длительная тайная борьба, пожалуй, само больше всего повинно в том, что
разыгрываются скандальные истории; но большинство людей, злословящих по
поводу якобы позорного поведения некоторых женщин, без вины виноватых,
никогда не задумывалось о причинах, побудивших их бросить вызов обществу.
Г-жа де Баржетон должна была оказаться в том нелепом положении, в котором
оказывались многие женщины, чье падение совершилось уже после того, как они
были несправедливо обвинены.
же, стоявшие на пути наших влюбленных, напоминали нити, которыми лилипуты
опутали Гуливера. То были бесчисленные пустяки, которые сковывали всякое
движение и убивали всякое пылкое желание. Так, г-жа де Баржетон постоянно
была на виду у всех. Если бы она вздумала запереть двери для гостей в те
часы, когда у нее бывал Люсьен, этим все было бы сказано, пожалуй, проще
было бы сбежать с ним. Правда, она принимала его в будуаре, с которым он так
свыкся, что чувствовал себя там хозяином; но двери будуара умышленно держали
открытыми. Все происходило самым добродетельным образом. Г-н де Баржетон,
точно майский жук, кружил по комнатам, не думая, что его жене хочется побыть
с Люсьеном наедине. Не будь иных помех, помимо него, Наис легко могла бы
избавиться от присутствия мужа, дав ему какое-нибудь поручение вне дома или
же заняв его какой-нибудь хозяйственной работой; но ее одолевали гости, а
они становились все назойливее по мере того, как возрастало любопытство.
Провинциалы по своей природе люди вздорные, им любо досадить зарождающейся
страсти. Слуги сновали взад и вперед по дому, входили без зова и не постучав
в дверь в силу старинных привычек, раньше совсем не досаждавших женщине, у
которой не было причины скрывать что-либо. Изменить домашний уклад - не
значило ли признаться в любви, в которой Ангулем еще сомневался? Г-жа де
Баржетон шагу не могла ступить из дому, чтобы весь город не знал, куда она
отправилась. Прогулка вне города вдвоем с Люсьеном была бы отчаянным
поступком: предпочтительнее было бы запереться с ним дома. Если бы Люсьен
засиделся у г-жи де Баржетон за полночь, когда гости уже разошлись, утром
поднялись бы толки. Итак, и дома и вне дома г-жа де Баржетон всегда была на
людях. Эти подробности рисуют провинцию: там грех либо признан, либо
невозможен.
начинала сознавать трудности своего положения; она страшилась их. Страх
оказывал влияние на те любовные споры, на какие растрачиваются лучшие часы,
когда влюбленные остаются одни. У г-жи де Баржетон не было поместья, куда
она могла бы увезти своего милого поэта, как это делают иные женщины,
которые, придумав удачный предлог, погребают себя в деревенской глуши.
Утомленная жизнью на людях, доведенная до крайности этой тиранией, иго
которой было тем тяжелее, что любовные утехи не доставляли ей радости, она
вспомнила об Эскарба и теперь мечтала увидеться со стариком отцом: так
раздражали ее все эти жалкие препятствия.
Люсьен приходил к г-же де Баржетон, являлся вслед за ним, неизменно
сопутствуемый г-ном де Шандуром, человеком во всей этой компании самым
невоздержанным на язык, и его-то он всегда пропускал вперед, надеясь застать
любовников врасплох; он упорно подстерегал случай. Его роль и успех его
замысла представляли особую трудность, ибо ему требовалось выказывать полное
безразличие, раз он желал управлять актерами этой драмы, которую ему
вздумалось разыграть. Итак, окружая Люсьена лестью, пытаясь усыпить его
внимание и обмануть г-жу де Баржетон, не лишенную проницательности, он для ,
виду стал волочиться за завистливой Амели. Чтобы легче было шпионить за
Луизой и Люсьеном, он уже несколько дней вел с г-ном Шандуром оживленный
диспут по поводу влюбленной пары. Дю Шатле уверял, что г-жа де Баржетон
смеется над Люсьеном, что она чересчур горда, чересчур знатна, чтобы
снизойти до сына аптекаря. Преувеличивать свое недоверие к сплетням входило
в начертанный им план действий, ибо он желал прослыть защитником г-жи де
Баржетон. Станислав же утверждал, что Люсьена отнюдь нельзя причислить к
неудачливым любовникам. Амели подзадоривала спорящих, желая узнать истину.
Всякий высказывал свои соображения. Как водится в провинциальных городках,
нередко кто-нибудь из близких друзей Шандуров, случайно заглянув к ним,
попадал в самый разгар спора, в пылу которого дю Шатле и Станислав наперебой
подкрепляли свои мнения удивительными доводами. И как было противникам не
заручиться сторонником и не спросить соседа: "А как ваше мнение?" Столь
философские споры способствовали тому, что г-жа де Баржетон и Люсьен
постоянно были в центре внимания. Наконец дю Шатле высказал однажды такое
соображение: помилуйте, столько раз приходили они с г-ном де Шандуром к г-же
де Баржетон в то время, как там был Люсьен, и никогда не замечали в их
отношениях ничего предосудительного: дверь в будуар была отворена, слуги
входили и выходили, ничто не обличало прелестных любовных преступлений и т.
д. Станислав, которому нельзя было отказать в известной дозе глупости, решил
завтра же войти в будуар г-жи де Баржетон на цыпочках, на что коварная Амели
всячески его подстрекала.
рвут на себе волосы и клянутся не выполнять более глупой роли вздыхателя. Он
освоился со своим положением. Поэт, когда-то робко садившийся на кончик
стула в священном будуаре ангулемской королевы, преобразился в
требовательного любовника. Шести месяцев было достаточно, чтобы он возомнил
себя равным Луизе и пожелал быть ее господином. Он вышел из дому с
непреклонным решением пойти на безрассудство, поставить жизнь на карту,
воспользоваться всеми доводами пламенного красноречия, сказать, что он
потерял голову, неспособен думать, неспособен написать ни строчки. Иные
женщины испытывают отвращение к предумышленной решимости, что делает честь
их щепетильности: они охотно уступают увлечению, но не требованиям. Вообще
нет любителей навязанного удовольствия. Г-жа де Баржетон заметила в
выражении лица Люсьена, в его глазах, в манерах ту взволнованность, которая
обличает заранее обдуманное решение: она сочла необходимым расстроить его
замысел, отчасти из духа противоречия, отчасти из возвышенного понимания
любви. Как женщина, любящая все преувеличивать, она преувеличивала и
значение своей особы. Ведь в своих глазах г-на де Баржетон была владычицей,
Беатрисой, Лаурой. Она воображала себя восседающей, как в средние века, под
балдахином на литературном турнире, и Люсьен должен был завоевать ее,
одержав немало побед; ему полагалось затмить "вдохновенного ребенка",
Ламартгона, Вальтера Скотта, Байрона. Существо возвышенное, она смотрела на
свою любовь, как на облагораживающее начало; желания,
Это женское донкихотство проистекает из чувства, освящающего любовь, оно
достойно уважения, ибо обращает ее на пользу человеку, облагораживает,
возвышает. Положив играть роль Дульцинеи в жизни Люсьена не менее семи или
восьми лет, г-жа де Баржетон желала, подобно многим провинциалкам, заставить
своего возлюбленного своеобразным закабалением, длительным постоянством как
бы выкупить ее особу, короче, она желала подвергнуть своего друга искусу.
женщин, достаточно владеющих собою, и огорчают только любящих, Луиза приняла
исполненную достоинства позу и повела длинную речь, оснащенную высокопарными
словами.
сладостное настоящее от упреков совести, ведь позже они отравят мне жизнь.
Не портите будущего! И, говорю с гордостью, не портите настоящего! Ужели мое
сердце не принадлежит вам вполне? Чего же вы еще желаете? Неужто ваша любовь
уступает влиянию чувственности? Но не в том ли преимущество любимой женщины,
чтобы вынудить чувственность умолкнуть? За кого же вы меня принимаете? Ужели
я уже не ваша Беатриче? И разве я для вас не больше, чем просто женщина? А
ежели не так, стало быть, я нечто меньшее...
вскричал Люсьен.
будете достойны меня.
отвечать на нее,- сказал Люсьен, в слезах бросаясь к ее ногам.
стоять у врат рая. То были слезы поэта, уязвленного в своем могуществе,
слезы ребенка, обиженного отказом в желанной игрушке.
бурным чувством.
распростертого у ног Луизы, приникшего головой к ее коленам, плачущего.
Обрадованный столь недвусмысленной картиной, Станислав быстро отступил к
дверям гостиной, где его поджидал дю Шатле. Г-жа де Бар-жетон тотчас же
кинулась им вслед, но ей не удалось настигнуть шпионов, которые поспешно
удалились, точно бы боясь помешать.
Люсьену.
истории такого рода осложняются по мере их пересказа В одну минуту всем
стало известно, что Люсьена застали у ног Наис. Г-н де Шандур, обрадованный
случаем выставиться напоказ, прежде всего помчался в клуб и там оповестил о
великом событии, затем обегал все знакомые дома. Дю Шатле не преминул
предуведомить всех, что он, мол, лично ничего не видел; но, сам оставаясь в
стороне, он подстрекал Станислава, понуждал его повторять без устали свой
рассказ; и Станислав, почитая себя великим остроумцем, приукрашал
повествование все новыми и новыми выдумками. Вечером все общество хлынуло к
Амели, ибо к вечеру в дворянском Ангулеме уже ходили самые невероятные
Сертаков Виталий
Белоусов Валерий
Березин Федор
Андреев Николай
Ильин Андрей
Лондон Джек