АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Мы закурили.
-Антон, а что мы дальше делать собираемся?
-В каком смысле?
-Понимаешь, я, пока мы ехали, подумал — а ведь всё что вы, или, вернее, мы сделали пока — это не более чем импровизация.
Я поперхнулся табачным дымом.
-То есть?
-Ну, у вас нет оружия и взрывчатки, и, главное, нет связи.
-Ты думай, что говоришь! — «Интересно, а если ему правду сказать — поверит или нет? Нет, не буду пока». А в слух я продолжил: — Понимаешь, Слава, нас в такой спешке забрасывали и всё, кроме секретных и специальных средств, мы должны были получить в Минске. Но, никто не ожидал, что немцы так быстро кольцо замкнут, так что мы прилетели в Минск, а из него уже прорывались самостоятельно. И контакты наши на республиканский УНГБ были нацелены. Я имею в виду — обеспечение и поддержка.
-Понятно. А что мы на одном месте кружим?
-Поясни, что ты имеешь в виду?
-Ну, я же не дурак, и карту читать умею. Мы около Минска крутимся, хотя могли бы без проблем уйти на север, а потом вернуться. У нас какой–то объект тут?
-Если честно, то да. Гиммлер.
-Кто? — не понял Вячеслав.
-Генрих Гиммлер. Рейхсфюрер СС.
-Кто? — казалось, что глаза Трошина могут выскочить из орбит, так широко он их раскрыл от удивления.
-А ты думал, на что такая группа, как наша, нацелена может быть? На подрыв деревянных мостиков?
Бывший майор явно охренел от нашей скромности — около минуты он беззвучно шевелил губами, не решаясь ничего не сказать. Потом, собрав волю в кулак, спросил:
-А с вами можно?
-А ты — и так с нами. Но, должен тебе сказать — в плен ты теперь права попадать не имеешь. Уж извини.
-Да я понимаю, не маленький…
-Товарищ старший лейтенант, — обратился Трошин ко мне. — Могу я вам задать один важный вопрос?
Чем–то именно эта нерешительность, с которой бывший майор спрашивал, заставила меня напрячься:
-Да, Вячеслав, слушаю тебя.
-Понимаете, — говоря это, он мялся и подбирал слова, — я все–таки в Красной армии уже больше десяти лет. И многое повидал. Приходилось и с осназом общаться, но вот только такого, как в вашей группе, не видел ни разу.
-И что тебя смущает? Подготовка? Или ещё что?
-Да нет, то есть и подготовка тоже. Понимаешь Антон, есть у меня ощущение, что вы какие–то другие, не такие как осназовцы, с которыми я общался. У вас не только подготовка и приемы своеобразные, но и разговоры какие–то необычные, а про тактику я и не говорю. Я просто до встречи с вами не представлял, что кто–то может сознательно в одиночку на взвод НАПАДАТЬ! А снаряжения как у вас, я вообще в жизни не видел!
-Эх, знал бы ты, Слава, сколько ты еще в своей жизни не видел, что мы повидали, — ответил я и с грустью в голосе добавил: — Да и не увидишь, скорее всего.
Вячеслав изобразил на лице непонимание.
-Понимаешь, мы не просто разведывательно–диверсионная группа. Мы … группа с п е ц и а л ь н о г о назначения.
-Не понимаю… А осназ — это «особого назначения», и что? — сказал, и посмотрел мне в глаза.
В этом взгляде не было недоверия, в нем было непонимание. Примерно, как у ребенка, который видит сложный и непонятный механизм, но никак не может сообразить, как и почему все это работает. Вроде и не должно, а работает.
Я помолчал несколько секунд, а затем, оглядевшись по сторонам, положил руку Трошину на плечо и произнес:
-Слава, я же тебе уже рассказал про наше основное задание…
-Да, такое разве забудешь.
-Ну, так вот, — я понизил голос до трагического шепота, — Нашу группу готовили в строжайшей секретности ещё задолго до войны. И действовать мы должны были не здесь, аТ А М.
Трошин пристально смотрел на меня, и, казалось, даже не дышал. Мне было видно, что он понимает важность момента. То, что сейчас его приобщают к чему–то очень серьезному и очень важному. Приоткрывают перед ним завесу секретности и таинственности, тем самым, признавая в нем если не равного, то достойного это услышать.
-Мы первая и единственная группа нового образца. Такая, которой в нашей стране больше нет, — я глубоко вздохнул, и продолжил. — И может больше в ближайшие лет десять не будет. Нас готовили для заброски в Англию или САСШ. Поэтому и снаряжение у нас такое необычное, чтобы если вдруг даже погибнет кто, или захватят враги вещи, человека или оружие не смогли догадаться, кто мы и откуда. Ты смеяться будешь — у нас даже носки и трусы не такие. Закупали всё за границей. И одежду на заказ шили. Что уж тамговорить про рации и прочую мелочь. Язык английский почти все знают в совершенстве. Только вот Тотен — по немецкому специалист. Повезло нам с ним. Его для работы на территории Германии готовили, а мы вот шли с английским уклоном. Нас должны были туда в конце лета забросить, да вот война началась с немцами. Пока то, пока се, а фашисты уже к Минску подошли. Вот тут про нашу группу и вспомнили. Собрали всех, кто под рукой был, засунули в самолет и отправили сюда. То, что при нас — это, так сказать, личное оборудование. А остальное, штатное для осназа, снаряжение, пароли, продукты мы должны были в городе получить. Только вот пока прочухались наши командиры в Москве, немцы уже Минск взяли. Основное задание насчет Гиммлера нам по рации передали.
Понимаешь, тут какое дело. Рация наша коротковолновая принимать сообщения может, а вот сетку для обратной связи нам не дали — в Англии этим другие люди заниматься должны были. Чуть ли не через объявления в газетах шифровки отсылать. А без сетки нас никто и не послушает. Перемудрили, понимаешь, с секретностью. Мол, запеленгует передачу противник и вычислит место нахождения группы. Так что задание на уничтожение Гиммлера мы получили, а теперь вот думаем, как выполнять будем.
-Товарищ старший лейтенант, а вы там, за границей были?
-Бывал.
-И как там?
-Да как тебе сказать, — я пожал плечами — дороги лучше, а народ другой. Не скажу, лучше или хуже. Совсем другой. Большинство тех же англичан, для тебя, как яблоки червивые будут. С виду вроде и хороший человек, а нутро–то у него с червоточиной.
-Значит, вашу группу в Англию забросить хотели — уже сам для себя повторил Трошин.
-Теперь, Слава, — посмотрел я в глаза бывшему майору, — слушай сюда. Если ты хоть слово кому скажешь — извини, но я сам твой язык отрежу. Голыми руками оторву, и хорошо, если не вместе головой.
-Антон, я — не подведу! — тихо и торжественно сказал Вячеслав.
………………..
Начальнику оперативной группы YYY унтерштурмфюреру СС Бойке.
Хайль Гитлер!
Во исполнение Вашего указания от 18 июля 1941 г., и в дополнение предыдущего рапорта следственной группой был проведён осмотр места боестолкновения патруля полевой жандармерии у деревни Мочаны.
По свидетельству членов отряда вспомогательной полиции, бывших свидетелями нападения, неизвестные переправлялись на пароме через реку Вяча, когда со стороны Острошицкого Городка к переправе подъехал патруль полевой жандармерии в составе фельдфебеля Зирта и унтер–офицеров Боске и Вайтрауфа. Поскольку преступники были одеты в форму военнослужащих вермахта и передвигались на мотоцикле немецкого производства, патруль был введён в заблуждение, что позволило нападавшим приблизится на дистанцию около 50 метров. Неизвестными был открыт огонь из автоматического оружия советского производства и винтовки «маузер» (протокол осмотра места происшествия прилагается). Сотрудник вспомогательной полиции Синяев, выполнявший обязанности паромщика, прыгнул в реку и вплавь добрался до берега, но был застрелен преступниками из винтовки. После огневого нападения неизвестные захватили мотоцикл и тела сотрудников полевой жандармерии и скрылись в направлении села Галица.
Из–за внезапности нападения и огневого превосходства нападавших, преследование их силами вспомогательной полиции организовано не было.
Тело унтер–офицера Вайтрауфа было обнаружено на обочине дороги в 800 метрах севернее села Галица в результате прочёсывания, проведённого 14 июля. Тело сильно изуродовано и документы отсутствовали. Опознание проведено по личному медальону. Экспертизой установлено, что Вайтрауф был убит выстрелом в сердце из стандартного карабина «Маузер 98к». Пуля прошла навылет и найдена не была, что указывает на то, что выстрел был произведён с близкого расстояния. У унтер–офицера сильно повреждены лицевые кости и свод черепа, а также сломано несколько рёбер и грудина. Повреждения нанесены сильными ударами твёрдым тупым предметом. Сильное засорение ран частицами грунта указывает на то, что тело Вайтрауфа долго волочили по земле, возможно — за мотоциклом.
Есть основания предполагать, что к унтер–офицеру Вайтрауфу были применены пытки.
Тела фельдфебеля Зирта и унтер–офицера Боске найдены не были, возможно, они были ранены и захвачены противником в плен. Приметы пропавших военнослужащих переданыв подразделения полиции и полевой жандармерии.
Выводы.
С большой долей вероятности мы имеем дело с той же группой сотрудников НКВД, поскольку место происшествия располагается в районе одного из предполагаемых маршрутов этой группы. Дерзость нападения и скорость, с которой проведена операция, похожи на почерк диверсионной группы, действовавшей в предыдущих эпизодах. Возможно, что чины полевой жандармерии столкнулись с разведывательным дозоромэтой группы.
Заключения специалистов, протоколы вскрытия и акты криминалистических исследований прилагаются.
Штурмфюрер СС Вайдеман
…………………
После утренней побудки я подошёл к Фермеру и рассказал про ночной разговор. Командир поблагодарил меня, после чего позвал Бродягу, и они минут пятнадцать о чём–то шушукались в импровизированном «штабе».
А сразу после завтрака командир построил весь отряд, причём разделил всех присутствующих на две группы: «котов» и всех остальных, и обратился к окруженцам с короткой, но прочувствованной речью:
-Товарищи бойцы и командиры, возможно у многих из вас есть вопросы к представителям нашей группы. Предлагаю задать их сейчас, а не шептаться по углам. При возникновении каких–либо вопросов в дальнейшем прошу обращаться к комиссару отряда, капитану госбезопасности товарищу Бродяге, — и он указал рукой на Шуру.
-Товарищ полковник, — Несвидов обратился к Саше, используя армейское звание, — какие могут быть у нас вопросы? Вы — секретная группа! Нас выручили и к делу приставили, так что же нам роптать–то?
Судя по реакции бойцов, сержант говорил от лица большинства. «Мутный» танкист, так грамотно обработанный старым опером, молча переминался с ноги на ногу.
Бухгалтер же стоял с видом значительным и понимающим, но с репликами не лез.
Тут руку поднял боец Кудряшов, он же — Дед Никто:
-Товарищ майор госбезопасности, а нас вы рациями пользоваться научите?
-А зачем это вам, боец? — вопросом на вопрос ответил Фермер.
-Ну… На всякий случай… Если вдруг радиста… с радистом что случиться… — замялся Кудряшов.
-Я потому с вами и разговоры разговариваю, чтобы не случилось этого «всякого случая». Чтобы не попёрся никто в деревню молочка попить или, там, девку пощупать, или ещё, какую глупость не учинили. Ясно?
-Да! — нестройно ответили окруженцы.
-Тогда объявляю распорядок дня! В девять ноль ноль — занятия по стрелковой подготовке. Ответственный — товарищ капитан, — кивок в сторону Бродяги. — В десять тридцать занятия по рукопашному бою. Ответственный — товарищ старший лейтенант, — это уже мне. С полудня и до тринадцати ноль ноль — занятия по минно–взрывному делу. Старший — товарищ Казачина. У вас есть пятнадцать минут личного времени. Разойдись!
Когда окруженцы выполнили приказание и отправились восвояси, командир собрал всех членов команды в кружок и рассказал о придуманной мною легенде. Бродяга добавилнесколько комментариев, потом мы немного поспорили о том, нужно ли посвящать кого–нибудь в наше иновременное происхождение, и решили, что пока не стоит умножать сущности.
Потом все разошлись по своим делам, а меня Фермер оставил, на «поговорить».
-Как считаешь, «съел» Бухгалтер дезу или как?
-Я думаю, что «съел», и потом — участие в таком мероприятии для него — отличный шанс реабилитироваться за прошлое. Так что при смешении личного и общественного должен хороший результат получиться. Да и не глупый он мужик.
-Ну, я ещё Шуре поручил его как следует прощупать и подписку взять. А для тебя на ближайшую неделю, если не считать занятий по рукопашке, задание одно — вспоминать. Что хочешь делай — водку пей, комсомолку соблазняй, на дереве вниз головой виси, но постарайся вспомнить максимум информации. Понял?
-Да, Саш, понял. — Просто ответил я, но потом, желая разрядить обстановку, добавил. — Ну, давай коньяк, и я к комсомолке пошёл — будем на дереве вместе вниз головой висеть! — за что тут же получил от командира подзатыльник
…………………….
За почти два часа, прошедшие до «моей» тренировки, я так ничего внятного и не вспомнил, зато хорошо завтрак усвоил и, даже, подремал минут пятнадцать. Так что к занятиям я приступил свежий и относительно бодрый.
На небольшой прогалине выстроились в шеренгу не только почти все окруженцы, но и Док с Казачиной.
-Ну что же, товарищи, приступим! — и я машинально поклонился ученикам.
Глаза некоторых, например, сержанта Коли Юрина, удивлённо округлились. Чтобы пресечь ненужные кривотолки я откомментировал:
-Сержант Юрин, что вы на меня так вылупились?
-А поклонились вы нам зачем, товарищ старший лейтенант?
-В странах Дальнего Востока так принято. Кланяясь, я показываю моё уважение к вам и благодарю за то, что выбрали меня своим учителем. Вы же должны поклониться в ответ.
Сержант, а за ним — и остальные молча поклонились.
Начал я с короткой, минут на пятнадцать разминки, во время которой показал бойцам, как разминаться без лишних движений: стоя, сидя и, даже лёжа.
Затем я продемонстрировал два простейших освобождения от захвата руки и прямой удар кулаком.
«Гусиная лапка» была воспринята легко, а вот с «вращением локтя наружу» пришлось помучаться. Для правильного и эффективного выполнения этой техники необходима согласованная работа рук и ног, а у моих сегодняшних учеников с этим было плоховато.
-Сержант, — обратился я к Несвидову, сосредоточенно пытавшегося выкрутить руку Доку, — вы косить умеете?
-Да, товарищ старший лейтенант, — ответил запыхавшийся Емельян.
-Представь себе сержант, что тебе косить надо, только руками…
-Как это?
-Без скручивания корпуса и шагов, — и я показал, как придётся косить Несвидову. — Ну и много ты так накосишь?
-Дак, с мышкин… хвостик.
-А здесь почему корпус и ноги не используешь? Вот смотри. — И я продемонстрировал на Доке, как нужно правильно выполнять приём. Невзирая на то, что Серёга весит килограммов на двадцать больше, его ножки оторвались от земли, и он улетел метра на полтора.
-Осторожней ты, шаолиньский монах! — провыл Серёга, поднимаясь с земли. — Вот ранят тебя в следующий раз, посмотрю, как ты завоешь, когда я поломанными тобой руками буду у тебя в ляжке ковыряться.
-Извини, доктор, я же мягко.
-Мягко, но больно… Чуть руку не оторвал! — и Док демонстративно потёр правую руку.
-Емельян, вы поняли? — обратился я к Несвидову, не обращая внимания на фальшиво ноющего Дока.
-А помедленнее можно, товарищ старший лейтенант? А то вроде что–то такое уловил, но…
-Тогда на тебе покажу.
Когда я скрутил сержанту руку, тот напрягся и попытался сохранить равновесие. «Здоровый мужик! На натурпродуктах вырос, да ещё в деревне!» — подумал я, а вслух сказал:
-Видишь, одними руками даже у меня не выходит! А теперь добавим ноги… — и я сделал маленький шажок левой и перенёс на неё вес тела. Взвыв, Несвидов, крутанулся в воздухе и мешком рухнул на землю.
-Понял теперь? — я протянул руку, помогая ему встать.
-Ага.
Когда показанные приёмы были повторены раз по пятьдесят, настала пора для более сложных действий — связок «атака–защита–контратака». Вот тут–то «ученики» и взвыли. Минут через пять у половины от ударов оппонентов распухли и покраснели носы. «Торопятся, голубчики».
-Так, снизили темп! Чернов, ну что ты лупишь, как будто на чемпионате Союза в финале? Спокойней! Кудряшов! Денис! Ты куда смотришь? Ну кто же глаза при атаке закрывает?!
Под такие подбадривающие окрики отработка приняла хоть сколько–нибудь упорядоченный характер.
-Товарищ старший лейтенант, можно вас? — окликнул меня Юрин.
-Что «можно»? Ударить? Говори чётче!
-Подойдите, пожалуйста.
Когда я подошел партнёр Юрина, Сомов, один из тех молодых артиллеристов, что присоединились к нам на первой смолокурне, нерешительно переминался с ноги на ногу, щеголяя расквашенным носом, и исподлобья глядя на нас.
-Вот, товарищ старший лейтенант, полюбуйтесь… — начал сержант, — пока он нападал, всё было ещё более–менее, а как я начал — так полный кавардак выходит! Как ни ударю — так всё время ему в нос попадаю. Он что, специально.
-Вас Пётр, кажется, зовут? — обратился я к Сомову.
-Да, — буркнул он.
-Что такое с вами?
-Не могу понять, тащ старший лейтенант, что делать. Вы вроде, всё понятно объяснили, а я смотрю на то, как тащ сержант бьёт, и не понимаю, чего мне делать–то надо. Ну, точно баран на новые ворота.
-Сомов, а ты комаров когда–нибудь ловил? — сменив тональность, огорошил я его вопросом.
-Чо?
-Я говорю, комаров когда–нибудь ловил? Не бил, а ловил… Ну, в детстве там?
-Да.
-Вот и представь, что рука товарища сержанта — это комар, которого поймать нужно, и лапки оторвать.
Я попросил Юрина ударить и показал, как ловят «комара».
-Вот так, боец. Попробуй. И не сдавайся так быстро — аналогии придумывай.
-Что придумывать?
-Примеры. Вроде как я сейчас тебе объяснил…
Юрин заинтересовался:
-А вот руку мы, когда выкручиваем, так там движение навроде того, когда бельё мокрое выжимаешь, так?
-Да, верно подметил. Если так к вопросу подходить — многие вещи проще получаться будут. Ну, как будто ты не руку ломаешь, а палку сухую, не от удушения уходишь, а черезокошко маленькое пролезаешь… Художественно к вопросу подходить надо.
Я отошел в сторонку и присел на брёвнышко, всё–таки раненая нога давала о себе знать. «Как баран на новые ворота» — отчего–то эта фраза засела в голове. «Как баран… как баран… бараны, барашки… Барановичи… А при чём здесь Барановичи, а? Да ни причём… Из Барановичей в Слуцк. Что за хрень? А Слуцк, откуда взялся? Из Барановичей в Слуцк, Из Барановичей в Слуцк» — завертелось в моей голове на мотив детской песенки «Учат в школе, учат в школе, учат в школе!».
Внезапно я понял, что напеваю на этот мотив следующую песенку:
«Из Барановичей в Слуцк,
Из Барановичей в Слуцк,
Едет Гиммлер, едет Гиммлер
Едет Гиммлееер…»
……………………….
Вспоминает гвардии полковник Трошин В.С.
Чему ещё учили? Драться учили… На совесть. Инструктором у нас старший лейтенант Окунев был. Мы с Антоном сдружились. Он мужик весёлый был. Помню, как он постоянно нас подкалывал и передразнивал, когда кто–нибудь, вместо того чтобы делом заниматься болтал, или не выходило у кого–то, но не по неумению, а из–за невнимательности или лени.
Перемещения у меня как–то не выходили, так он подошел, шаг этот хитрый показал. А потом смешно раскорячился и спрашивает:
-Как я делал, видел? А так ты шагаешь.
И не поверите, я все свои ошибки сразу увидел. Он просто каждую ошибку чуть выпятил. Совсем чуть–чуть, но они сразу заметны тебе становились. Если у тебя нога вихляется — то у него трястись будет так, будто чарльстон он танцует. Ты руку выше, чем надо поднял — он в пионерский салют свою стойку превратит.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 [ 27 ] 28 29 30
|
|