Чтение 27–й страницы книги ~Обреченные на гибель~

- Я только скажу ему, больному. - может быть, он сюда выйдет...

И голос у этой сиделки оказался тихий, ласковый, очень семейственный.

- Ага!.. Да... Скажите: Сыро-мо-лотов! - очень густо протрубил ей вслед Ваня.

И когда, кивая ему назад головой, пошла к недоступной два дня назад и раньше высокой двери старушка, Наталья Львовна, неожиданно для себя самой, спряталась за широкую, как сани, Ванину спину.

И несколько мгновений этих, когда скрылась за дверями старушка, очень они показались долгими, и больно стало, гулко и крепко биться сердце.

А глаза из-за спины Вани все на дверь, - и вот отворилась эта дверь, и лик у старушки сияющий:

- Пожалуйте в палату... Очень рад вас видеть...

- Да ведь и я рад!.. Как же...

Ваня хотел было пропустить вперед себя Наталью Львовну в дверь палаты, но она решительно толкнула вперед его, а сама, глядя упорно вниз под ноги на белый с красными каемками половик, зачем-то опускала торопливой рукой узенькую вуальку со шляпки.

Но вуалька была приколота и даже не прикрыла глаз, и когда она услышала радостный вскрик Ильи: "Вааня!" - она подняла глаза и больше уж ни на что кругом не смотрела, кроме него, и не думала уж, узнает он ее или нет, и насколько это будет ему неприятно и ненужно.

- Об-рос ты! - протрубил Ваня.

Действительно, новый был теперь Илья для Натальи Львовны, - она не видела его раньше таким. Таким видел его Алексей Иваныч, когда приехал к нему домой. Пробились усы, начала курчавиться мягкая бородка, бледное было лицо и радостное, так как смотрел он только на подходившего Ваню.

Наталья Львовна путаной походкой держалась за Ваней, ее он мог только угадывать... Но когда дружески-прочно поцеловался с Ваней Илья, вставши с койки, она протянула ему обе руки:

- Здравствуй! Здравствуй, милый!

Она и улыбалась, и слезы заволокли ей глаза, а он сказал недовольно:

- А-а, и вы... все-таки... Здравствуйте!

Лицо у него потухло, рука его была чужая, деревянная, и она почти вскрикнула:

- Нет! Нет, Илья!.. Почему же ты так... враждебно?

- Садитесь же. Садитесь же... Вот табурет, Ваня! - заторопился Илья, и порозовело у него лицо, и исподлобья поглядел он куда-то в глубь палаты.

Палата была большая, но больных в ней было всего трое, кроме Ильи. Эти трое лежали рядом в другом конце, а около койки Ильи стояли пустые строгие койки, застланные темно-серыми байковыми одеялами и с наволочками подушек из фламского полотна.

Это была "дворянская" палата, и из того же полотна под темно-серым халатом виднелась на Илье рубаха, завязанная у ворота.

Теперь было два часа, и много света входило в палату сквозь очень большие окна, но прохладно было, и от Ильи пахло иодоформом.

Наталья Львовна села после Вани. Такою тяжестью стал вдруг ее короткий сак и даже шляпка из черного бархата с белым крылом, что как-то странно было садиться на хрупкий с виду табурет: хотя бы стул со спинкой.

- Да, Илья!.. Так вот где я тебя нашел!.. - смущенно зарокотал Ваня.

А она вся подалась вперед и сказала торопливо вполголоса:

- Илья, ты знаешь, я выхожу замуж!

Она сказала это, как девочка, застенчиво и робко, и как бы жалуясь ему, и как бы ища совета, и как бы отпуская его от себя, и как бы желая, чтобы он не поверил в это, чтобы дико было ему в это поверить.

Но он удивился чрезвычайно. Он не на нее, а на Ваню поглядел вдруг очень сложным, жалеющим даже, почти испуганным взглядом.

- Ка-ак?.. Замуж?.. За тебя, Ваня?..

Ваня только отрицательно повел головой, поглядел было на нее, но тут же отвел глаза.

- Не за него, нет!.. За другого, - заспешила Наталья Львовна. - Ты его видел тогда на вокзале... Мы с ним приходили раньше тебя проведать, но только... тогда было нельзя... А сейчас как?.. Ты уж поправился, Илья?.. Как я рада!

И она прижала руки к груди, однако опустила их, поглядев на Илью.

Он уже не слушал ее, он глядел на Ваню, по-прежнему радостно улыбаясь, и говорил:

- Как же ты, Ваня, узнал, что я здесь?

- Да, видишь ли... слухом земля полнится... Ведь у меня отец в этом городе живет... Я тебе говорил, кажется...

- Это я знаю...

- Ну вот... ради него я и застрял здесь... на время, впрочем... Скоро думаю ехать...

- Далеко?.. За границу?.. А у меня из-за одного недоноска целый месяц жизни пропал!

И почему-то Илья раздул ноздри и зло посмотрел на Наталью Львовну, и этот взгляд его заставил ее посереть... Это она почувствовала вдруг, что лицо ее стало теперь не бледным даже, а серым, точно он ударил ее наотмашь взглядом этим и перебором ноздрей, и она сказала, уже не понимая зачем:

- Недоносок же этот находится сейчас не в тюрьме, а в доме... вот... Ивана Алексеича...

Даже Ваня крякнул и вздохнул, услышав это, даже он обернулся к ней укоризненно, а Илья нахмурился и спросил его:

- Дикий вздор какой-то?

И зачем-то обеими руками оттянул вниз пояс халата.

- Я действительно купил здесь домишко... имел такую глупость... - не на вопрос ответил Ваня. - Ты, пожалуйста, как только выпишут тебя, - ко мне... Это на Новом Плане.

- Вот как?.. Дом купил?.. Поздравляю!.. А Дивеев?

- Ка-кой Ди-веев?.. Ах да... Этот сумасшедший?.. Да ведь он же с ума сшел!..

- Это я ему давно говорил, что ему бы на Сабурову дачу, но он мне не верил, - жестко пропустил сквозь зубы Илья. - Жаль, потерял через него время!

- Зато... приобрел опыт! - улыбнулся Ваня.

Илья не ответил улыбкой, - он сказал еще жестче:

- Да, уж теперь, если кому-нибудь вздумается в меня еще раз стрелять, уж я буду знать, что мне надобно делать!

- А что же в таких случаях надобно делать? - прогудел Ваня неожиданно для Натальи Львовны.

- Не по-зво-лять эти упраж-нения воин-ственные всяким без-дар-ным стрел-кам, - вот что!

И по одному тону этого, ставшего очень брезгливым, голоса Наталья Львовна почувствовала, что он, глядящий не на нее, а на Ваню, помнит именно теперь больше и лучше, чем когда-нибудь раньше, ее выстрел, и разбитую розовую лампадку, и кошку опрометью вон с задранным хвостом.

Она стала перебирать непроизвольно сумочку свою, повертывая ее, точно наматывала на нее нитки, и в то же время глядела не на эту сумочку, а на мощную руку Вани, лежащую на его левом колене.

- Как же им не позволять? - вставил было Ваня, но Илья продолжал, сильно напирая на слова:

- Потому что, если позволять это всяким... сумасшедшим или женщинам, слишком... исте-ричным, то этим ни ма-лей-ше-го удо-воль-ствия не доставишь ни себе, ни им!

Отбросив руки с ридикюля, вытянув и заломив их, Наталья Львовна кинулась бы на колени перед Ильей, если бы не поймал глазами этого жеста Илья и не сказал пренебрежительно:

- Тут не театр... тут больница!

И Ваня, заметив это, снова крякнул, вздохнул и оглянулся на дальний угол, куда как раз в это время направлялась какая-то девочка-подросток в школьной шапочке, с двумя кулечками, может быть домашних печений, а ей навстречу подымалась с подушки худощекая напряженная голова с проседью в черной бороде.

И не успела Наталья Львовна также вслед за Ваней оглянуться на девочку, Илья спросил в совершенном недоумении:

- Как же он оказался у тебя, Ваня, этот стрелок?

- Видишь ли... дом мой... он - двухэтажный... - точно намеренно растягивал Ваня ответ. - Нижний этаж снял... один доктор военный... И там лечебница теперь... для этаких больных...

- С зайчиками?.. Вот как!.. Большой, значит, дом?

- Нет... Да ведь их пока немного...

- Так он... этот... не придет ли сюда еще... со своим знаменитым револьвером, а?

Наталья Львовна заметила, какое определенно брезгливое лицо стало теперь у Ильи. Спрашивал Ваню, а глядел на нее, и лицо налито брезгливостью до краев.

- Ты не волнуйся, Илья, - тебе вредно и ни к чему, - зарокотал Ваня. - Он больше ни в кого уж стрелять не будет... Он очень жалок... Я его видел сейчас...

- Но кто же хлопотал о нем, хотел бы я знать?.. - поднял брови Илья. - Кто взял его на поруки?.. Какой болван?

Наталья Львовна опять перебрала руками сумочку (простую, кожаную, темно-зеленого цвета) и ответила тихо:

- Мой жених.

Должно быть, заметив, какое вдруг изумленное стало лицо у Ильи, вставил поспешно и ненужно Ваня:

- А Эмма уехала... знаешь ли... к себе в Ригу...

Илья даже не заметил этой вставки; он спросил Наталью Львовну насмешливо:

- Ва-аш жених?.. Он ему кто же... этому... ваш жених?.. Брат?..

- Случайный знакомый...

И Наталья Львовна опустила глаза.

- Ска-жи-те!..

И точно теперь только услышал, что сказал Ваня:

- Так уехала в Ригу?.. Совсем?

- Как совсем?.. От меня совсем?.. Ну вот!.. Зачем же? - усмехнулся довольно Ваня. - К своим, проведать... и в цирк кстати... В Риге хороший цирк.

- Ска-жи-те!.. Что же он, богат? Со связями?.. Князь какой-нибудь этот ваш жених? - совершенно не слушая Ваню, спрашивал отрывисто Илья Наталью Львовну и закончил вдруг: - Мне совершенно безразлично, конечно, кто, но-о...

- Он к вам сюда не придет, не бойтесь! - сказала Наталья Львовна.

- Зачем же мне бояться?.. Я потому только и здесь, что не боялся... Однако не мешало бы... Я ведь по серьезному делу ехал, Ваня, и вот... Я потерял тысяч пятьдесят благодаря этому!

- Пятьдесят тысяч?.. - Ваня вдруг широко улыбнулся. - Какого же это великого грешника должен был ты защищать?

- Не защищать, нет!.. Совсем не то... Дело было чисто торговое... Тебе не странно?.. Чисто торговое!.. Ведь у меня отец был купец, - я тебе говорил?.. И дядя... Он был тогда со мною на вокзале... тоже купец... Я ведь не галерейки разные ездил за границей смотреть, - ты меня извини, как художник, - я по делу ездил... И вывез я оттуда вполне обоснованный план действий... И старого дядю своего этим планом своим покорил... И мы ехали за этими пятьюдесятью тысячами наверняка!.. Почти в кармане были!.. И нужно же было жалкому дураку этому!.. И по странной случайности он у тебя в доме!.. Этого-то уж я не ожидал!..

- Больной... Лечится... Так вот как!.. Пятьдесят тысяч!.. И Никита Демидов по-прежнему твой идеал?

- Никита и сын... Сына звали Акинф... Русский Крупп... только на сто лет раньше Круппа.

- Крупп... ведь это... пушки? - безмерно удивилась Наталья Львовна, переводя глаза с Ильи на Ваню.

- А Демидов для армии Петра Великого поставлял ружья, - ответил ей за Илью Ваня.

- Ты знаешь, Ваня, что представлял собою Прокофий Акинфович, внук Никиты? - заметно вдруг оживился Илья. - Не знаешь, конечно, - я тебе скажу. Я сам это недавно узнал... Екатерине-душке на какие-то авантюры - кажется, на войну с турками, понадобились деньги... Посылает она Федора Орлова к Демидову на Урал занять четыре миллиона... Тот говорит: "Деньги будут, а когда отдача?.." - "Да уж матушка-царица, ужли ж она..." - "Одначе денежки счет любят... Я человек торговый... У меня счет и расчет... Через полгода день в день и час в час чтобы деньги мои назад были... А к сроку не будут, один ежели день просрочишь, - я сделаю вот что: соберу купцов уральских и князей и графов, какие под рукой найдутся, и четыре раза тебе при всех по сусалам дам, а денег назад не возьму... Желаешь?" - "Это, - говорит Орлов, - матушке-царице обида будет... Я не от себя денег прошу, а от нее прислан... Ты, стало быть, матушку-царицу оскорбляешь..." "Чем оскорбляю?.. Что денежки счет любят?" - "Должен буду передать царице". - "Дело любезное... Поезжай, передай..." Каков банкир был лет полтораста назад, а, Ваня?

Наталья Львовна вдруг увидела прежнего Илью... Очень надменны и очень задорны стали у него вдруг глаза, точно сам он, загораясь, играл молодого (непременно молодого) Демидова Прокофия.

- Фи-гу-ра! - крутнул головою Ваня. - А не дешево отдавал четыре миллиона за четыре пощечины какому-то Орлову?

- Четыре миллиона для того времени - деньги огромные!.. Однако и цена хороша!.. Четыре пощечины, выходит, не Орлову, ты не так понял, а самой матушке-царице! И Орлов поехал назад в Петербург и передал Екатерине.

- И та при-ка-за-ла деньги взять без всяких условий? - улыбнулся Ваня.

- Нет, немножко не так... И та послала за деньгами в Голландию, устроила внешний заем под лихие проценты и, только так себя обеспечив, послала за деньгами того же Орлова к Прокофью... И Орлов условие о четырех пощечинах подписал.

- Неужели подписал? - вставила Наталья Львовна.

- А подписавши, - не поглядел даже на нее Илья, - получил деньги счетом и потом дрожал за свои щеки и торопил голландцев и за два дня до срока деньги привез Прокофию... Но Прокофий заставил его просидеть эти два дня и деньги принял час в час, как было написано в условии... "Денежки, говорил, срок любят... Матушка же царица может меня и посечь, конечно, если захочет, - силы у нее на это хватит, а против батюшек миллионов и она не вольна!.." Вот он каков был, наш Сесиль Родс!..

- Анек-дот! - рокотнул Ваня.

- Может быть, - но... того времени, заметь!.. У тебя, дескать, власть, а у меня - сила!.. Могу тебе и такие условия поставить, - так как ты без меня не обойдешься... Отлично понимали это и тогда!

Наталья Львовна смотрела теперь не на Илью, а на Ваню: что он ответит? - Но Ваня улыбался, как будто любуясь Ильей. Он теперь весь был явная сила - сутуловато сидевший на табурете, охватив колена большими пальцами рук, - и он сказал:

- Самые счастливые люди те, которые могут сочинять анекдоты.

- А если их некому будет рассказывать? - поспешно возразил Илья. - Ты представь только: кто еще несчастнее анекдотиста, которому некому, - ну, совершенно некому рассказать свежий анекдот?

Ваня положил свою руку на его колено и засмеялся тихо, но так густо, что обернулись в их сторону бородатый больной и девочка в школьной шапочке, и еще другой больной с перевязанной головою, неизвестно - молодой или старый.

Наталье Львовне почему-то стало очень неловко за Ваню, а Илья будто не тогда, десятью минутами раньше, а вот именно только теперь ее обидел.

- Я не вижу в нем этого большого спокойствия, о котором вы мне говорили! - сказала она Ване, так как будто и не было рядом Ильи, и глаза у нее стали теряющие, такие глаза, как у тех, кто смотрит за улетающим, утопающим в серых тучах осенних треугольником журавлей.

Ваня только поднял на нее мясистые редковолосые брови, а Илья как будто не расслышал, что она сказала, и продолжал о своем:

- Это у меня было очень хорошо продумано и рассчитано, но время потеряно, - и конец!.. Дядя мой поехал один, но у него, я уверен, ничего не выйдет, - в пустой след!..

- Ну что ж, - придумаешь на досуге другой проект, - глядя на него пристально, сказала Наталья Львовна.

Илья встретился с нею глазами, засунул за пояс руки и сказал Ване с виду спокойно:

- Я пролежу тут еще, должно быть, дней десять... Если приедешь ко мне еще раз, буду рад, только... без провожатых, пожалуйста... Поговорим, я буду рад, - только... приезжай один!

Ваня понял, что теперь лучше уйти, и поднялся, зарокотав:

- Ну, поправляйся... да... Я и не спросил тебя, как ты ранен... Хорошо, что неопасно... Поправляйся!

И протянул ему руку.

- Время для посетителей тут от двух до четырех, - ты знаешь?.. Можешь когда угодно, - очень твердо сказал Илья, - только, пожалуйста, один.

Ваня сделал было шаг от койки Ильи, понимающе наклонив голову и давая место проститься Наталье Львовне, но она не поднялась с табурета, она сидела, перебирая сумочку, и глядела на Илью в упор, и углы губ у нее начали слабо дергаться.

- Идемте, Наталья Львовна! - попросил Ваня и осторожно, как к очень хрупкой вещи, прикоснулся к ней.

- До свиданья!.. Прошу меня извинить, ежели я лягу, - сказал Илья, и действительно неторопливо и не совсем свободно лег на койку.

- Да... Он устал, конечно... Идемте, Наталья Львовна! - несколько нажал на ее плечо Ваня, но она сказала тихо:

- И это все, Илья?

Илья тем временем сбросил туфли и завернулся в одеяло, подтянув его к самому подбородку, и закрыл глаза.

- Идемте же, Наталья Львовна! - в третий раз сказал Ваня, просунув пальцы к локтю ее руки.

Он покраснел, он даже чуть потянул кверху этот локоть, но она сказала тихо:

- Вы идите, а я еще посижу.

- Здесь больница, а не театр!.. - поднял голову Илья. - Уведи ее, Ваня, ради бога!

Обхватив Наталью Львовну за прижатые локти сзади, Ваня решительно поднял ее с табурета, как подымают маленьких детей, а Илья укрылся с головою одеялом.

Был момент, когда совершенно потемнело в глазах Натальи Львовны, и она упала бы, если бы не держал ее под руку Ваня, а когда момент этот прошел и она вышла рядом с Ваней из палаты, то в коридоре ей пришлось сесть от слабости и перебоев сердца на белый диван.

- Экая вещь! - тихо басил над нею Ваня. - Может быть, воды?

Минуты две очень нехорошо билось сердце, но, оправившись, сказала Наталья Львовна то, чего не понял Ваня:

- Мой вам совет: никогда не бейте розовых лампадок.

Лицо ее было очень какое-то серое, даже глаза из черных стали сизыми, так что испугался Ваня, но она сама пошла к выходной двери и потом на лестнице и на дворе по желтым ракушкам уверенно ставила ноги.

На извозчике она спросила Ваню:

- Зачем ему пятьдесят тысяч... вашему другу?

- Его дело... не знаю, - ответил Ваня, а подумав, сказал: - На мелкие расходы, должно быть.

- Конечно... Куда же еще такую мелочь, если... большие планы!.. А что такое его большие планы?

- Ну почему же я знаю!

- Он вам говорил ведь?

- Неопределенное все очень...

- Вы не хотите сказать!

- Неопределенно все... Боюсь напутать...

- Ну, хорошо... Демидов, Крупп - это все пушки... Нелепо и странно... И скучно... И мне не нужно совсем...

Ваня пожал плечом, и успели проехать два-три квартала, пока снова заговорила Наталья Львовна:

- Не понимаю, что это!.. Илья и пушки!.. Что он - артиллерист, что ли?

- И Демидов артиллеристом не был, - отозвался Ваня. - Но вы только представьте: идет вперед человечество, и что впереди его? - Пушка... Однако нужно же идти вперед, а не назад... Приятнее идти вперед... Вот почему, если большие планы...

- То в них завернута пушка?.. Большие планы!.. Илья и... пушки!..

И она вдруг засмеялась неудержимо, чем очень обеспокоила Ваню.

Однако, пересилив себя, она зажалась в угол фаэтона под поднятый верх, и так сидела остальную дорогу молча.

Когда же доехали до гостиницы "Бристоль", подавая на прощанье руку Ване, сказала Наталья Львовна:

- Ему большие планы, - я не хочу их знать, - что-то скучное и... длинное, наверно... А вот сцену он бросил по причине... по причине мне более понятной... Не было у него настоящего большого таланта, у вашего друга, - не было, и все он хотел, чтобы вот так сразу ни с того ни с сего появился талант, но тут хотеть мало... Это - не пушки!.. До свиданья, мой дорогой!

Она не заметила даже, как сказала по-актерски "мой дорогой", но Ваня отметил это.

И когда Алексей Иваныч, случайно стоявший у окна, когда он вернулся домой, бросился к нему на двор узнать, как здоровье Ильи, Ваня сказал ему, приглядевшись: