привести их сюда. Они были удивительными людьми. Если бы даже кто и
захотел найти среди тысяч и тысяч двух столь неодинаковых людей, то,
пожалуй, никогда бы и не нашел - так отличались они внешне друг от друга.
красивыми тонкими усами, с золотистым загаром на лице, весь в голубом, с
золотыми позументами на одеянии, стоял гордо, отставив ногу, как бы
опираясь правой рукой на рукоять воображаемой сабли (оружие у них, ясно,
отобрали), смотрел поверх Ибрагимовой головы куда-то в далекую даль, видел
там только то, что доступно было его глазу, - может, окидывал взглядом с
высоты своей смертной самое отдаленное и самое удивительное из истории
своего свободного народа: черноморские степи, травы, табуны коней,
прекрасных всадников, костры под звездами, ласточек в небе, широкий Днепр,
золотые соборы Киева, Карпаты, солнце над придунайской равниной.
раскорячив привыкшие охватывать конские бока ноги, пронизывал бледнолицего
султанского сипехсалара* острым, как у юрюка**, взглядом, презрительно
кривил губы под черной подковой усов, словно хотел сказать Ибрагиму: <Не
ты меня, а я тебя должен был судить, ибо во мне кровь столь же неистова,
как у этих родичей моих далеких предков - куманов, а ты лишь идололицый
предатель, только и всего>.
образом. Ибо при всей его внешней несхожести с Блажем было в нем нечто
неуловимое и непостижимое, роднившее его с Блажем даже больше, чем сынов
одной матери. Стояли, как два крыла своего народа, как две его ипостаси,
как две ветки могучего дерева, как две половинки орехового ядра - не
разорвать, не расколоть, не разрубить, - жить, так жить обоим, умереть,
так тоже вместе!
постиг, что запугать этих людей не дано никому, поэтому повел себя с ними,
разыгрывая сочувствие.
далеко отбежал он мыслью от этого безнадежного места, чтобы возвратиться
сюда для удовлетворения чьего-то любопытства, зато Моргай возмущенно
встрепенулся на Ибрагимов вопрос и бросил в ответ коротко и твердо:
Белград выбросил белый флаг в знак сдачи, а потом снова стал обороняться.
Что это, как не измена? Всемогущественный султан...
же не обещали сдаваться никому и никогда. Мы дали слово защищать крепость,
и мы защищали ее до последнего.
исламского войска?
стояла вся наша земля.
сербскому деспоту Стефану Лазаревичу, и тот построил здесь крепость.
обязались помогать своим сербским братьям. Наш воевода Янош Хуньяди
прогнал отсюда самого султана Завоевателя, перед которым склонился
Царьград.
намекая на то, что он, Ибрагим, несмотря на его нынешнее величие и власть
над их жизнями, в конце концов, просто мелкий ренегат и более ничего.
спокойным.
людей, до конца выполнивших свой долг и имеющих полное право считать, что
таким образом исполнили свое предназначение на земле...
обвинение уже самого Ибрагима, он это почувствовал и понял и мысленно
поблагодарил бога (какого - разве не все равно), что затеял эту игру с
обреченными без высоких свидетелей - без султана и его визирей, а то
пришлось бы ему пожалеть о своем неуместном любопытстве, но он не
относился к людям, которые сожалеют о содеянном, и, поигрывая золотой
саблей, лежавшей у него на коленях, небрежно произнес:
требует награды. Султан поручил мне соответственно вознаградить вас. Вы
хотели этой земли - мы вам дадим ее. Вас закопают в эту землю. Закопают
живыми. Яму себе выроете сами. Правда, землекопство у мусульман считается
позорнейшим делом, а рытье могилы для себя крайне позорным, но что я могу
поделать? Да и вы не мусульмане.
могилы мы не станем, даже если бы с нас живьем сдирали кожу.
захотели земли...
обреченных с глаз.
разговаривал с ними из простого любопытства. Узнать, что говорят мертвые.
Живые ему нравились больше. Были почтительнее.
молитвами. Свидетелями нечеловеческой кары были все венгры - им Сулейман
даровал свободу после этого страшного зрелища - и плененные в Белграде
сербы.
золотой сбруе. Лишенные одежды, связанные крепкими веревками, брошенные на
дно глубоченной ямы, выкопанной под высоким берегом, на котором стоял
истерзанный, закопченный, поверженный Белград, Блаж и Моргай не просили о
пощаде, ни стона, ни вскрика не прозвучало из ямы, когда с торопливых
лопат дурбашей* посыпалась на них безжалостная земля. Ибрагим представил
себе, как земля засыпает живой красивый рот Блажа, глубоко, с наслаждением
втянул в себя ласковый дунайский воздух и с новой для себя омерзительной
радостью в душе поскакал к султанскому шатру.
фетх-наме* о том, что Белград в его руках. Теперь, сидя в своем роскошном
шатре, сочинял стихи, полные горечи, меланхолии и тоски. Не спрашивал о
венграх у Ибрагима, пили вино, султан читал газели о тщете богатства,
славы, могущества.
грек. - У вас возникло желание сочинить газели, и вы его выполнили. Кто
может помешать?
поэт, который зовется Мухибби.
мосту часто перебирался в Белград, охотился в окрестных лесах, смотрел,
как чинят башни и стены, созвал диван, раздавал награды и подарки.
За полное разрушение Срема (тот сжег и сровнял с землей гарода Купиник,
Митровицу, Червеч, Илок, срезал подчистую все живое, что поднималось над
землей, создал широкий пояс опустошенной ничейной земли). Камни сремских
городов везли теперь для восстановления разрушенного Белграда.
янычарской охраной султан приказал гнать пешком в Царьград. Гнали их три
месяца. Через Ниш, Софию, Пловдив, Эдирне, через горы, реки, болота. Плач
и стон неслись по горам и лесам.
пали под Белградом и уже не встанут никогда:
Махров Алексей
Херберт Фрэнк
Орлов Алекс
Каменистый Артем
Сапковский Анджей
Махров Алексей