Чтение 27–й страницы книги ~Серебряные яйцеглавы~

половину рукописи, к большому огорчению Гаспара, который, заключив пари с
Зейном, поставил на Флаксмена.

Все верные сотрудники "Рокет-Хауса" присутствовали при этом состязании,
никто не хотел упустить возможность наконец-то увидеть издателей за
работой. Гаспар сидел рядом с няней Бишоп, Зейн Горт - с мисс Румянчик, а
братья Зангвеллы чинно восседали сзади. Папаша Зангвелл был чисто умыт и
вел себя довольно спокойно, хотя время от времени бросал тоскливые взгляды
на стол, украшенный батареей бутылок.

Элоиза Ибсен, вопреки опасениям Гаспара, нисколько не нарушила чинной
торжественности происходящего. Как и подобает даме сердца самого издателя,
она была облачена в модное, но строгое платье с глубоким вырезом,
держалась со всеми обворожительно любезно и теперь с тихим достоинством
восседала в первом ряду, время от времени посылая Каллингему нежные
ободряющие улыбки.

Яйцеглавов, из уважения к слабости Флаксмена, оставили в Детской, но с
ними поддерживалась непрерывная двусторонняя телесвязь.

- Я вчера на ночь опять читал "Дело Маурициуса", - шепнул Гаспар няне
Бишоп. - Ну, если это типичный образчик старинной детективной
беллетристики, то какой же была у них серьезная литература, хотел бы я
знать!

- Поторопитесь! - шепнула она в ответ. - А то кругляши приготовили для
вас еще несколько книг. Детектив замечательного старинного русского
мастера этого жанра под названием "Братья Карамазовы", мелодраму "Король
Лир" с захватывающими изменами и убийствами, занимательную сказку
"Волшебная гора" и развлекательную повесть о приключениях аристократов и
интригах в светском обществе, озаглавленную "Война и мир". Они составили
для вас целый список такого легкого чтива.

- Только бы они не вздумали подсовывать мне всякую старинную классику!
- бодро отозвался Гаспар. - А с интригами и тайнами я уж как-нибудь
справлюсь. Это вам не проект "Эль" Зейна Горта! Хотел бы я знать, что он
такое затеял.

- А разве он вам не говорил? Вы же с ним друзья!

- Ни слова не говорил. А вы что-нибудь знаете? По-моему, тут замешан
Полпинты.

Няня Бишоп покачала головой.

- А кого яйцеглавы считают возможным победителем? - спросил Гаспар.

- Они ничего не говорят. Они стали ужасно скрытные. Я даже начинаю
тревожиться.

- А вдруг все рукописи до единой - в самую десятку! Представляете,
тридцать бестселлеров с одной подачи!

Чтение приближалось к концу, и напряжение стремительно возрастало.
Папаша Зангвелл рвался к столу, и Джо Вахтер удерживал его лишь с большим
трудом.

Наконец Каллингем откинулся в кресле и утомленно сощурил глаза. На этот
раз он ответил на улыбку Элоизы только усталым кивком.

- МожетпосовещаемсяФлаксипреждечемтыначнешьчитатьпоследнююрукопись? - с
неимоверной быстротой проговорил он все еще под влиянием пилюль
"Престиссимо".

И выключил телеэкран Детской.

- Пустьдумаютчтоэтонеисправностьсети...

Флаксмен вставил последний ролик в свой аппарат и поглядел на партнера,
который наконец справился со своим голосом и проговорил медленно и
раздельно:

- Ну, как они тебе показались?

- Дрянь, - негромко сказал Флаксмен. - Сплошная дрянь.

Каллингем кивнул.

- И у меня тоже.

35

"В сущности говоря, я все время подозревал, что так оно и случится, -
подумал Гаспар. - И все другие, вероятно, в глубине души это понимали.
Разве эти столетние эгоисты, эти яйца из инкубатора, способны понять, что
нужно читательской массе?"

Флаксмен и Каллингем вдруг представились ему романтическими героями,
тщетно бросающими вызов беспощадной судьбе во имя благородного, но
обреченного дела.

И Флаксмен действительно произнес тоном гордой покорности долгу:

- Осталосьпрочитатьещеоднудляпроформы, - и включил аппарат.

Все остальные с похоронными лицами столпились вокруг Каллингема.

- Это не романы, не повести, - заговорил Каллингем, - это загадки.
Большинство из них абсолютно непонятно. И это естественно - ведь уже более
века яйцеглавы занимаются только тем, что играют мыслями и жонглируют
идеями. Одна из рукописей, например, представляет собой эпическую поэму на
семнадцати разных языках, перемешанных чуть ли не в каждой фразе. Другая
содержит конспект (и при этом довольно удачный!) всей мировой литературы,
от древнеегипетской "Книги мертвых" до Шекспира, Диккенса и Хаммерберга
включительно. В третьей первые буквы каждого слова образуют как бы
вставную повесть. Правда, они не все так уж безнадежны. Есть, например,
одна повестушка - по-моему, ее написал Двойной Ник, - где использованы все
испытанные приемы и штампы расхожей беллетристики... но бесстрастно,
холодно, без всякой души!

- Они вовсе не такие... - прерывающимся голосом сказала няня Бишоп. -
Они... я уверена... не может быть, чтобы там не было... ничего хорошего.
Ржавчик мне говорил... они ведь ничего нового не сочиняли... а
использовали то, чем развлекали друг друга все эти годы...

- В том-то и беда, - вздохнул Каллингем. - Они стремились поразить, они
запускали интеллектуальные фейерверки. Вот послушайте!

Он развернул одну из лежавших на столе лент.

- ...Премрачная пуповина духовного пепла над краем сердца горящих
самцов ленивым черепом поет во мраке о воздухе, что стоит - здешнея,
мраморнея, колоннея и коченея. Жаждни! Сожми! Сожги! Четверо у могильной
черты, взыскуя чистоты, можебнее, чем ты...

- Калли! - раздался громовый возглас Флаксмена.

Лицо издателя сияло.

- Калли, это сногсшибательно! - крикнул он, не отрывая глаз от экрана
машины. - Сенсация на всю Солнечную систему! Прочти-ка пару страниц...

Каллингем уже перегнулся через его плечо, жадно вглядываясь в экран.

- Героиня родилась на Ганимеде. Она была лишена осязания, но стала
акробаткой в кабаре на астероидах. Потом действие переносится на другие
планеты. В повествование вводится знаменитый хирург... Но главное, все так
подано, с такой проникновенностью! А название какое - "Почувствуйте мою
боль"!

- Это Полпинты! - радостно крикнула няня Бишоп. - Он мне рассказывал. Я
нарочно положила ее последней, потому что мне показалось - она не такая
умная, как остальные...

- Никудышный из вас издатель! - ликующе воскликнул Флаксмен. - Калли,
какого черта ты выключил телеэкран, нужно немедленно сообщить в Детскую!

Мгновенье спустя на телеэкране появился Полпинты в окружении двадцати
девяти других яйцеглавов.

- Поздравляю! - Флаксмен потряс сложенными руками над головой. - Как вы
этого добились? В чем секрет? Я спрашиваю об этом потому, что... что
остальным тоже полезно послушать...

- Я попросту прилип к диктописцу! - в упоении воскликнул Полпинты. - И
дал волю своему могучему интеллекту! Я закрутил Вселенную каруселью и
выхватывал из нее все, что попадалось под руку! Я расплел нити космоса и
заново сплел их! Я взобрался на престол господень, пока бог кормил
архангелов, и надел на себя корону творца! Я...

Он вдруг замолчал.

- Нет, ничего этого не было, - задумчиво произнес он. - То есть почти
ничего. Ведь у меня было столько новых впечатлений! Прогулки с Зейном,
похищение... Нет, и это еще не все. Так и быть, я открою вам величайшую
тайну. Я вообще ничего не писал! Эту повесть... написала няня Бишоп!

- Полпинты! Ах, идиот! - крикнула няня.

36

- Да, ее написала ты, мамочка, - властно сказал Полпинты. - Она
возникла, когда я рассказывал сюжет. Я все время думал о тебе, стараясь,
чтобы получилось интересно для тебя. И эта девушка в повести - тоже ты.
Или, может быть, она - это я. Ведь это у меня нет осязания... Нет-нет... я
как-то запутался...

- Полпинты, - хрипло сказал Флаксмен, утирая слезы, - послушайте,
дружище, мы тут тайком приготовили приз для победителя - серебряный
диктописец... И я желал бы, чтобы вы были сейчас здесь, чтобы я мог
вручить его вам и пожать вашу... Но во всяком случае, очень жалею, что вас
сейчас здесь нет. Очень!

- Пустяки, мистер Флаксмен. Разве дело в наградах? И будет достаточно
случаев.

- Нет! - громовым голосом воскликнул Флаксмен. - Вы получите свой приз,
и немедленно! Гаспар...

- Не надо посылать Гаспара, - сказала мисс Румянчик. - Зейн уже побежал
в Детскую за Полпинтой.

- Этот жестяной писака слишком много на себя берет... А впрочем,
великолепно! Полпинты, дорогой, дружище, скоро вы...

Но тут телеэкран погас.