заговорит басом и будет играть в футбол. И каждый день он будет видеть Настю
Валежную.- Вы хотите, чтобы я переехал? - спросил он Настю.
посмотрела ему в глаза. - Послушайте, Евгений Кар, вы всегда так многословны?
новый адрес: завод Гидраэр, бывшая церковь Никола-на-Островке, общежитие
Брок-фут.
свалился на пол и ушиб плечо.
такой хиленький, симпатичный.
из комнаты.
Уютные комнатки были отделаны на хорах и в приделах, а большой церковный зал
назывался кают-компанией и был местом общих сборищ. Поперек его висела
волейбольная сетка. Между окнами стояли столы с чертежами. В бывших царских
вратах было укреплено знамя гидраэровцев. Местами проглядывали незамазанные
лики угодников, окруженные, как подушками, взбитым паром облаков. Легкий, едва
уловимый, но неистребимый дух ладана витал еще в углах и смешивался с
аппетитным запахом готовки. Это управительница коммуны, мать гидраэровца Яшки
Крайяаха, всеобщая мама Фрума, готовила коллективную яичницу.
Гидраэра. Карасику пришлось познакомиться с юрисконсультом Гидраэра -
Валерианой Николаевичем Ласминым. Ласмин был тонкий буквоед, но крайне нежный
и чувствительный человек. Он говорил что глубоко чувствует природу, любил
пофилософствовать о широте исконно русской натуры и поэтому носил смешную
козлиную бородку, но усы брил, отдавая дань требованиям Европы. Узнав о
вселении Карасика, он запротестовал. Он призван охранять интересы завода.
Вселение посторонних лиц в общежитие завода невозможно. Это противоречит всем
законоположениям...
вроде бакенщиков: расставляют значки, вешки на мелких местах нашей жизни.
пришлось мобилизовать общественные силы Гидраэра. Карасика записали
консультантом редакции заводской многотиражки "На редан!". Кроме того, помог
профессор Токарцев, друг коммуны. Он частенько приходил по вечерам к
гидраэровцам, смотрел чертежи, приносил свежие английские журналы и на ходу
переводил их, читая вслух последние статьи. Потом, взглянув на часы, он уходил
с видимой неохотой. Гидразровцы знали, что он старается как можно меньше
бывать у себя дома.
энциклопедии: сначала идут прилагательные от этого слова, словоответвления и
образования от корня. Перелистываешь страницы, ища, допустим, слово "Англия".
"Английская болезнь", "английская литература", "английская соль", "англикане",
и вот, наконец, "Англия"! Но тут вас ждет сноска: "Смотрите: Великобритания".
вывески с первым слогом столицы - Моссельпром, Мосторг - на станционных
магазинах у дачных остановок. Уже виднелся сквозь пригороды, угадывался за
горизонтом сам коренной город, и каждая станция уже ссылалась на него.
трубы. Но все это еще не было Москвой. Когда же он окончательно запутался,
поезд неожиданно остановился у невзрачного вокзала. "Нет, шалишь, не встану",
- подумал Антон, но все вокруг него вскочили, потащили чемоданы, мешки, баулы.
на холодный перрон. С платформы был соскоблен снег. Антону стало зябко и
неуютно. Он прошел мимо смирного паровоза. И с благодарностью обернулся на
прощание. Машина утомленно отдувалась.
столичного он не заметил. Такая же площадь могла быть и в Саратове. Площадь
как площадь, с милиционером, разминающим застывшие ноги, с трамваями, которые,
вереща на поворотах, сыпали голубые и фиолетовые искры. Только на трамваях
здесь был не ролик, а дуга.
накрахмаленное стужей. Она тащила салазки, промерзшее белье лежало на них,
ломкое, припудренное, как печенье-хворост. Красные и зеленые огни светофора
напомнили Антону зеленые и красные отличительные огни пароходов. Крупа стучала
в жесть водосточных труб. Вьюга, шурша, сдирала со стен промерзшие афиши.
Антон читал на них знаменитые имена. Прежде он видел их лишь в газетах, а
теперь он оказался среди них, совсем рядом. Вот, возможно, в этом доме живет
известный киноартист, а во встречном гражданине с поднятым воротником
скрывается знаменитый писатель. Огромная, ярко освещенная витрина остановила
Антона. За зеркальным стеклом висели плакаты, наивные, ярко-цветистые, как в
волшебном фонаре. Это была витрина одной из заграничных авиационных компаний,
окно бюро путешествий. Перед Антоном сверкал за стеклом заманчивый и
лучезарный мир - мечта странствующих и путешествующих, разложенная на
примитивные цвета рекламы. Всеми обольщениями мира манило окно. Показная жизнь
без сучка и задоринки была изображена на плакатах - жизнь гладкая,
безмятежная... Плыли разноцветные пароходы, комфортабельные лайнеры,
многоэтажные пакетботы. Их отвесные, как утес, борта светились аккуратно
расчесанными созвездиями иллюминаторов. Дым дружно валил из высоких труб. Над
дымом струились флаги иных земель. Из фиолетового тумана вставали изысканные
маяки, гладкие, как свечи. Белые чайки носились вдоль завитков прибоя. Над
пальмами реяли лакированные самолеты. Молодые люди в безукоризненно
выглаженных брюках гуляли по желтому берегу, а девушки в белых шляпах, с
легкими цветными зонтиками стояли у сверкающих длинных машин, отбывая жизнь
праздную, парадную и фантастическую. Антон долго стоял у этой витрины. Он не
знал, что перед таким же окном частенько простаивал и Карасик. "Это самая
соблазнительная витрина города!" - говорил про это окно Евгений Кар.
зеркале, вделанном в стену соседнего дома. На нем был апельсинового цвета
тулупчик, серые чесанки, малахай. За два дня пути он успел обрасти. Нет, с
таким видом не возьмешь Москвы! Не без робости зашел Антон в стеклянный тамбур
большой парикмахерской и шагнул в зал. Все сияло там. Антон вошел, огромный и
многократный... Зеркала долго и с удивлением повторяли его с ног до головы.
человека.
заняться! - пропел он вдруг, подойдя к двери зала.
и, взмахнув салфеткой, шаркнул ею по кожаному сиденью кресла.
видел только у зубных врачей, хотя сиживать ему в таком кресле не приходилось.
стола бумажку.
достоинством сказал мастер. - Для бр-р-ритья! - раскатистым баритоном крикнул
он. - Под бокс? - спросил затем мастер, взъерошив с затылка волосы Антона.
смычком. Ножницы завизжали над ухом Антона. Мастер поддел расческой седую
челку.
переживаний.
флаконы, пульверизаторы, резиновые груши в сетках, блестящие коробки, щетки,
"лебяжий пух" с дымящейся пудрой и, наконец, совсем неведомые приборы -