шутливо:
Были серьезные бои, но победа на нашей стороне... Так?
усмехнулся.
что-то знает, но почему-то не хочет сказать. И одновременно я чувствовал:
то, что он знает, добрая весть.
товарищи, самое удивительное чудо двадцатого века...
нетерпение, что я не мог усидеть на месте: все время крутился и заглядывал в
окно - когда ж эта студия...
человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли..."
я, трогая свою гулю.
- Мне в павильон, а вам на озеро... Мы в разных картинах... Запомните этот
день, воробьи. Может, для кого-то из вас он будет историческим и
знаменательным на всю жизнь. Как знать, может, кто-то из вас станет в
будущем настоящим артистом. И будет вспоминать этот день, как творческое
крещение. Ну, ни пуха ни пера. У меня эпизод маленький, как освобожусь,
приду на вас посмотреть.
дороге. Мы чувствовали какую-то торжественность, как будто он только что
посвятил нас в артисты. Пройдя немного, мы увидели слева белый бюст
крутолобого мужественного человека. Нам показалось, что этот человек с
крыльями и похож на какую-то гордую белую птицу. То был Александр Довженко,
писатель и режиссер, чье имя носит Киевская киностудия. Мы смотрели его
фильмы "Земля", "Сумка дипкурьера", "Щорс" (их показывали позапрошлый год в
нашем клубе). Вот это фильмы! Особенно "Щорс". Люблю такие фильмы - про
героев. И "Поэму о море" мы видели, и "Повесть пламенных лет"... А
"Зачарованную Десну" - и книжку читали, и кино видели. Очень интересная там
прабабушка, которая ругается. Так даже наш Бурмила не умеет. Словом,
Довженко мы знали очень хорошо.
мимо Довженко, придало словам старого артиста какой-то особенный вес и
значительность и настроило нас еще более торжественно.
пошли прямо по тропке мимо каких-то длинных сараев. Возле них в беспорядке
стояли возы, тачанки, сани, как на колхозном дворе. Причем некоторые
старые-престарые - будто из музея взятые, а другие новенькие - только что
сделаны. И совсем крепкие были, и поломанные. Стали попадаться остатки
каких-то декораций: там часть стены с двумя колоннами и окном (наверно, от
помещичьего дома); там поломанная лесенка с перилами - все, что осталось от
какого-то капитанского мостика; а вон пушка стоит, низенькая, на колесах, со
спицами, как у телеги, - прапрабабушка современной артиллерии. А в одном
месте прямо кучей навалены какие-то обломки размалеванной фанеры, куски
картона, черепки.
небольшое озеро. Настоящая мокрая вода, настоящие живые лилии, настоящая
осока, настоящие ивы склонились над водой; и шаткий мостик-кладка,
перекинутый с берега на берег, - тоже настоящий. И все-таки нет, не обычное
озеро! Кинематографическое. Посередине плавал небольшой дощатый плот на
железных бочках-понтонах, и на том плоту растопырилась трехногая
киносъемочная камера, около которой возятся двое в спецовках. Тут же, рядом
с кинокамерой, торчит на железной подставке головастый прожектор. А на том
берегу стоят люди в таких же спецовках и держат большие деревянные щиты,
обклеенные серебряной бумагой, той самой, в которую дорогие конфеты
заворачивают. И этими щитами пускают здоровенных солнечных зайцев на мостик,
где стоит дореволюционный царский жандарм в мундире, с саблей. Рядом с ним -
мужчина в косоворотке. Оба курят и о чем-то мирно разговаривают.
приглушенно ворчит, как собака, которая собирается гавкнуть. И не в моторе
ворчит, а в самом фургоне. Как мы потом узнали, это был так называемый
"тонваген", который записывает звук. А в траве извивались, переплетаясь друг
с другом, как змеи, толстые резиновые кабели. Ух сколько этих кабелей! Одни
к тонвагену тянутся, другие ныряют в озеро, прямо в воду, и у самого плота
выныриваю г, чтоб в кинокамеру и в прожектор вползти... А еще по земле
раскиданы обитые железом ящики, стоят лавки, стол какой-то. И посреди всего
этого люди суетятся, кричат, ругаются. Среди них заметил я женщину в белом
больничном халате. "Ну вот... Значит, и вправду небезопасное дело -
киносъемка. Недаром у них в вестибюле аптекой пахнет... а тут врач..." -
где-то в глубине сознания шевельнулась у меня мысль. Но дальше подумать я не
успел... Уже знакомый нам лысый Женя (Евгений Михайлович), в охотничьих
высоких сапогах, таких высоких, что выше некуда, топтавшийся возле кладки,
вдруг увидел нас и закричал:
заспешил на берег.
вглядываясь в паши лица, потом выпрямился и сурово глянул на ассистента:
все - с ума посходили?! Как сговорились! Тот заболел, а эти... Что это за
гули? Разве я просил вас подготовить на сегодня шишки на лбу? Я шишки не
заказывал!.. Такой был типаж... Я-то радовался! Испортили все дело!..
проговорил, подморгнув нам:
этого Людмила Васильевна... Людмила Васильевна! - позвал он женщину в белом
халате. (Та тут же подбежала.) - Людмила Васильевна, зашпаклюйте им,
пожалуйста, эти... штуки. И вообще сделайте им лица.
кисточки, тюбики, баночки, краски, какая-то замазка, похожая на пластилин...
Словом, разные причиндалы для гримирования.
несчастный случай, а это гример, вроде парикмахера..."
раз!.. Чем-то подмазала, подкрасила, припудрила - и шишку как корова языком
слизала. Потом Людмила Васильевна взялась за меня. Было как-то непривычно и
щекотно чувствовать нежные прикосновения гримера, который что-то тебе на
лице мазал, растирал, да еще и пудрил (а я-то думал, что только женщины
пудрятся!). Никогда ведь в жизни нас не гримировали. Это вот впервые... А
когда Людмила Васильевна начала нам брови и глаза подводить, а потом еще и
губы помадой губной мазнула, я не выдержал и захохотал. Вот если б мы так по
селу прошли... "Тю! Тю!" - закричали бы со всех сторон, а может, и
чем-нибудь нехорошим начали бы кидаться.
решили, что их не берут, что про них забыли, что они тут никому не нужны...
то с той, то с другой стороны, разглядывая нас, как цыган коней на ярмарке.
хвостами.
поджав губы. Валька кокетничала, поглядывая украдкой в зеркало, вправленное
в крышку чемоданчика. Но красивую кинозвезду из Вальки не сделали. Наоборот:
по указанию режиссера Валькину современную прическу "конский хвост"
ликвидировали, а волосы беспорядочно взъерошили, и она сразу стала похожа на
беспризорницу. Потом всех нас измазали сажей...
Все вам объяснять нужно!
(вот это настоящая кинозвезда!). В руках она держала какую-то рвань.
наша киноодежда. Не одежда, а какое-то отрепье - в руках разлазилось, латка
на латке. Я б такого сроду не надел. Но для искусства... Валька с Клавой
отошли за угол тонвагена, и мы начали переодев... то есть перевоплощаться...
А когда оделись, уже не могли удержаться и, хватаясь за животы и тыча друг
на друга пальцами, стали помирать со смеху: