Чтение 27–й страницы книги ~Мертвое небо~

Спустя минуту светлорожденный, мокрый, как вынутая из реки мышь, тяжело дышащий, со звенящей восхитительной пустотой внутри, обрел способность видеть мир. И прекрасное встревоженное лицо Ниминоа.

- Я сделала тебе больно? - испуганно проговорила она.

- Нет, нет... - Данил протянул руку, обнял возлюбленную, притянул к себе. - Это потрясающе. Благодарю тебя.

- Хочешь еще? - Ниминоа мгновенно успокоилась.

- В другой раз, ладно? Давай просто побудем рядом, моя волшебница.

- Как скажешь, мой господин... Данил...

- Что?

- Ты, правда, рад, что у меня будет ребенок Руджа?

- Не у тебя - у нас. Я воспитаю его как собственного сына и расскажу, каким был его отец. Ними, я очень рад, что род Руджа не прерван!

"Это хоть немного искупает мою вину перед тобой, Мореход!"

- Я тоже, - Ниминоа еще теснее прижалась к Данилу. - Он... Нет, давай лучше поговорим о нас.

- Ты его еще любишь?

- Дан... Не знаю, поверишь ли... Но я всегда любила тебя. С первого дня, с первого взгляда... Сразу. Но ты был... как бог. Недосягаем. А Рудж... по-другому.

- Сейчас я тоже недосягаем? - Данил улыбнулся.

- Немножко.

Глава седьмая

Унгат отпустил дракона в миле от Кариомера. Оставшийся путь он проделал пешком. В город его пропустили беспрепятственно. Победители были слишком уверены в себе, чтобы бояться одинокого безоружного путника. Армию же Хуриды "вели" посланные заранее разведчики конгаи. Унгат знал о них, но ничуть не беспокоился. Наоборот, пусть конгаи думают: враг далеко. В то время как настоящий враг, он, Унгат, - совсем рядом.

Алчущий не боялся гордых всадников Конга. Чародей вообще не опасался носящих мечи. Тот, кто мог противостоять ему, не носил оружия. Вернее, он сам был оружием. Так же, как и Унгат. Только последыш Быкоглавого по-настоящему опасен. Был опасен. Сила жреца Тура - от самого Тура. Только Туру должен быть предан жрец, только Тура он должен любить всей душой и со всей страстью. А глупый жрец позволил себе отдать часть своей силы обычному человеку. Унгат чувствовал это и понимал: сейчас жрец не в силах противостоять ему. А значит, следует раздавить глупца, пока тот не опомнился.

- Ну, как? - спросил Турфанг. - Мои гости довольны?

- Кушанья превосходны, - поблагодарил Данил. - Ужин еще лучше, чем обед. Где ты раздобыл такого повара?

- На кухне Братства. Личный кулинар Отца-Наставника Круна. Как ты мог заметить, он и своего прежнего господина кормил на совесть.

- Что ж, тучность пошла ему на пользу, - цинично отметил Данил. - Меньше мучился.

Верно, жирный Отец-Наставник, повешенный вниз головой, помер одним из первых.

- А вино? - осведомился Турфанг. - Как тебе?

- Чудесно!

Ниминоа ничего не говорила, только смотрела на огонь в камине и улыбалась. Ей было хорошо. И теперь она точно знала: отцу ее хорошо там, в Нижнем Мире. О нем позаботились. Родная комната, родной очаг. И двое мужчин, каждый из которых связал свою судьбу с дочерью Гривуша. Каждый - по-своему.

Голова быка, вытатуированная на груди Турфанга, косилась на Ниминоа яростными, налитыми кровью глазами.

"Не сердись, Быкоглавый, - мысленно произнесла Ниминоа. - Я ведь и так принадлежу одному из твоих..."

Словно ощутив ее мысли, Данил и Турфанг, оборвав разговор, поглядели на женщину. Ниминоа улыбнулась обоим.

- Эх, - вздохнул Турфанг. - Все, чего мне не хватает, так это скадда... Красивая история и добрая песня пришлись бы кстати. Ты умеешь петь, благородный Данил?

- Не думаю, что тебе понравится, - усмехнулся светлорожденный. - Но если в Кариомере найдется хотя бы простой певец, я тебе его найду. Должен же я как-то расплатиться за ужин.

Данил встал и спустился вниз.

Дом охраняли парни Сожри-Всё. По личной инициативе атамана.

"Эти ребята вмиг доставят певца, - подумал светлорожденный. - Хоть какая-то от них польза..."

Данил распахнул входную дверь...

Два черноповязочника лежали перед входом. На них не было видимых ран, и Данил сначала подумал: они перепились. Но, к сожалению, это оказалось не так: люди Сожри-Всё были мертвы.

- Хотел бы я знать, как ты ухитрился вы жить, - раздалось за спиной Руса.

Данил стремительно обернулся...

На лестнице стоял Унгат.

Ноги светлорожденного будто приросли к полу, язык онемел.

- Ладно, - бросил Алчущий. - Ты мне еще расскажешь.

Повернулся и зашагал вверх по лестнице. А Данил, скованный новым заклятьем, - остался.

- Ты ловок, - признал Турфанг, увидев в дверях Алчущего. - Что тебе нужно, Пес Праха?

- Ты, Бычий Навоз! - рявкнул тайдуанец.

Турфанг засмеялся. Ниминоа увидела, как заискрился вокруг жреца радужный покров Силы... и вдруг, по каким-то неощутимым признакам Ниминоа поняла: уверенность Турфанга - ложная. Жрец Тура думает, что сильнее. И враг хитроумным заклятьем поддерживает эту мысль.

"Турфанг! - мысленно воскликнула она. - Берегись, он оплетает тебя!"

Но конгай не услышал. Ибо это был уже не человек - Бык.

Черное чудовище взрыло копытом землю, глаза налились кровью, тяжелые изогнутые рога наклонились. Короткий рев - и огромная туша понеслась вперед. А крохотный человечек, стоявший посреди дороги, повернулся и побежал. Он бежал быстро, но не быстрее быка. Узкая хилая спина человечка приближалась с каждым прыжком, бык уже чувствовал, как конец рога поддевает слабое мясо, человечек пушинкой взлетает вверх, переворачивается в воздухе и шлепается в пыль...

Твердая сухая земля неожиданно нырнула вниз, широкие раздвоенные копыта потеряли опору, и бык, испустив хриплый рев, рухнул вниз.

Земля сомкнулась вокруг, сдавила, связала, задрала кверху черную огромную голову быка. Там, наверху, крохотный человечек заглядывал через край и издевательски хихикал...

Страх холодной волной окатил Ниминоа.

"Данил!"

Данил спустился вниз, туда, откуда пришел Унгат. То, что случилось той страшной ночью в горах, повторялось!

Ладони Ниминоа стали влажными, а колени - ватными. Она знала: Турфанг не остановит Алчущего. Она не удивилась, когда могучий удар жреца Тура канул в ничто, а сила Алчущего, напротив, налилась мощью - и коконом опутала конгая. И тут страх ее исчез. Если худшее уже случилось, чего тогда бояться? Ниминоа "коснулась" пылающего в камине огня, и огонь окончательно изгнал страх. Унгат не обращал на нее внимания. Он не увидел девушку, осмелившуюся противостоять ему много ночей назад. Чародей уделил ей внимания не больше, чем мебели. Зато Ниминоа видела. Видела, как Унгат наслаждается своей победой, наслаждается властью. Так сильный мужчина наслаждается покорной и желанной женщиной. И никогда не бывает более беспомощен, чем в этот миг. Слабее ребенка.

Ниминоа вздохнула. Спокойно, словно выполняя заданное Турфангом упражнение, девушка слепила из пламени маленький шарик и втолкнула его прямо в спину Унгата.

Чародей завизжал от боли. Он подпрыгнул на месте, обернулся, уставился на Ниминоа яростным взглядом и сразу же увидел: девушка пуста. Сила ее истрачена, и сейчас она не опасней мыши. Унгату потребовалось всего лишь мгновение, чтобы установить это, а руки его тем временем работали быстро и умело, избавляясь от жгучего подарка. Чародей молчал, но Ниминоа читала в его глазах: Унгат заставит дерзкую тысячу раз пожалеть о своем поступке. Унгат уничтожал крохотный огненный шарик, а за его спиной точно так же уничтожалась сеть, опутавшая Турфанга, потому что сплетенное Ними заклинание и было этой сетью. Точнее, ее подобием. Словно вытканное на гобелене изображение кугурра. Словно тень, падающая от дерева. Если расплести гобелен, живой кугурр не исчезнет. Но в магии - иное. И когда последняя искра связанного Ниминоа огня угасла, исчезла и последняя петля, удерживающая жреца Быкоглавого. А Унгат до самого последнего мига так ничего и не заподозрил, потому что Ниминоа была женщиной, видела и умела то, чего никогда не заметит высокомерный мужчина...

Бык ревел, захлебываясь от ярости и бессилия. Он не желал признавать поражение, он желал вырваться и растоптать...

...Стены ямы неожиданно раздались в стороны, скребущие по стенкам копыта, ударили в твердое дно. Мощный толчок - и бык, роняя пену, устремился вверх по склону, вылетел наверх и, не останавливаясь, всей массой ударил наглого человечка. Человечек покатился по земле, оглушенный, все-таки попытался встать... Толстый черный рог с хрустом пробил хилую плоть: мышцы, кости, печень; подкинул человечка высоко вверх, а когда тот упал на землю и принялся извиваться, как червь, пачкая траву кровью, бык обрушил на него тяжесть широких копыт и топтал до тех пор, пока тело человечка не превратилось в грязную тряпку...

- Я уж думал: никогда больше не выпью сладкого тайского вина, - улыбаясь, проговорил Турфанг.

Хрустальная чаша в его руке переливалась, словно живое пламя, но сама рука слегка дрожала. Слегка.

- Пусть твоя судьба, благородная Ниминоа, будет такой же глубокой и прекрасной, как вкус этой красной влаги! Ради жизни, друзья!

Три чаши поднялись и соединились. Больше никто ничего не сказал. Зачем?

Тело тайдуанского чародея валялось у дверей. Сухая мертвая оболочка. Утром ее увезут и зароют вместе с трупами повешенных монахов. И никто не вспомнит об Унгате. Разве что его дракон...

Глава восьмая

- Их около пятидесяти тысяч, - доложил командир разведчиков. - Почти половина - монахи всадники. Будут здесь приблизительно через три дня.

- Многовато, - заметил Виг. - Впрочем, если мы захотим отсидеться за стенами, город им не взять.

- Это точно! - подтвердил командир разведчиков. - Осадных орудий при них нет. И провианта немного, а у здешних крестьян даже мяса с костей не снимешь.

- А в городе, напротив, припасов хватает, - размышляя, проговорил Виг. - Что скажешь, светлорожденный?

- Скажу, что отсиживаться за стенами мне не по нраву! - решительно заявил Данил. - Их надо бить! Турфанг, ты как-то говорил, что способен по грузить в сон десять человек...

- Могу, - кивнул жрец. - Но лучше не десять, шесть. Надежней.

- А сделать так, чтобы в этой шестерке оказались начальники хуридского войска?

- Почему бы и нет? Только сначала я должен взглянуть на каждого из них.

Данил взглянул на командира разведчиков.

- Запросто! - уверенно заявил тот. - Их караулы... Это же смех один, а не караулы. А когда они лагерем становятся... У фарангских крыс больше порядка, чем у этих!

- В общем, пустяки, - резюмировал Турфанг. - Тем более чародея у них уже нет.

- Значит, надо завтра поднимать людей и отправляться, - объявил Данил. - Виг?

- У тебя есть план? - поинтересовался капитан-комендант.

- Есть, - Данил улыбнулся. - Сядем на пардов и ударим. Эдак часика за два до рассвета. Но сначала аккуратно снимем часовых, а Турфанг по заботится о том, чтобы их командующие продолжа ли смотреть свои поганые сны. Как тебе мой план?

Виг посмотрел на Турфанга - жрец подмигнул.

- Годится, - кивнул капитан-комендант. - Только, друг мой, прости, но я уже слишком стар для ночных скачек. Воинов поведешь сам.

Данил с подозрением поглядел на Вига. Раньше конгай подобных заявлений не делал. Но Виг был невозмутим.

- Хорошо, - согласился светлорожденный.

Конечно, он удивился, но не настолько, чтобы искать в предложении скрытый смысл.

- Ну вот, - сказал Виг, когда светлорожденный откланялся, - та самая возможность, о которой ты просил.

- Не я, - возразил Турфанг. - Он.

- Да, конечно. Надеюсь, все пройдет удачно.

- А ты сомневаешься?

Старый воин улыбнулся и покачал головой.

- Из парнишки выйдет отличный Владыка для этой сраной страны, - сказал он. - Хотя я ему не завидую.

- А я завидую, - сказал Турфанг. - Или ты забыл, какая у него невеста? - и рассмеялся. Не очень искренне.

Брат-Хранитель Дорманож проснулся оттого, что в шатре кто-то был. Так и есть: кто-то сидел на подушках рядом с ложем монаха.

"Унгат", - подумал Дорманож, испытывая привычное раздражение, потому что чародей, как всегда, явился в наиболее неподходящее время и прервал столь приятный сон. Теперь Дорманожу совсем не так легко заснуть, как в молодости, а если не выспишься, к вечеру голова станет, как чугунный котел.

- Что на этот раз? - буркнул Дорманож.

Гость промолчал.

Монах высек искру, зажег от трута лучинку, а от лучинки - фитиль лампы. Когда огонек окреп, Дорманож поставил лампу на пол и поднял глаза на незваного гостя...

Это был не Унгат!

На подушке, вертя в руках узкий глорианский стилет, расположился светлорожденный Империи Данил Рус.

- Рад, что ты сохранил его, - спокойно произнес северянин и аккуратно вложил кинжал в кармашек сапога. Дорманож заметил: кармашек оказался коротковат, треть клинка осталась снаружи.

Впрочем, какое это имело значение?

Дорманож покосился на свой меч, лежащий на расстоянии трех локтей от его руки... рядом с ногой пришельца. Не успеть...

- Ты меня убьешь? - хриплым голосом спросил Дорманож.

Светлорожденный чуть заметно пожал плечами.

- Когда-то, - сказал он, - ты предлагал мне поединок. Зажила ли твоя рана?

- Да, - не смея верить в такую удачу, прошептал Дорманож. - Да, зажила.

Данил носком сапога подтолкнул к Дорманожу его меч. Еще мгновение назад Брат-Хранитель и не мечтал о таком, но теперь он решил выжать из ситуации все, что возможно:

- Ты в кольчуге, - заметил он, - а я нет.

- Так надень, - беспечно отозвался светлорожденный.

Никогда еще Дорманож не облачался так быстро. Слава Величайшему! Этот северянин - достойный человек. И к нему следует отнестись, как к воину, а не как к имперской крысе.

- Мы будем драться снаружи, - голос Брата-Хранителя обрел привычную твердость. - Клянусь именем Величайшего, если ты победишь, ни один из моих солдат не причинит тебе вреда. Ты уйдешь свободным!

- Хорошо, - ответил светлорожденный.

Дорманож был неприятно удивлен равнодушием, с которым имперец воспринял щедрость воинствующего монаха.

Светлорожденный поднялся и двинулся к выходу из шатра. Он не боялся повернуться спиной к Дорманожу, и монах почувствовал себя польщенным. Но все положительные эмоции испарились, когда Дорманож откинул полог шатра.

До рассвета оставался какой-нибудь час. Серые сумерки, мутный от утреннего тумана воздух, крохотные капельки влаги - на кирасах, шлемах, клинках... Закованные в сталь конгаи двумя шеренгами стояли у входа. Поверх их шлемов Дорманож видел хуридские шатры, но ни одного воинствующего монаха. Ни живых, ни трупов. Дорманож мотнул головой, отгоняя наваждение, прошептал молитву. Все осталось по-прежнему. Величайший отвернулся от них.

"Проклят тот день, когда мы связались с колдунами, - подумал Дорманож. - Прости нас, святой Туск!"

Имперец сделал знак - и конгаи отодвинулись, освобождая место. Светлорожденный взглянул на Брата-Хранителя и кивнул. Меч монаха взметнулся вверх, когда клинок Руса еще оставался в ножнах. Данил не смотрел на противника. Он глядел на небо, серое блеклое небо Хуриды в мутной пенке облаков. Оно вдруг показалось Данилу близким-близким, а люди - конгаи на мускулистых пардах, монах с вздетым мечом - крохотными куклами на подиуме земли. Оттуда с неба тянулись к ним бесконечные прочные нити. Вот кукла в вороненой кольчуге и коричневых штанах, ниже колен потемневших от росы, засеменила вперед, крикнула что-то невнятное, замахнулась...

Данил, столь же отрешенный, как и мгновение назад, потянул из ножен собственный меч...

Клинок Дорманожа полоснул наотмашь, косо, от плеча вниз...

Рус отклонился не более чем на ладонь - острие прошло в волоске от его груди, - шагнул вперед с поворотом, выдергивая меч из ножен на том же движении, с потягом, продолжая двигаться назад, за спину Дорманожа, провел освобожденным лезвием вагарова клинка по вороту кольчуги Дорманожа. С разнотонным звоном лопнули и осыпались посеребренные колечки, разошлась под плавно скользящим лезвием паутинная ткань подкольчужника, человеческая кожа, напряженная мышца, артерия...

Данил остановился за спиной монаха, а Дорманож по инерции пробежал еще пару шагов, тоже развернулся - кровь тугими фонтанчиками выбрызгивалась из рассеченной шеи, - с удивлением, еще не понимая, что произошло, уставился на светлорожденного, шагнул вперед...

Этим же утром тяжелые всадники урнгриа ворвались в разбитые тараном западные ворота Воркара. Солдаты на стенах сражались вяло. Энтузиазм защитников умеряли тысячи арбалетных стрел и снарядов, выпущенных легкими осадными орудиями противника. И еще - панический страх перед черными доспехами непобедимых урнгриа. Даже воинствующие монахи не проявили ожидаемой удали. Этих, правда, более потрясло даже не вторжение, а противоестественный союз, заключенный Наисвятейшим с проклятыми чародеями. Бессмысленный союз, поскольку явился над Воркаром устрашающий лик Величайшего - и колдуны вмиг утратили силу. А монахи - веру в праведность своего господина, отступившего от заповедей Боговдохновенного Туска.

Воркар пал, почти не сопротивляясь. Если не считать самой цитадели Наисвятейшего. Эти сдались через неделю, когда с юго-востока подошло войско Конга. Последний Наисвятейший Хуриды покончил с собой, приняв тройную дозу "зерен блаженства". Безусловно, приятная смерть. Однако его все равно повесили над дворцовыми воротами. Рядом с бесполезными колдунами. Эти умирали долго. Колдуны, как всем известно, живучи. Даже лишенные силы.

Глава девятая

Тот, кто стоял посреди тронного зала Владыки владык, выглядел юношей. И он был один. Правителя Гурама окружали высоченные телохранители в посеребренных доспехах, справа от его трона расположились самые сильные маги Красной Тверди, слева - Алчущие из Тайдуана, сильнейшие из Алчущих. У тронного возвышения ярились на цепях черные южные кугурры... А ладони Владыки владык повлажнели от страха. Потому что за спиной этого юноши еще не осела пыль, поднятая сорванными с петель золотыми дверьми (каждая створка - в три человеческих роста), недостаточно проворно распахнутыми перед пришельцем, а справа еще дымился, распространяя смрад горелого мяса, скрюченный труп одного из придворных магов (остальные отодвинулись от него подальше), опрометчиво пославшего в пришельца огненный шар.

Взгляд юноши скользнул по окаменевшему под слоем грима лицу Владыки владык и переместился на кучку Алчущих. Тайдуанцы зашевелились. Владыка владык испытал кратковременное облегчение, когда пришелец не удостоил его вниманием, но уже через мгновение волосы правителя Гурама зашевелились под золотой диадемой: Алчущие (Алчущие! Гордые чародеи, презирающие всех и вся, не удостаивающие владык Мира даже поясным поклоном) медленно поднимались со своих мест и один за другим простирались долу перед незваным гостем.

"Меня предали!" - вспыхнуло в раскисшем от страха мозгу Владыки владык.

Но он ошибался. Алчущие не предавали его, поскольку никогда не принимали в расчет интересы Гурама. Только свои собственные. А их собственные интересы недвусмысленно требовали пасть ниц. Ибо в облике смертного юноши пред ними стоял тот, кого боялись сами боги. Настоящий Владыка Владык. Не владык ничтожного Гурама, но Владык самой древней, сокрушенной и несокрушимой Империи Махд-Шагош. Пусть границы ее исчезли, а народы смешались, но главное, Магия, - осталась. И скованный тысячи лет назад хозяин ее возродился и пришел, чтобы повелевать преданными.

Но и Алчущие ошибались. Владыка не собирался повелевать ими. И убивать - тоже не собирался. Он обошелся с ними страшнее. Просто поднял правую руку - и всосал в себя силу распростершихся на полу чародеев. Всю без остатка. А вместе с их силой - и силу тех Алчущих, кто был с ними связан. Поглотил, как поглощает волна брызги и лужицы на береговой скале.

Затем повернулся и вышел.

К немалому облегчению Владыки владык Гурама.

Последний, впрочем, тоже не долго оставался на троне. Спустя час Владыка владык в сопровождении государственной казны и десятитысячной охраны отбыл из столицы. В Хушене становилось слишком жарко: с моря надвигался конгайский флот, а с суши - войско эдзаков. Владыка бежал, утешая себя надеждой, что два захватчика сцепятся между собой. Но он снова ошибся.

* * *

Поток магхаров захлестнул подножие холма. Более проворные прыгуны вырывались вперед. Маленькие нескладные уродцы. Обученный воин запросто прикончит дюжину. Но одна такая тварь способна в считанные мгновения отправить в Нижний Мир дюжину поселян. Поэтому каждый убитый магхар - чья-то спасенная жизнь.

Так думал Нил Биоркит, готовясь умереть. Умирать страшно. Нил знал это, потому что уже умирал. А теперь рядом не было и друга, который опустил бы мертвые веки сына вагара. Впрочем, скорее всего, опускать будет нечего. Лицо магхары точно обгрызут.

Страшно умирать одному. Но еще страшнее умирать напрасно.

"Каждая убитая тварь - спасенная жизнь".

Нил Биоркит, командующий разбитой армии, разминая кисть, крутанул восьмеркой тяжелый, выточенный из хармшаркова бивня меч и приготовился в последний раз встретить врага.

* * *