приобретает опасное направление.
Но Порваш понял хмыканье священника как выражение его сомнений. - Ну
да, должна снять колготки и трусы. Были у меня такие истории, и я
свидетельствую: ничего в этом приятного нет. В любое время года. Зимой у
меня замерзли колени, а летом задницу искусали комары.
- Но он мог бросить на снег свой огромный кожух, - защищался писатель
Любиньски. - Впрочем, разве дело в подробностях? Главное - настроение.
Комендант Корейво вспомнил какие-то мгновения своей жизни и неожиданно
произнес: - В машине тоже неудобно...
- Панове, главное - правда, - закричал Любиньски. Но он не нашел
понимания. Лесничий Турлей пожал плечами и сказал: - Во всем этом нет ни
слова правды.
- За исключением того, что им захотелось трахнуться, - засмеялся
Порваш. - Позвольте, - рассердился священник. - Доктор, - умоляюще простонал
писатель Любиньски. Однако Неглович беспомощно развел руками:
- Никогда я не пробовал делать это на снегу. Всегда я вез девушку
домой, давал ей поесть и предлагал ванну, потому что ничто так не поднимает
у женщины уровень ее страстности, как полный желудок и пахнущее чистотой
тело. Медицина, впрочем, знает разные случаи и допускает много возможностей.
Есть люди, которые предпочитают не очень чистых женщин.
- Это правда. Бабы воняют даже при исповеди, - буркнул священник
Мизерера. - Я об этом, впрочем, упоминают в одной из проповедей.
- Позвольте, панове, я выскажусь по этому делу наиболее
профессионально, - сказал лесничий Турлей. - Герой повести - лесоруб. Можно,
конечно, написать в повести, что Луиза и лесоруб вошли в заснеженный лес, а
он взял в руку прутик и притворялся волшебником. Но если по правде, пан
писатель, то мне, лесничему, а тем более обыкновенному лесорубу, не придет в
голову схватить прутик и отряхивать ветви от снега. Вы видите, сколько тут
поломанных, согнутых навсегда молодых деревцев? Завтра я должен приказать
своим лесорубам, чтобы они пришли сюда и спасли то, что еще удастся спасти,
то есть вырубили искривленные и поломанные деревья и распилили их, потому
что позже дерево будет годиться только на топливо. Это работа долгая и
тяжелая. Надо идти от деревца к деревцу, а они растут не рядом, снег
сыплется за воротник, готовые бревна надо вынести к дороге и уложить в
штабеля. Немного можно заработать на такой работе, и завтра все мои лесорубы
будут проклинать эти прекрасные снежные покровы. Значит, если в самом деле
этот Луизин милый был лесорубом, то, когда он шел с ней по лесу, при одной
мысли о понедельнике ему делалось тошно. Какого черта вы уперлись, чтобы он
был именно лесорубом?
- Потому что это профессия красивая и романтическая, ~ заупрямился
писатель.
- И это вы говорите такие вещи? - удивился лесничий. - Вы ведь хорошо
знаете, что мы не берем на работу никаких романтиков. Это даже запрещено.
Каждый год во время экзаменов в высшие учебные заведения возле лесничеств
появляются самые разные молодые и романтичные люди, которым кажется, что в
лесах они найдут утешение после неудачи. Раньше мы попадались на такие
идеалы и начинали интенсивное обучение романтиков. Обучение, однако, стоит
больших денег, а такой романтик уже через неделю бросал мотопилу и удирал
назад, домой. С тех пор каждое управление лесного хозяйства держит в штате
психолога, который получает задание выловить этих романтиков и выгнать их к
чертовой матери из лесу. Потому что романтик, пан писатель, не годится даже
для вырубки молодняка.
- С лесорубами по-разному бывает, - согласился комендант Корейво. - На
прошлой неделе один лесоруб из лесничества Червень в белой горячке гонялся с
топором за своей невестой. Три милиционера его обезвредили, а потом целую
ночь он орал у нас в отделении, как будто кто-то с него шкуру сдирал. Люди в
Трумейках думают, что мы бьем арестантов.
- Хуже всего в день зарплаты, - говорил Турлей дальше. - Уже с обеда
толпа женщин окружает лесничество и ждет, пока конвоир привезет кассиршу из
главного лесничества. Женщины боятся, что по дороге от лесничества до дома
пропадет половина зарплаты. Не хочется мне верить, чтобы Луиза собралась
подвергнуть себя чему-то подобному.
- Нельзя забывать и о вибрационной болезни, - сказал доктор Неглович.
По-разному с этим делом бывает, но случается, что спустя какое-то время жену
или невесту застают в постели с другим и тогда гоняются за женщиной с
топором по полям. Городские женщины думают, что если у кого-то руки сильные
оттого, что ему приходится держать трясущуюся мотопилу, то так же он силен и
в корне, а это ведь неправда. Там чаще всего он бывает очень слабым.
- Правильно, - поддакнул Турлей. - Например, возьмем ель. Вырастет она
большая на удивление, а любой ветер ее вырвет, потому что у нее плоская
корневая система. А хилая березка - ее и трактором не вырвешь с корнем.
Опечалился писатель Любиньски, потому что он очень хотел написать
книжку правдивую.
- Значит, это не может быть лесоруб, - резюмировал он коротко. -
Настроились вы против лесников, - буркнул Турлей. - Но в наших лесах бывают
и стажеры. Такой молодой человек, с надеждой на диплом инженера или
лесотехника, в самый раз подошел бы в партнеры для Луизы.
Поддакнули этой мысли священник Мизерера и старший сержант. Только
Порваш улыбнулся украдкой, потому что подумал, что для такой Луизы, пожалуй,
художник был бы наилучшим Любовником. Он даже хотел высказаться на эту тему,
но в этот момент в сорока шагах от них из молодняка выскочил большой
заяц"задержался на лесной дороге и, увидев охотников, замер в удивлении.
Ружья охотников были заряжены на кабана, свинцовыми зарядами, которые
называются картечью, и только у священника Мизереры была в стволах дробь. Он
молниеносно прицелился в зайца и нажал на спуск. После выстрела упало
немного снега с ближней наклонившейся ветви. Заяц подскочил вверх, а потом
повалился, роя снег лапами.
- Дануська будет очень довольна, - сказал священник Мизерера, смело идя
к зайцу) истекающему кровью в снегу.
- Мы договаривались, что добыча общая, - едко заметил художник Порваш.
- Это правда, - заметил священник и повернул назад. - Заяц один, а нас
пятеро, - опечалился комендант Корейво. Тем временем солнце уже спряталось
за лес, и голубовато-серый сумрак вошел в молодняки. Приятно было беседовать
о том о сем в такой хорошей компании, но пришла пора возвращаться домой.
Жалко им стало, что заяц выскочил на дорогу, и священник его подстрелил,
потому что как поделить его между пятью охотниками? Доктор Неглович
вспомнил, что дома старая Макухова поставила на кухонную печь разогревать
вареники с грибами и с капустой, в салоне печь горячая, а на столе лежит
открытая книга некой пани Карен Хорней под названием "Страх перед женщиной".
И он решил быстро закончить спор:
- Я вам советовал читать Аристотеля. А у него сказано: "Природа имеет
обычай добавлять вещь меньшую к большей, а не вещь ценнейшую и большую к
вещи меньшей". Не подлежит сомнению, что заяц - это вещь меньшая, а
священник Мизерера - вещь большая. Поэтому заяц должен быть добавлен к
священнику, а не наоборот.
- Правильно, - согласился Любиньски, а также лесничий Турлей и
комендант Корейво, так как было очевидно, что священник не позволит отобрать
у себя зайца. Только Порваш ничего не сказал, потому что в его представлении
заяц был вещью большей и ценнейшей, чем священник Мизерера. Но и он понимал,
что все равно не получит этого зайца. - Бог вам воздаст, - вежливо
поблагодарил священник.
Он поднял со снега зайца, и все двинулись в обратную дорогу, по
собственным следам. Комендант Корейво с уважением думал о докторе, который
так здорово нашелся и быстро разрешил спорный вопрос.
- Люблю с вами охотиться, панове, - сказал он наконец. - Правда,
никогда мне не случалось принести домой добычу, но с вами человек становится
умнее. В прошлое воскресенье на коллективной охоте в лесу за Трумейками мы
со священником застрелили по кабану, но сколько же мы наслушались грязных
выражений и глупых охотничьих шуточек - это превосходит всякое воображение.
С вами все по-другому. Возьмем, например, такого Аристотеля. В голову бы мне
не пришло, что меньшую вещь надо добавлять к большей, а не наоборот. Простое
дело, а однако в голову что-то подобное само не придет. Что же касается той
Луизы, пан писатель, то мне даже удивительно, что никто не подумал о нашем
постовом Брожке. Парень молодой, пока он живет в отделении, но скоро получит
квартиру, две комнаты с кухней в Трумейках. Он работает у нас полгода и все
как-то не может себе девушку найти. Интересно, что бы он сказал о Луизе?
- Зачем вы создаете новые проблемы? - рассердился Турлей. - Все-таки я
хороню знаю, как мало зарабатывают учительницы, и к тому же очень молодые.
Зачем такая девушка Брожеку или кому другому в Трумейках? Договорились ведь
мы, что ее возлюбленный должен быть лесничим-стажером.
А писателю Любиньскому вдруг захотелось бросить своих друзей,
зашвырнуть в снег ружье и с широко открытыми объятиями побежать обратно, в
лес, крича: "Луиза, дорогая Луиза!" Потому что разве не ему, человеку,
который ее создал, прежде всего принадлежала ее любовь? Но он не сделал
ничего такого, а шел с другими, волоча ноги по снегу и размышляя, почему его
жена, пани Басенька, так сильно не любит прекрасную Луизу. В последнее время
она все чаще сварливо повторяла: "Тратишь время, Муцек, на какую-то глупую
историю. Напиши лучше разбойничью повесть".
О том,
как доктор поднимал хвост Густава Пасемко
и что из этого вышло
Однажды вечером, в феврале, в кабинет доктора Негловича в его доме на
полуострове Зофья Пасемкова привела своего мужа, Густава, и сказала: