Не думаю, чтобы нашелся другой архангел с таким добрым сердцем... Может
быть, ты хочешь ехать верхом? Так возьми осла, которого я приготовил для
моего мальчугана... Или, может быть, ты предпочтешь обхватить своими
святыми ногами этого злополучного мула, которого я купил для себя? Меня
здорово надули! Этот мул не стоит и месячного процента на медный фартинг,
отданный в долг безработному лудильщику.
собственным ногам, - я пойду пешком.
жизни и со слабой надеждой на успех попытаюсь вскарабкаться на большую.
отборнейшая громоподобная брань, наконец горькие упреки, которым мул,
по-видимому, внял, так как военные действия прекратились.
вдали шаги и голоса. Теперь он утратил всякую надежду на освобождение, и
мрачное отчаяние овладело его сердцем. "Моего единственного друга увели
обманом отсюда, - говорил он себе. - Старик вернется и..."
прикрывавшую его овечью шкуру.
его до костей: ему казалось, что он чувствует нож у своего горла. В
смертельном страхе закрыл он глаза, в смертельном страхе открыл их снова -
перед ним стояли Джон Кенти и Гуго!
его под руки с двух сторон, что было духу потащили в глубь леса.
22. ЖЕРТВА ВЕРОЛОМСТВА
отщепенцев; опять пришлось ему выносить наглые издевательства и тупоумные
шутки, а порой - за спиною у атамана - и злые проделки Джона Кенти и Гуго.
Кроме Кенти и Гуго, у него не было настоящих врагов; иные даже любили его;
и все восторгались его смелостью, его бойким умом. В течение двух-трех
дней Гуго, под присмотр которому был отдан король, исподтишка делал все
что мог, чтобы отравить мальчику жизнь; а ночью, во время обычных оргий,
забавлял всю ораву, досаждая ему всякими мелкими пакостями, - всегда будто
случайно. Два раза он наступил королю на ногу, - тоже случайно, - и
король, как подобало его королевскому сану, отнесся к этому с
презрительным равнодушием, словно бы не заметив; но когда Гуго в третий
раз проделал то же, король ударом дубинки свалил его на землю, к полному
восторгу всей шайки. Гуго, вне себя от гнева и стыда, вскочил на ноги,
схватил дубинку и в бешенстве напал на своего маленького противника.
Гладиаторов мгновенно окружили кольцом, подбадривали их окриками, бились
об заклад, кто победит. Но бедному Гуго не везло - его яростные, неуклюжие
удары были отбиты рукой, которую лучшие мастера Европы обучили всем
тонкостям фехтовального искусства. Маленький король стоял изящно и
непринужденно, зорко следя за каждым движением противника и отражая
сыпавшийся на него град ударов так легко и уверенно, что живописная толпа
оборванцев выла от восхищения; и всякий раз, как его опытный взгляд
подмечал оплошность противника и молниеносный удар обрушивался на голову
Гуго, рев и гогот кругом превращались в бурю. Через четверть часа Гуго,
избитый, весь в синяках, безжалостно осыпаемый насмешками, с позором
покинул поле битвы, а оставшегося целым и невредимым победителя буйная
толпа подхватила и доставила на почетное место, рядом с атаманом, где он с
подобающими церемониями был возведен в сан "короля боевых петухов"; его
прежний, унизительный титул был торжественно упразднен, и объявлено было,
что всякий, кто осмелится этот прежний титул произнести, будет изгнан из
шайки.
неудачей: он упорно отказывался от всякого поручения; мало того, он все
время думал о побеге. В первый же день его втолкнули в пустую кухню, - он
не только не похитил там ничего, но еще пытался позвать хозяев. Его отдали
меднику помогать в работе, - он не стал работать; мало того, он грозился
прибить медника его же паяльным прутом. В конце концов и медник и Гуго
только о том и заботились, как бы не дать мальчишке убежать. Он метал
громы своего царственного гнева на всякого, кто пытался стеснить его
свободу или заставить его служить шайке. Его послали под присмотром Гуго
просить милостыню вместе с оборванной нищенкой и больным ребенком, - но
ничего не вышло: он не хотел просить милостыни ни для себя, ни для других.
низость и пошлость ее мало-помалу становилась невыносимыми маленькому
пленнику, и он уже начинал чувствовать, что избавление от ножа отшельника
было лишь временной отсрочкой смерти.
властелином. Зато как ужасно бывало его пробуждение! Начиная с того
времени, как его захватили, и до поединка с Гуго тяготы его унизительной
жизни росли с каждым днем и переносить их становилось все трудней и
трудней.
победителю, и стал замышлять против него всевозможные козни. У него
созрело два плана. Один состоял в том, чтобы как можно больнее уязвить
гордость и "воображаемое" королевское достоинство мальчика; а если этот
план не удастся - взвалить на короля какое-нибудь преступление и потом
предать его в руки неумолимого закона.
короля, справедливо полагая, что это оскорбит и унизит его сверх всякой
меры; а когда язва будет готова, он с помощью Кенти принудит короля сесть
у дороги, показывать ее прохожим и просить подаяния. Для того чтобы
сделать такую искусственную язву, приготовляли тесто из негашеной извести,
мыла и ржавчины, накладывали эту смесь на ремень и крепко обвязывали
ремнем ногу. От этого кожа очень быстро слезала, и вид обнаженного мяса
был ужасен; затем ногу натирали кровью, которая, высохнув, принимала
отвратительный темно-бурый цвет. Больное место перевязывали грязными
тряпками, но так, чтобы ужасная язва была видна и вызывала сострадание
прохожих [сведения почерпнуты из книги "Английский бродяга", Лондон, 1665
(прим.авт.)].
паяльным прутом; они повели мальчика будто бы на работу, но как только
вышли в поле, повалили его наземь; медник держал его, а Гуго
крепко-накрепко привязывал к его ноге припарку.
только вернет себе свою корону, но они крепко держали его, забавляясь его
бессильными попытками вырваться, и хохотали над его угрозами. Между тем
мазь начала быстро разъедать кожу; еще немного, и негодяи сделали бы свое
дело, если бы им не помешали.
жаром проклинал английские законы. Он разом положил конец мерзкой затее,
сорвав припарку с ноги короля.
своих недругов; но тот не позволил, чтобы не поднимать шума, а посоветовал
отложить дело до ночи, когда вся шайка будет в сборе и никто из
посторонних не помешает. Они все вместе вернулись в лагерь, и о
случившемся было донесено атаману. Атаман выслушал, подумал и заявил, что
короля не следует заставлять просить милостыню, потому что он, очевидно,
предназначен к чему-то высшему и лучшему, - и тут же на месте произвел его
из нищих в воры!
воровать, но потерпел неудачу; теперь, конечно, никаких затруднений не
будет: ведь не посмеет же король ослушаться самого атамана. Он задумал в
тот же день совершить кражу, рассчитывая предать короля во власть закона;
притом сделать это так искусно, чтобы все вышло как бы случайно, - "король
боевых петухов" был теперь общим любимцем, и бродяги, не питавшие особых
симпатий к Гуго, обошлись бы с ним не слишком ласково, если бы тот
вероломно предал мальчика общему врагу их - закону.
городок. Они медленно бродили по улицам; один из них зорко глядел по
сторонам, выжидая удобной минуты, чтобы осуществить свой злобный замысел,
другой так же внимательно всматривался во все закоулки, чтобы при первой
же возможности пуститься наутек и навсегда спастись от своего постыдного
рабства.
воспользовались ими, так как в глубине души оба решили на этот раз
действовать наверняка; ни один не хотел рисковать, не убедившись заранее в
удаче своего предприятия.
нагруженной корзинкой. У Гуго злорадно сверкнули глаза, и он сказал себе:
"Издохнуть мне на этом месте, если я не взвалю это дело на тебя! А тогда -
храни тебя бог, "король боевых петухов"!
женщина поравнялась с ними; тогда он тихонько сказал:
женщиной.
достаточно далеко, можно будет убежать.