Чтение 27–й страницы книги ~Нечистая сила~

самовара, на прекрасном парижском диалекте растолковала дураку кавалергарду,
что он вызвал недовольство у старца. Воспользовавшись минутной паузой.
Восторгов шепнул Гришке:

- Ножичек у тебя с собой?

- Здеся. В штанах. А что?

- Ты эту голую Нанашку где покрестил?

- Аж у самого пупочка.

- Давай сюда ножик... сейчас все обтяпаем. Ловкий поп незаметно улизнул
от стола.

****

- Григорий Ефимыч, - сказала старая графиня, напузырив для "старца" чашку
жиденького чайку (была она скупа), - осенил бы ты нас благодатью какой...
Изнылись уж! Духом износились!

А если это так, чего тут с ними цацкаться? Смелее приступим к делу.

Распутин раздробил на зубах твердую баранку.

- А ведь ты, мать, - сказал он, с хрустом жуя, - ишо не ведаешь, что
благодать уже вершится в дому твоем...

Гости многозначительно перетянулись. Гришка мельком глянул на Танеева:

"Ух, барбосина какой... паршивый!"

- Хитрый ты, - сказал он ему, - но скоро поглупеешь. А помрешь легко.
Ляжешь и не встанешь. Я так вижу... - Взгляд его перевелся на Сану Танееву.
- Это младшая твоя? - произнес он, не то спрашивая, не то утверждая. Танеев
кивнул, и Распутин поставил вопрос как надо:

- А почто старшую свою не привез?

За столом пронесся тихий шумок:

- Все знает... до дна видит... просто чудо!

- Старшая моя, Аня, - поежился под взглядом мужика статс-секретарь, - к
императрице звана... у них урок пения.

Гришка расставил ноги и долго глядел в пол под собою, напрягаясь.

Заговорил снова - убедительно:

- Скажи Ане, чтобы почаще дома сидела. Я так вижу, а ты ей передай, будто
старец Григорий сказывал - ее муж ждет!

- Но она еще незамужняя, - удивился Танеев.

- Это я знаю, - не растерялся Распутин. - Но муж-то ейный уже к порогу
подходит. Вскорости все решится...

Мунька Головина сидела как раз напротив старца, и Гришка, хорошо знавший
женщин, сразу распознал ее суть.

- А ты горишь... Вижу, как по жилкам голубеньким бродит что-то
красненькое... Это огонь от беса, и ты беса не пужайся... Опосля бесовского
будет тебе дано и ангельское!

В разговор важно вступила мать Муньки, Любовь Валериановна Головина, жена
камергера, дама острая и подвижная:

- Вы бы воздействовали, старец, на Мунечку... Вбила себе в голову, что
светский мужчина - вырожденец, уже ни к чему не способен, и всех женихов,
какие были, она от себя отвадила.

- И верно сделала! - отвечал Распутин. - Для ча ей с ыми, с тонконогими,
пачкаться? Она невеста божия... я так вижу.

Восторгов тихонечко подсел к столу, завел богоугодные разговоры, столь
елейные, будто всех маслом намазывал. В этот момент поп уже был серьезно
озабочен быстрым ростом авторитета Гришки, хотел он от пальмы его первенства
отодрать листик пошире и для себя, чтобы не вся слава досталась одному
Распутину... Вдруг вбежал Пистолъкорс, стал нашептывать что-то графине на
ухо.

- Старец Григорий прав: сама святость в доме моем, - поднялась старуха. -
В ожидальной не выдержала Нана... треснула!

Именно то место, которое перекрестил разгневанный Распутин, оказалось
крестообразно разорванным - у самого пупка розовой "Нана". Никто из гостей
не сомневался, что легкомысленная тема картины не выдержала осенения свыше и
бесовский холст затрещал под дуновением крестного знамения. Восторгов, весь
в ажиотаже, дергался на стуле, словно на кол посаженный. Гришка шепнул ему:

- Вишь, как ножичек-то пригодился...

Но полотно салонной жизни еще не было дописано до конца. Последний
решающий мазок нанесла генеральша Лохтина, до этого издали разглядывавшая
Распутина с таким видом, с каким опытная сова глядит на жирную и вкусную
мышь: "Сейчас съесть или на потом оставить?" Наконец, не выдержав, она
рывком подошла к нему. Заговорила напористо и смачно:

- Старец, что делать женщине, если у нее тело свято? Мой муж вполне
порядочный человек, но... не святой. Я увидела тебя и вся открылась
навстречу тебе. Научи, как мне быть?

Распутин сразу понял, что перед ним очередная психопатка, каких уже
немало встречал в своих странствиях по монастырям и обителям. В ответ старец
зашептал ей жарко:

- Ты вот што... Звать-то тебя как?

- Ольга Константиновна, а по мужу...

- Не надо мне твою мужа! - Распутин воровато огляделся по сторонам.

- Ты, Ольга, не скорби. В субботу с утра раннего ступай в баню и
распарься так, чтобы косточки от мяса отлипали. А прямо из бани езжай ко мне
на Караванную... Беса не томи, - погрозил Гришка даме пальцем, - беса, как и
бога, тоже уважать надобно. Вот мы и потолкуем, как жить, ежели ты такая
святая!

Генеральша даже прослезилась.

- Дашь ли мне святости? - спросила надрывно.

- Дам. Ужо получишь. Тока приди. Не омманешь?

- Христос с тобой! - заверила его Лохтина.

- Христос во мне, - поправил ее Распутин...

Утром графиня Игнатьева позвонила по телефону на квартиру придворного
генерала Воейкова, который, будучи приятелем царя, носил неудобопроизносимый
титул - "главнонаблюдающий за физическим развитием народонаселения
Российской империи".

- Владимир Николаевич, я вас прошу доложить его величеству, что у меня
ночью было ярчайшее видение... - Моральный авторитет старухи, всю жизнь
проведшей на высших этажах православия, в дворцовых сферах был непогрешим, и
потому Воейков со вниманием выслушал подробную ахинею:

- Дух был с венцом вокруг головы, я до сих пор слышу его голос. В доме
твоем, сказал мне дух, объявился великий пророк, назначение которого
открывать царю волю провидения. Это был дух Серафима Саровского, покровителя
государя, а пророк в доме моем - старец Григорий прозванием Распутин. Вы
запишите, Владимир Николаевич, а то еще забудете.

- Нет, нет, как можно! - отвечал Воейков. - Я в точности доведу ваши
слова до сведения моего обожаемого монарха...

****

В эту ночь, пока графиню навещали всякие видения, в тихом доме на глухой
линии Васильевского острова сидели трое: сам Распутин (герой дня), Восторгов
с Гермогеном, сидели они и пили... Гришка уже не кочевряжился, святого не
разыгрывал. Понял, что с такими пройдохами он и любой сойдет!

Хлестал все подряд: водку, херес, коньяк, мадеру, вишневую и рябиновку.

- Чего затихли? Отец Иоанн, наливай вдругорядь... Эвон из той бутылки,
чтобы пена пшикала... Эх, девок бы еще сюда!

Между ними лежал на столе перочинный ножичек, и каждый раз, когда
вспоминали о нем, все дико хохотали, а Гермоген даже снимал с головы клобук
и больно хлестал им Гришку по морде.

- Сознайся, это ведь ты отца Иоанна подначил?

- Я сам! - гордился Восторгов. - Где ему догадаться... Распутин плясал, а
духовные персоны распелись:

В глубокой теснине Дарьяла,

Как Демон, коварна и зла,

Надев треугольную шляпу,

Царица Тамара жила,

Прекрасна, как ангел небесный...

И серый походный сюртук...

Расходились уже вконец пьяные. Восторгов вывалился из туалета, весь
испачканный сзади известкой, а низы рясы - мокрые:

- Народы православные, обфурился я, грешник великий...

- Поцелуемся на дружбу вечную! - взывал Гермоген.

- Хорошие вы люди, - бормотал Гришка. - Слава те, хосподи, сподобил ты
меня на хороших людей нарваться...

Целовались и плакали. Очень уж они были хорошие!

Утром Распутин пробудился, чувствуя, что кто-то пристально на него
смотрит. Ровно посреди комнаты, словно обвиняемая в зале суда, сидела на
стуле прямая и плоскогрудая Мунька Головина... Ни слова не сказав, она с
электрическим треском потянула через голову беленькую блузочку, длинными
бледными ногами переступила через упавшие на пол юбки.

- Ни стыда у тебя, ни совести, - подивился Распутин... Вечером Мунька
была у своей подруги - баронессы Верочки Кусовой (дочери жандарма от брака с
известной певицей Долиной).

- Что с тобою? - заметила та. - Ты какая-то не в себе. Закурив, Мунька
рассказала ей о Распутине:

- Что он творил со мною - непередаваемо! И ты знаешь, он при этом еще
заставил меня молиться... Поверь, сочетание молитвы о Христе со скотским
положением - небывало острое чувство. Теперь я опустошена, словно кувшин, из
которого выплеснули вино. Тела у меня уже нет. Остался один дух, и я сама
ощущаю себя святою после общения со старцем... Он - бесподобная свинья!

Подруга страдальчески заострилась носом.

- Как я завидую тебе, Мунечка, - сказала она. - Боже, если бы и мне хоть