просит подстраховать.
Не сговариваясь закурили.
- Куда рулить? - спросил Карташов, когда они уже сидели в машине.
- Поезжай пока прямо...
У очередного светофора, Карташов спросил:
- Скажи, Саня, когда мы на Учинском водохранилище были...Точнее, когда
отрывались от милицейского "уазика", помнишь?
- Еще бы!
- Тогда ответь - зачем ты выстрелил по нему из гранатомета? Там же были
такие же, как мы с тобой, ребята...
Одинец как каменный божок сидел неподвижно, но судя по происшедшей в
лице перемене, этот вопрос застал его врасплох. Запоздало он пожал плечами и
Карташов понял: все, что бы он не сказал, будет далеко от правды.
- Не хотелось в ту летнюю ночь кукарекать за решеткой.
- Но мы же явно от ментов отрывались.
- Да перестань ты скоблить мне по совести. У меня совести давно уже
нет.
- Врешь, Саня, не в совести дело...
- Отрывались не отрывались...Да, мы явно отрывались, а я явно промазал.
Есть еще вопросы? А если бы не видел, что отрываемся, будь спок, вмазал бы
по фарам и глазом не моргнул... Сейчас - налево и дуй до четвертого
квартала, а там посмотрим...
Одинец был раздражен. Зырнув на Карташова, сказал:
- А почему ты не льешь слезы по тому факту, когда мы, выручая тебя,
палили из автомата по живым ментам?
Карташов выбросил через форточку окурок, сплюнул...
- Я вас об этом не просил...Каждый должен идти своей дорогой.
Они прибыли к шапочному разбору. Возле гостиницы "Царская невеста" уже
стояли милицейские машины, две "скорые", однако ни Блузмана, ни машин
третьей московской станции неотложной помощи здесь не было. И много зевак.
Они наблюдали за тем, как санитары выносили из ресторана участников
перестрелки.
- Не везет Таллеру, - отстраненно сказал Одинец. - Фирма в долгах, и,
наверное, скоро и мы с тобой вместе с Татарином пойдем побираться. - Он взял
трубку и набрал номер. По всей видимости, звонил Броду. После отрывочного
разговора обрадовал:
- Сегодня, Мцыри, мы можем быть свободны. Приедем домой, сыграем в
нарды...на лобио и бутылочку "Армянского коньяка". Все это есть в
"Арагви"...
- Я не против, только сделаем мы это после того, как отвезу Броду
продукты. Сейчас заедем в рыбный магазин и посмотрим кильку в винном
маринаде...
Темная страсть
Перед самым утром Таллеру приснился сон: во что бы то ни стало он
пытается добраться до лежащей на огромной кровати Элеоноры, но никак не
может это сделать - запутался в одеяле. Он уже готов к сексуальным подвигам,
видит ее красивое лицо, раскиданные по голубой подушке черные волосы,
ощущает тонкий туман комбинации, под которой угадываются шоколадные холмики.
И когда он почти выпутался из одеяла, услышал яростный звон будильника.
Вставать не хотелось - реальность омерзительна, будущее неопределенно.
Однако он нашел в себе силы подняться и пойти в ванную комнату. Он долго
стоял перед зеркалом, рассматривая свое отражение. Перед ним был смуглый тип
с обильно растущей на продолговатом лице растительностью, вьющимися, немного
посеребренными сединой волосами, некрупным с изгибинкой носом и черной
щеткой усов. Он оскалился - зубы в полном порядке, только немного покрылись
налетом желтизны. От табака. Поморщился - собственное лицо ничего кроме
рвотного позыва у него не вызывало.
Начал вспоминать вчерашний день. Смутно - звонок из Риги, напористый
тон Фоккера, никчемный разговор с Бродом, поручение охраннику..." Какая же
ты сволочь, моя дорогая Нора", - произнес вслух Таллер и вытащил из гнезда
туалетной полки зубную щетку.
Все осточертело. Нечаянно задел щеткой задний зуб, который начал
крошиться. Он сплюнул и увидел в раковине кровь. "Не хватало мне только
парадонтоза", - пронеслось в мыслях и он еще больше ощутил нелепость жизни.
Но когда умылся, окатил тело холодным душем, побрился и освежился
французским одеколоном "Золотой облонг", настроение заметно улучшилось.
Однако не надолго. Когда он позвонил в магазин и там сказали, что Элеонора
уехала на базу, Таллер почувствовал себя круглой сиротой. Он сделал еще один
звонок - директору магазина, где работает Элеонора, но того тоже не
оказалось на месте. Он даже ощупал себе темечко - не выросли ли там рога...
Кое-как перехватив бутерброд с кофе, он спустился вниз и велел шоферу
отвезти к ней домой. Открыв своим ключом дверь, он почувствовал пустоту
жилища, в котором еще витали ее запахи.
Таллер уселся на диван и вперился взглядом в темный экран телевизора.
Беспорядок, царящий в комнате, его не удивил - он давно к нему привык. На
трюмо валялись щипцы для укладки волос, дотронулся - еще теплые. Тут же, в
разорванном пакете, лежали тампексы, янтарная брошь, тюбики с кремом и
пустой, из-под ресниц, черный футлярчик. А на столе тоже черт ногу сломит:
аудиокассеты вперемежку с апельсиновыми корками, смятая пачка сигарет,
пустые стержни от шариковой ручки.
Он перевел взгляд за окно, где сквозили скупые осенние лучи солнца и
где набирали краски старые клены. Пейзаж за окном был ничуть не веселее
пейзажа, царящего у него в душе.
Когда он окинул взглядом стены и увидел на них картины, которые он ей
дарил по разным поводам, его охватила лютая злоба. Он решительно вскочил с
дивана и сорвал с гвоздя самое большое полотно и, бросив на пол, стал
топтать его ногами. Это был его подарок на ее двадцатилетие. Но рама, хоть и
не очень массивная, однако ломаться не хотела. Нога все время с нее
соскальзывала и в какой-то роковой момент он больно ударился щиколоткой об
острую кромку дивана.
Он был на грани бешенства. Схватив из-под кресла трехкилограммовую
гантель, он ударил ею по видеомагнитофону - подарку на 8-е Марта, затем
вдребезги разлетелся экран телевизора "Фунай", появившегося здесь на десятый
день их знакомства. Индийская ваза, в которой черт знает с какого времени
торчат засохшие розы, полетела в трюмо и косые, длинные трещины исказили ее
глянец.
Он бил, крушил, испытывая мстительный восторг. Не пощадил и хрустальную
люстру - его подарок в день именин Элеоноры.
Таллер выскочил на кухню и хотел было приняться за полку, на которой
стояли два сервиза из китайского фарфора, но в этот момент почувствовал
дурноту и резкую, колющую боль в груди. Внезапный задых осадил его. Казалось
в бронхи кто-то залил расплавленного гудрона. Словно пьяный, дотащился он до
дивана и суетливо стал доставать из кармана нитроглицерин. Лег, вытянул
ноги, откинув голову на валик. "Сейчас, наверное, помру", - предположил
Феликс Эдуардович и эта мысль показалась ему в чем-то даже привлекательной.
Однако, немного полежав и ощутив, как лекарство начинает приводить в порядок
сосуды, Таллер решил пока не умирать. Сунув в рот сигарету, он приподнялся и
дотянулся до телефона. Набрал ЕГО номер - подозреваемого совратителя его
Элеоноры. И вопреки ожиданиям, голос оказался мягкий и даже с оттенком
любезности. Переспросил - с кем имеет честь...И когда Таллер убедился, что
попал на ТОГО, кто посягнул на его любовь, выдал все, что его мучило и
терзало последние дни. А в ответ - тишина. Мелодраматическая пауза, после
которой последовал обвальный вопрос: "А что ты, собственно, от меня,
труповоз, хочешь?"
Таллер от таких подлых слов потерял дар речи, что ему в общем-то было
несвойственно. Оказывается, Элеонора, предала его по всем статьям, затронув
служебную сферу деятельности. "Ах, ты, курица безмозглая!" - ругнул он ее
всуе, а на вопрос ответил вопросом.
- Ты что же, парень, хочешь в моей спальне открыть пантокриновую
фабрику?
Феликс Эдуардович просто хмелел от ярости и слепой ревности.
- Ответь, гусь, я твою любимую женщину хоть раз пытался трахнуть? -
орал он в трубку. - Так почему же ты, грязный лавочник, лезешь к моей
женщине? Предупреждаю: еще раз засеку, отправлю на секционный стол.
- Ты где, каплун, находишься? - в свою очередь поинтересовался завмаг.
- Если такой храбрый, давай встретимся и один на один выясним отношения.
- Я тебя сам найду в нужном месте и в нужное время, - Таллер кинул
трубку на аппарат.
Закурил. Вытащил из-под стола бутылку коллекционного французского вина,
которое он привез из Парижа. Обыкновенный портвейн, только слаще и отдает
шоколадом. Но после нескольких затяжных глотков, по жилам побежали теплые
чертики. Поставив бутылку рядом, он снова лег на диван и начал представлять
из себя жертву Холокоста. Он был полон решимости дождаться вертихвостку и
насладиться мордобоем.
Однако, вопреки его ожиданиям, Элеонора явилась раньше обычного. Бросив
на стол сумку и, не обращая внимания на разгром в доме, она подбежала к нему
и уселась рядом. Погладила по щеке, наклонилась, чтобы чмокнуть. И тут он
уловил те самые запахи, которые исходят от женщины, недавно оторвавшейся от
любовника. Вокруг нее парило облачко ее духов, к которым примешивались
чужие. Мужские, и запах коньяка, и едва ощутимый сигаретный дымок в
волосах...
- Где ты была? - задал он вопрос, который со дня сотворения мира задают
все рогоносцы. Он взял ее за роскошные каштановые волосы и притянул к себе.
С улыбкой Монны Лизы, со спокойствием человека, стоявшего на исповеди,
она стала выкручиваться. А он видел, как полыхает в ней ложь и выкрутасы,
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Распопов Дмитрий
Каменистый Артем