Чтение 27–й страницы книги ~Царь Горы~

Но вопрос Молли задала напрасно - мужчина не собирался умолкать.

- Уже случился Геттисберг, и Конфедерация Южных штатов гибла на глазах. Армия северян победным маршем шла по благословенным краям, и один из ее отрядов вышел к поместью полковника Харриса. К этому времени старый Иезекия остался один. Его старший сын погиб в самом начале войны, младший утонул, а дочь - вот ведь ирония судьбы! - дочь жила в Чикаго. Она вышла замуж за отличного янки и родила двух детей. Негры...

- Эй, парень, что за слово ты только что употребил? - громко осведомился Юл. - Не хочешь ответить за оскорбление?

- Пусть он закончит, - попросила Молли. - Потом поговорите.

И опять она напрасно подала голос: мужчина не обратил на выступление Юла никакого внимания.

- Принадлежавшие полковнику негры разделились. Одни предлагали разграбить и сжечь дом, другие же не хотели трогать хозяина. Харрис, чего скрывать, был изрядной скотиной, человеком жестким и властным. Но, даже учитывая эти обстоятельства, часть его рабов считала, что нельзя отвечать ему тем же. Они знаете ли, верили в христианские ценности.

- Ты на что намекаешь?

- Когда подошли северяне, взвод кавалеристов, рабы еще не успели ничего предпринять. Поместье стояло нетронутым, и лейтенант решил расположиться в нем на ночлег. Ему сказали, что старый полковник заперся внутри, но северян это не остановило. Они приблизились к дому. Иезекия начал стрелять.

Мужчина выдержал паузу, но на этот раз его не перебили: посетители молча слушали рассказ.

- Ему было восемьдесят четыре года, и ни одного шанса на победу. Но Харрис решил умереть хозяином своей земли, он не мог даже представить, что будет жить как-то иначе. Он сам навязал врагу последний бой и погиб на пороге собственного дома.

Снова пауза, и снова тишина.

- Лейтенант - к слову, полковник ранил его в плечо - не позволил бывшим рабам и своим солдатам издеваться над телом Харриса. Старика честно похоронили. Без почестей, разумеется, но с уважением. Большая, знаете ли, редкость в те дни.

- Эй, белый, ты расист! - Юл оглядел собутыльников. - Он ведь расист! Поганый конфедерат.

- Оставь его в покое, - пробурчал бармен. - Он пьян.

- Трезв он или пьян, все равно! Я ненавижу расистов! - Юл сделал шаг к мужчине, но остановился. - Ты, подлая белая скотина, презираешь меня и моих братьев! Ты считаешь нас рабами! Ты, вонючий южанин!

- Зачем ты рассказал эту историю? - тихо спросила Молли.

- Я думал вслух, - ответил мужчина.

- О чем? Незнакомец улыбнулся.

- Полковник Харрис был осколком старого мира, возможно, последним осколком. Плохой это был мир или хороший, меня не волнует. Другой. И со смертью старика этот мир исчез безвозвратно. Все когда-нибудь уходит, а мы не всегда замечаем, не всегда понимаем, что шагнули за порог, навсегда отказавшись от прошлого.

- Я с тобой разговариваю, подлец!

Но Юл пока не решился приблизиться к обидчику и оскорблял его с почтительного расстояния.

- Нам кажется, что прошлое невозможно потерять. Это заблуждение. Оно не менее эфемерно, чем будущее. - Мужчина посмотрел Молли в глаза. - Еще вчера ты сидела на коленях у бабушки, сегодня это лишь фотография в альбоме, который редко, очень редко раскрывают, завтра - лишь слова, послезавтра старушка исчезнет из памяти навсегда.

- Не говори так, - прошептала женщина. По ее щеке скатилась слеза.

- Можно считать себя потомком отчаянных людей, храбрых землепроходцев, пешком прошедших через весь континент, но если в твоих глазах похмельная муть, между зубов застрял непережеванный бургер, а все физические усилия ограничиваются нажатием кнопок на телевизионном пульте, то кому какое дело до твоих предков? И традиции превращаются в карнавальные забавы...

- Юл, он над тобой смеется!

- Он на тебя не смотрит!

- Дай ему!

- Дай как следует!!

Здоровяк наконец решился и вплотную подощел к мужчине в черной шапочке.

- Все, белый, ты доигрался!

И перелетел через столик, пропустив тяжелый удар в челюсть.

В баре стало очень тихо. Незнакомец вновь повернулся к проститутке и с легкой улыбкой приказал:

- Уходи отсюда.

Она поняла, что произойдет дальше. Испугалась, похолодела, но нашла в себе силы попросить:

- Не делай то, что решил.

- Глупый совет, - вздохнул мужчина. - Если решил, то надо делать обязательно.

Один из дружков Юла помог негру подняться. Остальные, хмурые, злые, медленно направились к незнакомцу. Бармен потянулся за револьвером.

- Они не виноваты. Они просто пьяны.

- А у меня очень, ОЧЕНЬ плохое настроение. Я всего лишь хотел выговориться.

- Не делай...

- Уходи.

Молли сползла с табурета и попятилась к дверям.

* * *

Вилла Луна

Италия, пригород Рима,

17 декабря, пятница, 07.13 (время местное)

Всем известно о холоде, царящем в душе масана, о сковывающем ее ледяном панцире, о том, как медленно бьется живущее чужой кровью сердце. Нормальная температура вампира всего пятнадцать градусов, кожа его бледна, ей не суждено увидеть солнце, пронзительно красные зрачки позволяют прекрасно ориентироваться в темноте, но одновременно дают знак - убийца! Хищник. Безжалостный хищник, вынужденный убивать, чтобы жить.

И холод.

Невыносимый холод, отступающий лишь когда сердце наполняет кровь разумного.

Клаудия имела все, о чем могла мечтать женщина семьи Масан. Дочь Александра Бруджи, истинного кардинала, легенды Саббат. Обожаемая дочь - после гибели жены старый барон перенес на младшего ребенка всю нежность, всю любовь, на которую был способен. Клаудия не знала слова "нет". Любые ее капризы и прихоти исполнялись неукоснительно. Ей позволялось все, и даже чуть больше.

Но она ненавидела холод.

Еще в детстве у Клаудии обнаружились выдающиеся способности к прорицанию. Ее видения, и бессознательные, и вызванные специальными обрядами магии Крови, поражали точностью. Благодаря советам дочери Александр сумел избежать многих ошибок, обеспечил устойчивое положение клану, а вампиры наградили девушку именем Хандаларна - Глаза Спящего. Такого уважения не смог заслужить ни один прорицатель в истории Масан.

Но холод, проклятый холод рвал Клаудию на части.

Она жила с ним, но не могла его терпеть. Она была похожа на рыбу, желающую вырваться на воздух.

И она искала способ избавиться от него.

От льда в душе.

От льда в крови.

Чуды, хваны, люды, концы, челы... чаще всего челы. Мужчины, чьи тела казались холодной принцессе огненными. Их прикосновения обжигали огнем. Их любовь горячила тело. Их страсть вонзалась в ледяную душу раскаленной стрелой.

Интрижки принцессы Бруджа заставляли стискивать зубы верных традициям масанов. Отдаваться пище? Что может быть позорнее? Тем более для дочери вождя? Но презрение боролось в их сердцах с уважением. И Глазами Спящего Клаудию называли все-таки чаще, чем Римской Шлюхой. О ней рассказывали скабрезные истории и уважительно - по-настоящему уважительно! - кланялись при встрече.

Женщина - позор. Женщина - величие.

А Клаудия просто пыталась согреться...

Она горела в огне, но не находила в нем тепла. Запретная страсть не приносила успокоения. Костры умирали, и возвращался жестокий холод. Ледяной панцирь выдерживал удары, но не поддавался, трещал под напором страсти, но продолжал сдавливать сердце.

Проклятый холод давил на хрупкие плечи принцессы...

До тех пор, пока она не встретила Захара, епископа Треми. Масана, которого даже нью-йоркские Луминары, привыкшие к выходкам Бориса, называли зверем.

Клаудия знала, что ему, как и любому Треми, нельзя верить. Клаудия знала, что он хитер и безжалостен. Клаудия знала, что он сын предателя, приведшего семью Масан к Расколу.

Но только Захару удалось согреть ее душу.

- Приготовить вам кофе, госпожа?

- Нет.

- Сок? Чай?

- Нет.

Пьеро, слуга, замолчал, не сводя глаз с кутающейся в халат девушки. В его глазах читался немой вопрос: "ну и чего ты вышла в гостиную в такую рань?" Обитатели виллы ложились спать на рассвете и просыпались, как правило, во второй половине дня. Пьеро, закончивший все дела, как раз собирался отдохнуть, и вот - пожалуйста, Шлюхе взбрело в голову выкатиться в гостиную.

- Барон Александр в кабинете. Епископ Адриано и епископ Джакомо в своих комнатах.

"Братья остались ночевать..." Клаудия улыбнулась. Впрочем, вряд ли отец забыл об осторожности. Учитывая, сколько верных воинов находится на вилле, у Адриано и Джакомо нет ни единого шанса нанести удар в спину. За наследниками тщательно следят и убьют, стоит им лишь пальцем шевельнуть.

"Но он оставил в доме обоих?"

Хочет посмотреть, кто лучше проявит себя? Нет. Клаудия прекрасно знала отца и понимала, что барон не доверит Адриано и Джакомо серьезных задач. Бруджа все сделает сам. Сам рассчитает, сам приготовит, сам ударит. А локальные операции можно поручить обычным епископам, тому же Руссо. В клане достаточно хороших командиров, мечтающих выслужиться перед суровым бароном.

"Нет, дело в другом... Он хочет их стравить".

Клаудия не любила братьев. Не любила, и все. А вот они - напротив, не видя в сестре соперника, относились к ней гораздо доброжелательнее, чем друг к другу. Шутили, помогали, советовали, но - свысока. Ей всегда давали понять, что она стоит ниже. Откуда же взяться любви? Еще месяц назад она бы порадовалась их неприятностям. Сейчас девушке стало грустно.

Почему? Возможно, причиной стал дурной сон, заставивший прорицательницу покинуть постель и выйти в гостиную. Плохой сон, невнятный, но страшный.

- Пьеро, приготовьте мне бокал горячего вина и можете идти отдыхать. Я хочу побыть одна.

- Слушаюсь, госпожа.

Слуга вернулся минут через пять, искоса посмотрел на сидящую у разожженного камина девушку, но подавать голос не решился, молча поставил на столик поднос с большим бокалом горячего вина и удалился, тщательно прикрыв за собой дверь.

Жизнь масанов требует крови. Магия масанов требует крови. В ней таинство. В ней сила. В ней власть.

- Двенадцать, тринадцать... - Клаудия считала падающие в огонь капли крови. - Шестнадцать, семнадцать...

В магии крови существует несколько способов вхождения в транс Прорицания. Ритуальные заклинания, обращенные к духам крови, древние формулы, требующие четкого воспроизведения и хорошей дикции, сложные техники с принесением жертв... В подземном кабинете Клаудии находилось все необходимое для работы, но сейчас девушка решила воспользоваться не самым любимым прорицателями арканом "Кровь на огне".

- Двадцать, двадцать один!

Рана стала затягиваться, кровь больше не капала, но Клаудия не вынимала руку из огня. Волоски и лак с ногтей давно сгорели, ухоженная кожа обугливалась, на ней появлялись уродливые ожоги, но боли не было. Пока не было.

Девушка закрыла глаза.

Не было огня, не было жгучей боли. Не было горящей руки, и ее самой не было. Не было ничего, кроме образов, помешавших ей спать. Неясных следов, становящихся все более и более зримыми, все более и более точными.

- Бран далак хари. Кунзар мосэр масаркуд. Формулы слетали с губ, но Клаудия не слышала их. Она изучала рожденные кровавыми словами картины. Несмотря на использование одного из самых тяжелых арканов, полотно будущего все равно осталось расплывчатым. Какая-то сила не позволяла Глазам Спящего точно увидеть грядущее, какая-то сила скрывала правду, но даже сквозь завесу девушка почувствовала глухую тоску. Опасность увидел не ясный ум предсказательницы - ее ощутили чувства. Они не могли точно сказать, что будет, но кричали: "Берегись!"

- Сазыр унар хари. Сазыр...

Картинка распалась. Образы ушли. Девушка вытащила руку из пламени, быстро отошла от камина и в два глотка осушила огромный бокал еще теплого вина. Она торопилась заглушить боль, которая скрутила ее уже в следующий момент. Дикая, резкая боль. Страшно обожженная рука заставила Клаудию согнуться и до крови закусить губу.

"Главное, не потерять сознание!"

Она не хотела звать на помощь слуг, не желала показывать слабость. Заставила себя выпрямиться, вытерла выступившие на глазах слезы и медленно - специально медленно! - направилась в подвал, к камерам с пленными, к чужой крови, к самому лучшему средству от боли.

* * *

Южный Форт, штаб-квартира семьи Красные Шапки

Москва, Бутово, 17 декабря, пятница, 10.00

- Слова не забыл, Цицерон? - насмешливо поинтересовался оператор.

- Меня зовут Копыто, - с достоинством ответил уйбуй. - А мои предки создавали кэш-цивилизацию.

Несколько секунд шас оторопело разглядывал вставшего в позу дикаря, после чего отвернулся и принялся ковыряться в камере. Изредка сквозь невнятное бормотание до Копыто долетали отдельные слова: "Выучили!", "На шею сядут" и "Грамотные стали!", но уйбуй не обращал на них внимания. Он репетировал.

Несмотря на подозрительное отсутствие главных идеологов, проект "Кэш-цивилизация" активно развивался в заданном направлении. Комиссия, возглавляемая неутомимым Юсуром Томба, принялась намекать Зеленому Дому, что неплохо было бы оказать несчастной семье финансовую помощь. Речь шла о некоторых льготах по налогообложению. В казначействе Ее величества королевы Всеславы к подобным намекам отнеслись без должного энтузиазма, а потому шасы решили добавить несколько штрихов, призванных укрепить обывателей во мнении, что бедным дикарям надо помочь, а кто помогать не желает, тот, по сути, шовинист, бессердечный зверь и вообще пособник чудов. Опытные журналисты новую линию добавили без особых проблем, а для усиления эффекта Юсур решил устроить еше один публичный митинг в Южном Форте.

- Начинать пора, - нервно напомнил Умций. - У нас прямой эфир.

- Я помню, - вальяжно ответил Копыто. - Для меня это просто, мля, как два пальца об асфальт.

Конец хмыкнул, но промолчал. В принципе, уйбуй был не так уж и не прав: за последнее время Копыто пообтесался, попривык к невиданной доселе обстановке, к всеобщему вниманию, и телевизионная суета уже не вызывала у него трепета.

- А где народ? Народ где?

- Народ идет.

Из "Средства от перхоти" к трибуне неспешно брели дикари.

- Скажи им, чтобы быстрее! Мы не успеваем!

Умций посмотрел на часы и негромко выругался. Разумеется, Красные Шапки никогда не выходили в настоящий прямой эфир. "Тиградком" пускал репортажи с минутной задержкой, чтобы в случае необходимости редакторы смогли вырезать тот или фрагмент. Или вставить рекламу. Или просто заявить, что "по техническим причинам трансляция прервалась". Когда имеешь дело с дикарями, предосторожность не помешает. Но на этот раз Красные Шапки собирались на митинг так вяло, что лишней минуты у "Тиградком" не осталось.

- Кричите, придурки! - зашипел Умций. Народ послушно ответил заученными воплями. Взобравшийся на трибуну Копыто профессионально воздел руки, призывая сородичей заткнуться, профессионально оперся руками в поручни трибуны и профессионально рявкнул:

- Не позволим!

- Долой! - обрадовано заорали дикари.

- Да здравствует!

- Вовеки!!

Уйбуй выдержал гроссмейстерскую паузу и уверенно взялся за ведение митинга:

- Все говорят о трагедии кэш-цивилизации, мля! Весь Тайный Город нас жалеет...

- Правильно, - прошептал Умций.

- Да! - ревели Красные Шапки.

- Но кто нам, в натуре, помогает? Кто протягивает руку помощи? Что нам жалость, если наши дети забыли о Западных лесах? Хватит болтать, мля!

Умций, которому показалось, что уйбуя несколько заносит, собрался было сделать оратору замечание, но промолчал, увидев направленный в брюшко ятаган.

- Пусть говорит, - нехорошо улыбнулся Кувалда. - У него вефь получается, так?

- Так, - пискнул конец.

- Вот и пусть говорит.

А режиссер трансляции, знающий, что Копыто должен давить на жалость и требовать реальной поддержки, продолжал гнать картинку в прямой эфир.

- Докажите, что вам не все равно! Не заставляйте нас грабить банки! Мы хотим быть честными!

Большая часть собравшихся недоуменно замолчала, но Шибзичи, которым приказали поддерживать любой призыв Копыто, дружно взвыли, создав впечатление, что быть честными мечтают все дикари на свете.

- Помогите нам! - продолжал надрываться Копыто. - Помогите Фонду помощи Красным Шапкам! Наши ящики легко узнать! Они такие красные и с дырочкой! А еще у нас счет есть, он на нашем сайте написан! Дайте нам денег, и мы станем лучше...

Говорят, что отзвуки скандала, случившегося в Денежной Башне после трансляции митинга, долетели и до находящегося по правую руку от штаб-квартиры шасов Хаммер-Центра, и до стоящего слева Белого дома. Правда это или нет, достоверно никто не знает - выносить сор из избы не в традициях Торговой Гильдии. Известно только, что ближе к полудню уважаемого Юсура Томбу видели в Московской обители, куда он отправился на предмет подлечить нервы.

* * *

Поместье "Rosewood Hill"

Великобритания,

17 декабря, пятница, 07,26 (время местное)

- Шасы сбежали!

Густав поднял голову от разложенных на столе бумаг, несколько секунд непонимающе смотрел на ворвавшегося в кабинет епископа, после чего тихо, но ОЧЕНЬ холодно осведомился:

- Это шутка?

- Нет, кардинал, увы.

- Не шутка?!!

Тедди машинально сделал шаг назад, но взгляд не отвел, продолжил смотреть на кардинала. Он знал о крутом нраве вожака едва ли не лучше всех в клане, но в то же время был прекрасно осведомлен, что, в отличие от двоюродного братца, Густав не впадает в бешенство, едва услышав неприятное известие. Что бы ни случилось, кардинал стремился в первую очередь сохранить спокойствие, хладнокровно обдумать ситуацию, найти выход, отдать необходимые распоряжения, а уже после определял степень вины подчиненных и переходил к экзекуции.

- Как это произошло?

- Когда я вышла на подиум и улыбнулась, зал взорвался овацией. Боже, что это было за платье! Все мужчины в зале мечтали познакомиться... Биджар, ты снова вырвал у меня волос!

- Он мне нужен, дорогая!