он властен свершить все, что пожелает, какая тогда надобность в войске?
насторожились и замерли в ожидании ответа, а доминиканец самодовольно
покачивал головой и оглядывался по сторонам, следя за выражением, лиц. Но
Жанна не растерялась. Она ответила сразу, и в ее голосе никто не смог
уловить ни малейшего признака тревоги:
Франции будут сражаться, а господь дарует им победу!
хмурый доминиканец улыбнулся, видя, как мастерски отражен его рассчитанный
удар, и я лично слышал, как почтенный епископ вымолвил слова, вполне
соответствующие данному случаю: "Клянусь богом, дитя сказало правду. Господь
повелел сразить Голиафа и послал ребенка, и ребенок сразил его!"
допрашиваемая, как сами судьи, - брат Сегюэн, профессор богословия
университета в Пуатье, человек желчный и язвительный, начал снова донимать
Жанну ехиднейшими вопросами на ломаном французском наречии (он был родом из
Лиможа). Он спросил:
небожителей! На чистейшем французском языке?
Вероятно, даже на лучшем, чем говоришь ты?
добавила: - Во всяком случае, произношение у них было лучше, чем у вас!
огонек. Все засмеялись. Брат Сегюэн был уязвлен. Он гневно спросил:
наконец с раздражением воскликнул:
не допустит, чтобы в тебя уверовали без знамения. Яви нам свое знамение!
Покажи его!
чудеса. Пошлите меня в Орлеан, и у вас будет достаточно знамений. Дайте мне
войско, большое или малое, и поскорее отпустите меня!
пронесся гул одобрения, и она, покраснев, села на место: не в ее натуре было
обращать на себя внимание.
произношения брата Сегюэна могли бы вызвать в нем ненависть, но придирчивый
богослов был смелым и добросовестным человеком. Исторические факты говорят:
на Процессе по реабилитации он не скрыл подробностей своей злополучной
беседы с Жанной, а дал правдивое и честное показание.
профессора и богословы, объединившись, начали общее наступление, стремясь
подавить Жанну возражениями и вескими аргументами, почерпнутыми из
авторитетных творений отцов римской церкви.
в наступление.
которые вы здесь упоминаете, и я придерживаюсь его. И я говорю вам: в этой
святой книге есть то, что вы не сможете прочесть при всей вашей учености!
госпожи де Рабато, жены советника городского парламента {Прим. стр.136} в
Пуатье. В этом доме по вечерам собирались знатные дамы города, чтобы увидеть
Жанну и побеседовать с ней. И не только дамы, но и почтенные законоведы,
советники парламента и седовласые ученые из университета. Эти серьезные
люди, привыкшие взвешивать, анализировать и всесторонне рассматривать каждое
странное явление и во всем сомневаться, по вечерам приходили к Жанне,
подпадая все больше и больше под влияние того таинственного, необъяснимого
очарования, которым она была так богато наделена. Прелесть и сладостное
обаяние этой девушки, которое признавали и чувствовали решительно все, от
простых людей до высшей знати, волнующее и непостижимое, победило наконец
упорство мужей науки. Они сдались, заявив в один голос: "Эта девушка
действительно послана богом".
процедуры, была в невыгодном положении; судьи поворачивали дело по-своему.
Вечером же роли менялись: она сама превращалась в судью и
председательствовала в трибунале. Ее речь текла свободно, и те же самые
судьи с увлечением внимали ее словам; и все препятствия, с таким трудом
воздвигнутые ими в течение дня, вечером рушились. Наконец, очарованные силой
ее убеждения, судьи единогласно вынесли оправдательный приговор.
председатель суда, развернув пергамент, поднялся со своего места! Зал был
переполнен, даже городская знать далеко не вся могла присутствовать в зале.
Сначала были выполнены торжественные церемонии, обязательные и обычные в те
времена; затем, когда зрители успокоились, был зачитан приговор, каждое
слово которого, вонзаясь в глубокую тишину, было отчетливо слышно во всех
концах зала.
Девой, является истинной христианкой и хорошей католичкой; что ни в ней, ни
в ее словах нет ничего противного вере; что король может и должен принять ее
помощь, ибо отвергнуть ее - значит нанести оскорбление святому духу и
сделать короля не достойным помощи божьей".
Радость и восторг охватили всех. Я потерял из виду Жанну, - ее поглотил
людской поток, хлынувший к ней, чтобы поздравить с успехом и благословить
святое дело освобождения Франции, отныне торжественно и безвозвратно
отданное в маленькие женские руки.
Глава IX
Де ла Тремуйль и другие ее недоброжелатели совершили большую ошибку,
позволив ей выступать по вечерам в суде.
собрать сведения о прошлом Жанны, а в сущности, чтобы затянуть время,
истощить ее терпение и заставить отказаться от намеченной цели, - вернулась
назад и сообщила, что личность Жанны не вызывает подозрений. Теперь/как
видите, дела у нас пошли на лад.
отдаленнейших уголков страны, и все воспрянули духом. И если раньше,
доведенные до отчаяния, запуганные, люди опускали головы и шарахались в
сторону, когда с ними заговаривали о войне, теперь эти люди без всякого
принуждения спешили сами стать под знамена Девы из Вокулера; воинственные
песни и гром барабанов сотрясали воздух. И мне вспоминаются замечательные
слова, сказанные Жанной еще в деревне, когда я на основании фактов и
статистики доказывал ей, что дело Франции безнадежно проиграно и никто не в
состоянии пробудить угнетенный народ от летаргического сна:
знамена и с честью выступит на защиту родины!"
применимо и к удаче. Счастье нам улыбалось, мы пожинали плоды все новых и
новых успехов. Например: часть духовенства серьезно сомневалась в том, может
ли церковь позволить женщине-воину одеваться в мужское платье. Вскоре был
издан специальный указ. Двое из самых знаменитых ученых богословов того
времени- один из них был ректором Парижского университета - решили:
поскольку Жанна "должна исполнять обязанности мужчины и воина, то
справедливо и законно, чтобы ее наряд соответствовал ее положению".
Жанны одеваться по-мужски. Действительно, счастье хлынуло на нас потоком. Не
говоря уже о мелких волнах удач, я хочу вам рассказать об одной большой
волне, которая нас, людей маленьких, хлестнула с такой силой, что мы едва не
захлебнулись от радости. В день закрытия судебной сессии к королю вместе с
приговором были посланы курьеры, и на следующий день утром в морозном
воздухе раздались пронзительные звуки трубы. Насторожившись, мы стали
считать: раз, два, три - пауза; раз, два - пауза; потом снова - раз, два,
три. Тогда мы выбежали на улицу. Мы знали, что так трубят только тогда,
когда королевские герольды собираются объявить народу важный указ. Когда мы
вышли, народ валил отовсюду, из всех улиц и переулков; мужчины, женщины,
дети бежали возбужденные, раскрасневшиеся, набросив на себя что попало и
одеваясь на ходу; пронзительные звуки трубы не умолкали; толпа увеличивалась
и, наконец, заполнила всю главную улицу. Мы с трудом добрались до площади,
битком набитой народом, и там, на высоком пьедестале огромного креста,
увидели герольда в сверкающих одеждах, окруженного слугами. И герольд начал
читать громким голосом:
государь Карл, милостью божией король Франции, соблаговолил даровать своей
любезной подданной Жанне д'Арк, прозванной Девою, титул, жалованье, власть и
полномочия главнокомандующего французской армии...
возгласов, которым, казалось, не будет конца. Когда же воцарилась тишина,
Шилова Юлия
Панов Вадим
Андреев Николай
Суворов Виктор
Андреев Николай