слова.
Пэплуоту с разными разговорами. Пол писал или учился паковать посылки,
готовя их для дневной почты. В час, а вернее без четверти час, мистер
Пэплуот исчез, он жил в предместье и боялся не поспеть на поезд. В час,
чувствуя себя никому не нужным. Пол взял корзинку с завтраком и спустился
в подвал, на склад, где стоял длинный стол на козлах, и там, один, в
полумраке подвала, поспешно поел. Потом вышел на улицу. Здесь, на воле,
среди уличного многоцветья, в нем всколыхнулась безрассудная смелость и
радость. Нов два он уже снова сидел в своем углу большой комнаты. Вскоре
мимо него гурьбой прошли работницы, отпуская шуточки по его адресу. Были
они из самого простонародья, эти девушки, занимались в помещении под
крышей самой трудной работой - делали грыжевые бандажи и доделывали
протезы. Пол ждал Пэплуота, он не знал, чем заняться, и, сидя на табурете,
выводил закорючки на желтых бланках-заказах. Мистер Пэплуот явился без
четверти три. Сел и начал болтать с Полом на равных, будто они однолетки.
недели, когда требовалось произвести подсчет. В пять все служащие
спустились в темницу со столом на козлах и там на голых грязных досках
пили чай, уплетали хлеб с маслом и переговаривались с той же неприятной
поспешностью и неряшливостью, как и ели. А между тем наверху царил дух
дружелюбия и опрятности. Это погреб и козлы так на них действовали.
Готовилась к отправке большая вечерняя почта. Из мастерских приносили
теплые, только что отглаженные чулочные изделия. Пол уже выписал все
счета, и теперь ему надо было паковать, надписывать адреса и взвешивать
свою долю посылок. Повсюду слышались голоса, выкрикивающие вес, позванивал
металл, резко щелкала поспешно разрезаемая бечевка, раздавались торопливые
шаги тех, кому требовалось взять марки у старика Меллинга. И наконец
смеющийся, веселый, вошел почтальон с большим мешком. Потом рвение остыло,
и Пол взял свою обеденную корзинку и помчал на станцию, чтобы поспеть на
поезд в восемь двадцать. Рабочий день на фабрике продолжался ровно
двенадцать часов.
Кестона, так что он попал домой только в двадцать минут десятого. А ведь
ушел из дому, когда еще не было семи. Миссис Морел тревожилась о его
здоровье. Но самой ей всегда приходилось нелегко, и она надеялась, что
дети ее тоже будут выносливыми. Они должны справиться со всем, что выпадет
им на долю. И Пол остался служить у Джордана, хотя и темнота, и духота, и
долгие часы работы были во вред его здоровью.
он, пожалуй, доволен, и тревога оставила ее.
обращаются с тобой по-хорошему.
начальник, сказал мистеру Джордану, что я навострюсь. Мам, я спиральщик.
Вот ты приди посмотри. Так все славно.
хорошего бара, он держался непринужденно и с Полом обходился
по-приятельски. Иногда глава "спиральщиков" бывал не в духе и жевал
резинку усердней обычного. Даже и тогда он, однако, не придирался - он был
из тех людей, которые, раздражаясь, досаждают куда больше себе самим, чем
окружающим.
вечность прошла.
объявлял он Полу.
йоркширских... - Пэплуот был потрясен.
потемневшего серебра?
фунтов каждый, и сама она стоит больше семи фунтов, а весит меньше
двадцати унций.
жалкая крохотуля. Пола она не очаровала, слишком походила на мокрую
тряпку, которая никогда не высохнет. Потом за ней зашел какой-то человек и
стал отпускать грубые шуточки. Но Пэплуот кивком показал на Пола, и
разговор продолжался sotto voce [вполголоса (ит.)]...
подметил лишь один промах: мальчик положил ручку на конторку.
однажды сказал ему: - Ты почему горбишься? Поди-ка сюда. - Привел Пола к
себе за стеклянную перегородку и снабдил его специальными подтяжками,
которые не дают сутулиться.
заурядными и довольно скучными. Они все ему нравились, но были не
интересны. Маленькая проворная Полли, старшая над мастерицами нижнего
этажа, увидела, что Пол завтракает на складе, и предложила что-нибудь ему
сготовить на своей плитке. На другой день мать дала ему с собой еду,
которую можно было разогреть. Он принес ее в милую, чистенькую комнату
Полли. И скоро у них вошло в обычай обедать вместе. Приходя в восемь утра
на фабрику, он относил свою обеденную корзинку к Полли, а когда в час
спускался в подвал, обед был уже готов.
неправильными чертами лица и пухлыми губами. Она же - точно маленькая
пичужка. Он часто называл ее "заряночка". Хотя по природе довольно
молчаливый, он, бывало, часами сидел и болтал с ней, рассказывал ей о
своем доме. Девушки, все как одна, любили его слушать. Часто, когда он
сидел на скамье и держал речь, они окружали его и весело смеялись. Иные из
них находили его забавным парнишкой - такой серьезный и притом такой
живой, веселый, да еще такой вежливый. Они все любили его, а он их обожал.
В Полли он чувствовал родную душу. Потом шла Конни с ее рыжей гривой,
цветущим личиком, журчащим голоском - она и в поношенном черном платьишке
выглядела настоящей леди и привлекала романтическую сторону его натуры.
сказал он. - Так это красиво. Ты будто Элайн из "Королевских идиллий"
Теннисона. Если б умел, я бы тебя нарисовал.
который очень ему понравится: Конни сидит на табурете за прялкой - рыжая
грива рассыпалась по черному выцветшему платьишку, красные губы сомкнуты и
неулыбчивы - и наматывает алую нить с мотка на катушку.
обычно отвечал шуткой.
него снисходила, и он был не против.
появилась Полли и отчеканила:
девушками?
оскорбленно выпрямилась.
наверх, в отделочную к горбунье Фанни. Пэплуот появлялся без двадцати три,
не раньше, и часто заставал своего помощника у Фанни - Пол сидел подле нее
и болтал, или рисовал, или пел вместе с девушками.
контральто. Все хором подтягивали, и получалось хорошо. Со временем Пол
уже безо всякого стеснения сидел в отделочной с полудюжиной молодых
работниц.
при этом с блеском. Как вода в болоте.
красивые. Если он хочет рисовать, пускай посмотрит, распусти волосы,
Фанни.
Никитин Юрий
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Лукин Евгений