. Вы говорили, что думали.
- позорно?
Эшли давать уроки итальянского - позорно. Подобное занятие бросает тень на
мужа, который не дал себе труда упомянуть жену в завещании. И я, Филипп
Эшли, его наследник, не допущу этого. Кузина Рейчел, вы будете получать
содержание каждые три месяца и, когда станете брать в банке деньги, помните,
что они не от имения, не от наследника имения, а от вашего мужа Эмброза
Эшли.
Рейчел. Будь я проклят, если допущу, чтобы женщина, какой бы хрупкой и
крошечной она ни была, обвиняла меня в том, что я унижаю ее; и будь я
проклят дважды, если она станет отказываться от денег, которые по праву
принадлежат ей.
точно окаменела и смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Вдруг на ее
ресницы навернулись слезы, она отшатнулась от меня, бросилась в спальню и
захлопнула за собой дверь.
миссис Эшли к обеду не выйдет. Я сам налил себе кларета и в одиночестве сел
во главе стола. Господи, подумал я, так вот какие они - женщины... Никогда
я не был так изнурен и рассержен. Целые дни под открытым небом, работа с
мужчинами во время сбора урожая, препирательства с арендаторами,
задолжавшими арендную плату или затеявшими ссору с соседями, которую мне
приходилось улаживать, - ничто не могло сравниться с пятью минутами в
обществе женщины, чье беспечное настроение в мгновение ока сменяется
враждебностью. А слезы? Они всегда являются последним оружием. Женщины
отлично знают, какое впечатление производят слезы на того, кто их видит. Я
выпил еще одну рюмку кларета. Что касается Сикома, который высился рядом с
моим стулом, то я всей душой желал, чтобы он был как можно дальше.
и, возможно, вот-вот позвонит в колокольчик и потребует экипаж, чтобы
вернуться в Плимут.
следует распорядиться, чтобы Джон отнес обед в будуар.
молчание. Обед в одиночестве. Итак, аппетит, разыгравшийся после дня в
седле, блаженное расслабление от ванны, мирная радость спокойного вечера,
проведенного у камина, то замирающая, то разгорающаяся беседа,
лениво-непринужденное разглядывание миниатюрных пальцев, занятых рукоделием,