своей подобие такому же отыскивал. Не нашел и сказал:
признаешь? А на свадьбе за моим столом одного вина, небось, рубля на три
выхлестал... Да еще и взаймы брал!
вольно Гарасим и поглядел на лица собеседников, точно в них надеялся
прочесть солдатово имя.
протянул солдату руку. - Отколе ходишь? Вот уж и не думали, что вер-
нешься! Аннушка-те... - он сорвался и беспомощно почмокал губами.
палил Савелий.
вот надоело. - Брыкин воровато подмигнул Гарасиму, но тот не ответил. -
Как вам сказать, друзьишки, на двух фронтах помирал! Да ведь солдатскую
заслугу разве кто в теперичное время оценит? Как переганивали нас в теп-
лушках, разнылось у меня внутри... Что ж это такое, думаю, людей на мо-
чало лущат! Не могу, да и вся тут. Не хватает моих сил!
вой я разве, чтоб на мне землю пахать! В нонечное время покойнику втрое
больше почета, чем живому... - Егор Иваныч махал руками и кричал.
сохе.
здоровый глаз. - Сказывано, строгости будут...
голосом объяснил Савелий. - Эвон, Барыков-те с братом тоже недозволен-но
вернулись. Зашпыняли их совсем свои же, зачем не убит, не поранен воро-
тился. Уходи, говорят, из-за тебя и нам влетит! Ноне в лесах весь ихний
выводок...
померкло. - Ты уж не меня ли за недозволенного принял? Да у меня, может,
такой мандат есть, что вот съем всех вас и безо всяких объяснений! - и
Брыкин тяжело и фальшиво захохотал. - Вон она, пуля-то... в себе ношу! -
и со странной быстротой, задрав до локтя рукав шинели, протянул грязную
правую руку Савелью.
Брыкин.
гляди... - он распахнул шинель, сидевшую прямо на голом теле. - А
пулька-то, вон она!! - и с лихорадочной горячностью он хлопнул себя уже
не по правой, а по левой руке.
кивая на западный угол неба, откуда ветер и где кружила большая черная
птица.
оживленья его как не бывало.
дом. Большой дом большого хозяина требует. Тимофевна сказывала, венец
подгнил да крыша стала течь. А так дом как дом. Придешь - починишь.
жену судить? А я, может, не хочу, чтоб ты мою жену судил. Я сам моей же-
не хозяин! - и Савелий торопливо пошел прочь.
слабела воля, такая сильная, когда из теплушки ускользал. Он ускорил
шаг, на последнем заулке чуть не сбил с ног Фетинью, бабу злую, разго-
ворчивую. Пес у Брыкинского дома не полаял. "Сдох", решил про него Егор
Иваныч. Всходя на крыльцо, вздрогнул, когда половица скрипнула под ним.
На крыльце остановился и окинул все привычно-хозяйским взглядом.
собственноручно крашеная Брыкиным в цвет небесной лазури, была сильно
порублена. "Корм свиньям рубили. Эк, бесхозяйственно!" - осудил Егор
Иваныч, скользя угрюмым взором дальше. Показалось, что нарочно кто-то,
злонравный, надругался над красотою Брыкинского крыльца. В хвастливых,
синих и розовых завитках резьбы не доставало целых кусков, местами облу-
пилась краска...
резьбы, совсем уже почернелый, выбитый, быть может, год назад. Озлясь,
закусив губу, в порыве хозяйственной заботливости, он обежал крыльцо,
вынул осколок из воды и торопливо стал прилаживать его в выбоину. Уже не
боялся, что кто-нибудь увидит его. Кусок разбух от воды и не входил в
гнездо.
достало ему молотка, он своеобычно вбежал в сени... Здесь он и встретил
Аннушку. Большая и усталая, как-то привычно-страдальчески выпятив живот,
она шла с подойником в руках прямо на мужа. Увидев, она выставила руки
вперед и так стояла, расширя обесцвеченные беременностью глаза.
какую-то незнакомую доселе несуразность в Анниной фигуре.
ровьим, - он - оглушенный, блуждающий среди догадок, одна другой злее.
с себя шапку. - Ну-к, в избу тогда пойдем. Там и разговор будет...
Войдя, она поставила подойник на лавку и так же, не оборачиваясь, сдела-
ла четыре шага вперед. Там она прислонилась к печке и закрыла руками ли-
цо, так что выглядывал сквозь пальцы только один круглый ее глаз, - го-
товая ко всему.
ными глазами, точно выбирал что-то, пригодное руке. Вдруг он быстро
пригнулся и выхватил из-под лавки круглое, тонкое полено и опять стоял,
неподвижный, маленький, сухоростый, вымеривающий время женину брюху.
сделал шаг вперед, отводя полено за спину.
Когда полено скрылось за спиной, она точно сразу на голову выросла и ли-
цо ее как бы распахнулось под сильным порывом ветра.
тебе! Это ты сам неплодный, холощеный... Меня корил, что у бабы брюхо
пустует. А я вон какая! Гляди, вон я какая!! Ребеночка теперь рожу...
На!.. - и наступала на него, брюхом вперед, смеясь, беснуясь и плача,
большая и страшная.
Ну, зачем ты кричишь?
дрожал, и полено дрожало у него в руке. Он был несравнимо жалок своим
голым телом, видневшимся из-под шинели. Возражений на Аннушкин выпад в
нем не находилось.
меня брал - барыней обещал сделать!.. Хороша барыня! Кобыла - и та бары-
ня! Батрачкой меня сделал... Как же людям не видать, ведь не слепые.
Весь день на глазах у них!.. - она всхлипывала в промежутках крика и
слез не вытирала. - Зачем ты меня заманил, зачем? Ну, показывай, что
принес... чего наслужил там, показывай!
ни, о незыблемом счастьи, о семье и человеческом достоинстве были смяты
Аннушкиным гневом раз и навсегда.
- Все, значит, напрасно... Сам себя обворовывал, а так Егоркой Тарары и
остался... Тарары! - засмеялся он. - Все в тарары и просыпалось!..
осунувшийся до потери сходства с самим собою. Потом подошел в угол
крыльца и смаху, коротким, злым ударом сапога ударил в деревянную резьбу
крылечной стенки. Кусок резьбы, слабо хрустнув, вылетел наружу. Егор
Иваныч перегнулся через край и с яростным удовлетворением смотрел, как,
упав в лужу, заволакивалась резная завитушка серой, взбаламученной
грязью.
же березовым поленом по резьбе. - А-а, розовая?.. - сквернословил он и
остервенело уничтожал то, на что когда-то ушел целиком весь восторг не-
большой его души.
вянной трухи, самому себе на посмеянье, если б не остановила его новая
встреча. Мать бежала к крыльцу по глубоким деревенским грязям, спотыка-
ясь и скользя.
издали мать. Он повернулся к ней, но все еще она его не узнавала. - Я-т
Лондон Джек
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Березин Федор