заедем!
и невозможной. Но мало-помалу им вдруг овладело молодое волнение,
вселившееся в него из румяной юности, когда школьником вместе со старшим
другом уезжал на охоту в волоколамские леса. Накануне весь вечер при свете
настольной лампы снаряжал патроны. Блестящим наперсточком сыпал в картонную
гильзу горстки бездымного пороха, состоящего из крохотных сизых квадратиков.
Вгонял мохнатый, вырубленный из валенка пыж. Вкатывал в гильзу литую порцию
дроби, напоминавшей черно-серебряные икринки. Закручивал края гильзы
специальным устройством, которое потом вспоминалось каждый раз, когда особым
штопором открывал бутылки сухого вина. И вот снаряженные патроны, натертые
парафином, вставлены в кармашки патронташа. Одностволка, смазанная маслом,
покоится в брезентовом чехле. Собран старенький рюкзак с провиантом. И вся
предшествующая охоте ночь, полная сладких мечтаний и предчувствий,
обрывается мгновенным утренним пробуждением. Прощальные хлопоты и тревоги
бабушки, и вот уже морозный вокзал, хрустящий перрон с простывшими
пассажирами, промороженный вагон электрички, которая с наждачным воем
начинает мчаться навстречу дымному солнцу. Эти воспоминания опьянили его, и
он решил ехать. Под вечер его подобрал вместительный джип, где ему протянули
крепкие руки Копейко и Буравков, одетые по-охотничьи, в куртки, один в
тирольском берете, другой в клетчатой, с помпоном, кепке. Гречишников, в
удобных сапожках, в смешном колпачке, приобнял Белосельцева, пуская его
внутрь машины, за рулем которой сидел молодой приветливый шофер.
приказал Гречишников, заглядывая в задний отсек, где лежали кожаные чехлы с
ружьями, стояли ящики с пивом, водкой и виски. Машина мягко снялась,
покатила в гуще московского вечернего потока. Устроившись на заднем сиденье,
глядя на вечерние витрины Арбата, Белосельцев не жалел, что поехал. Было
приятно покидать нарядный город на один только день, зная, что снова в него
вернешься. Триумфальная арка была похожа на мраморный камин с чугунными
решетками, античными колесницами, римскими воинами. На шоссе машина набрала
скорость.
охота. Ни слова, ни намека о недавно случившемся. Только шутки, анекдоты,
легкие друг над другом насмешки - над тирольской шапочкой Копейко, над
помпоном Буравкова, над кожаной, похожей на ягдташ сумкой Белосельцева, куда
он, по-видимому, собирался запихнуть убитого лося.
отвинтил серебряную крышку, превратившуюся в маленькую рюмку, и предложил
всем для поднятия духа испить французского коньяку. Что они и сделали,
пуская рюмку по кругу, один, другой, третий раз, приятно возбудившись от
бодрящего напитка.
Буравков поддержал его анекдотом про Клинтона и Монику Левински. Гречишников
очень смешно поведал об охоте в Германии, где его водили стрелять фазанов.
Белосельцеву было хорошо от скорости упругого мощного автомобиля.
избу с крыльцом, двор с тесовыми воротами, стог сена, окруженный пряслами, и
влажную глубину близкого леса.
удовольствием поглощая дорогую городскую еду, копчености, колбасы, наливая в
мокрые рюмки водку.
разомлевший от водки, чувствуя расположение гостей. - Лучше в хребтину
целить, в скелет. Парализует его, и ляжет. В прошлый раз генерал приезжал,
пробил быку сердце, так он еще двести метров, не сбавляя хода, шел.
Копейко. - Он еще жив, а ты ему вырежь. А то мясо мочой пропахнет.
- но под водочку да с приправой - любое сойдет.
Гречишников. - Кто рано встает, тому Бог подает!
Белосельцев, запахиваясь одеялом, подумал, как хорошо, что он согласился
поехать на охоту, - не за лосем, а за давнишними, драгоценными
переживаниями, делавшими его молодым.
темно. Охотники, полуодетые, стояли под лампой, собирали ружья, оглаживая
иссиня-черные вороненые стволы.
картузе, ладный, ловкий и озабоченно-строгий:
А то уйдет стадо, ходи за ним целый день?
близкого леса, сплошного, черного, над которым начинало чуть заметно синеть.
Под желтым окном стояла телега. В клетках поскуливали, шумно бросались
собаки. Продирая горло, прокричал петух.
мягкой, продавливаемой ободами дороге. Все это сдабривал теплый запах
дышащей лошади и табачный дымок кем-то запаленной сигареты. Сна как не
бывало.
полуоблетевшим, пушистым кипреем, редкими вершинками сосен.
пойду гнать? Некуда им деться, с болота на вас пойдут?
болото, источавшее сочные, кисло-сладкие ароматы ягод и мхов. Там, завершив
ночную жировку, отяжелев от обильного корма, укладывалось стадо лосей, чутко
прислушиваясь к шелесту осин, разбуженных утренним ветром.
болотных сосенок, под желтым утренним небом. Ему вложили в руки двустволку,
которую он не намерен был пускать в ход, довольствуясь ее изящной легкостью
и нежностью приклада, волнующим запахом железа и смазки. Остальные охотники
ушли вперед, окружая болото. Белосельцеву издалека был виден Копейко,
остановившийся в зарослях, его тирольская шапочка, мутно белевшее лицо.
лесной гераньки, резные папоротники с налетом осенней ржавчины, чахлый
кустик малины. Белосельцев сорвал ягоду, положил в рот.
звука, прогудело и смолкло. Еще и еще раз. Это егерь приложил к стволу
побледневшие от напряжения губы, выдувал сложный мотив. По сосняку,
перепархивая через чахлые вершинки, загавкало, застучало. Молодой шофер,
сопутствуя егерю, колотил палкой по стволам. И в ту же минуту из мелколесья,
как из растворенных ворот, вышли лоси, переставляя высокие ноги, качая
горбатыми спинами. Черный гривастый бык со вздыбленной шерстью толкал вперед
трех пугливых низкорослых коров. Плавно качаясь, выбрасывая пар на холодные
мокрые травы, они пробежали мимо Белосельцева, не замечая его, чавкая и
треща, продавливая среди стеблей и кустов шумную дорогу. С восторгом и
сладким ужасом он смотрел на зверей, чувствуя их горячие запахи, мощь и
красоту работающих мышц, сотрясавших гладкую кожу. Видел, как погружаются
они в заросли и над их спинами смыкаются ветки.
на лету пулю в грудь, ее развернуло страшным ударом, кинуло вбок. Тяжелым
вихрем она сминала вокруг себя тонкие сосны, резала копытами стебли, взрывая
жидкий бурун земли. Лес затихал от хруста убегавших лосей.
болота. Окружали лосиху.
за жесткий клок бороды, приподнял тяжелую голову и, выхватив из ножен
длинный нож, полоснул по горлу. Горло раскрылось, и из него, звеня, густо
шлепая на листья, потекла кровь. Этот ловкий взмах Буравкова был приемом
опытного, бывалого охотника, спускавшего звериную кровь, но также проявлял
неутоленную страсть добытчика, которому не достался выстрел и который желал
хоть как-нибудь приобщиться к убийству зверя.
гнать стадо на выстрелы, ухватил лосиху за ногу.
зубы. Добычу подхватили за ноги, за уши, с трудом вволокли на подводу.
Лосиха не помещалась на ней, и егерь супонью стянул к животу ноги, подогнул
голову и плотно уселся ей на глаза. Лошадь тронулась, все двинулись следом,
оставляя на болоте черную мокрую вмятину, розовую по краям.
зеленым сеном. Белосельцев шагал за телегой, видя, как капает кровь.
учуявших издали запах звериной плоти. Егерь соскочил с телеги, достал из-под
сена веревку, ловко накинул петлю на лосиную ногу, другой конец намотал на
столб. Тронул лошадь, веревка натянулась, лосиха соскользнула с саней,
грохнулась с гулом и стоном. Опустевшая телега облегченно покатилась.
подтянутой к столбу. Все сошлись над добычей.
главному хозяину добычи. - Шкуру бы не испортить. Из нее хороший ковер
выйдет.